«О Таинстве соборования». Священник Константин Кокора

У нас в гостях был клирик Крестовоздвиженского храма в Митине священник Константин Кокора.

Мы размышляли с нашим гостем о значении и смыслах Таинства Соборования.

Указом Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла № У-02/158 от 15 октября 2024 года иерей Константин Кокора запрещен в служении сроком на три года.

М. Борисова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова. И сегодня у нас в гостях клирик Крестовоздвиженского храма в Митине священник Константин Кокора.

Свящ. Константин Кокора

— Здравствуйте, Марина. Здравствуйте, радиослушатели.

М. Борисова

— Отец Константин, поскольку мы с вами встречаемся на просторах Рождественского поста, а многодневными постами у нас в Церкви по традиции совершается Таинство елеосвящения или, как его в простонародье называют, соборование, хотелось бы поподробнее поговорить о том, что же это такое. Потому что, мне кажется, что у очень многих православных верующих, даже таких прихожан вполне церковных, есть некоторые, может быть, превратные представления и о смысле этого Таинства, и о его действиях. То есть, мне кажется, что есть такое отношение как бы немножко магическое. Так что, мне кажется, надо бы поподробнее разобраться, что же это за Таинство такое, о котором мы так мало знаем.

Свящ. Константин Кокора

— Елеосвящение, или по-другому миропомазание, Таинство, о котором говорится в одном из Евангелий о том, что Господь даёт силу исцелять людей. Когда апостолы идут и проповедуют, они мажут маслом людей вот этих недужных — и те исцелевали. В Евангелии от Марка это сказано. Мы не знаем, говорится здесь о Таинстве или это некий прообраз Таинства, но абсолютно точно апостол Иаков в своём Послании пишет о практике, которая была распространена уже в его время. Когда человек болел — собирались пресвитеры. Это очень важно — что они приходили домой к болящему, молились над ним. Соответственно, вот это Таинство уже каким-то образом происходило. И дальше человек, как сказано там, если он согрешил, то ему простятся грехи. И вот молитва праведного имеет огромную силу, то есть молитва тех людей, которые за него переживают.

М. Борисова

— Но у нас всё гораздо проще происходит. Обычно у нас на каком-то стенде, где вывешиваются приходские объявления, появляется объявление, что в нашем храме такого-то числа в такое-то время будет совершаться Таинство соборования — можно записаться за свечным ящиком всем желающим. И дальше, собственно, вот люди приходят, записываются. Потом приходят в церковь в назначенное время, становятся рядами, не очень понимают, что происходит. Ходят там священники, что-то происходит — не всем видно, если много людей собираются, то не всем видно, что происходит, что там за столик, что на этом столике лежит и стоит, почему все со свечками, что там за палочки. И к этому относятся философски, потому что принято считать, что это такое лекарство.

Свящ. Константин Кокора

— Да, и лекарство, и знаете, на мой взгляд, это Таинство, которое требует от человека наименьших усилий. То есть ты ничего не произносишь, ну или там поёшь: «Исцели меня, Боже, исцели меня, Владыка, исцели меня, Святый». Ты называешь своё имя в нужный момент этого Таинства. И акценты смещаются — люди думают: главное, чтобы меня помазали. Ещё все считают: «Батюшка, не ошибитесь. Если восемь раз, то всё обнуляется — придётся снова мазать», — я так шучу с прихожанами. Но на самом деле акцент-то другие, что мы слышим Писание о том, что мы ощущаем свои грехи. Ведь мы говорим об исцелении и о прощении грехов, которые могли привести к болезни. То есть мы буквально нуждаемся в этом Таинстве. А часто бывает, что человек реально не нуждается как бы. Он, как вы сказали, просто приходит по объявлению. Он, может быть, и здоров, или он нездоров, но это не ощущает. Но как бы вот: почему бы не попробовать это? И, конечно, вот именно это Таинство по большей части как раз, к сожалению, профанируется. Поменять эту ситуацию, наверное, могли бы какие-то миссионерские ходы. Вот у нас на приходе при предыдущем настоятеля установилась такая замечательная практика, я считаю, миссионерских соборований. Когда мы в начале Таинства соборования говорили проповедь, что мы здесь будем делать, какой смысл этого Таинства, что сейчас от людей самих требуется. Что люди, вообще, должны молиться в это время, а не просто ждать, пока священник подойдёт, или когда всё это закончится. Дальше после первого евангельского чтения произносилась проповедь, после второго, третьего — и так до конца службы. И в конце уже результирующая проповедь о том, что сейчас мы с вами, поучаствовав в этом Таинстве, должны его продолжить, то есть должны поисповедоваться, покаяться в грехах, должны причащаться Святых Христовых Тайн.
И делать это регулярно, а не раз в год, просто пособоровавшись. Потому что у людей ещё такая есть распространенная мифологема, что прощаются забытые грехи. Как бы люди приходят и думают: ну, сейчас у меня всё обнулится, я вроде как всё забыл, ничего не чувствую, и сейчас Господь всё почистит, и можно опять год как бы вот сюда не приходить. Поэтому об этом тоже нужно говорить — что такое грех, как человек его сам осознаёт, кается ли он в этом или не кается. Потому что ничего механического в Церкви не происходит. И «автоматом» так как бы зачёт не получится заработать. И, конечно, здесь задача священника уже объяснить, провести катехизацию. Вот мы с вами говорим о том, что катехизация перед крещением появилась у нас. Слава Богу, что установилась эта традиция. Правда, не везде она исполняется должным образом. Или мы, например, не всех причащаем. Мы сначала говорим, что надо исповедоваться, или выяснить, как человек к этому Таинству относится. Но перед соборованием, которое гораздо реже происходит, мы почему-то редко что-то вообще объясняем, говорим и каким-то образом научаем людей. Это тоже очень жалко.

М. Борисова

— Ну, возможно, если выстроить логическую цепочку, то забытые грехи и прощаются по молитвам собравшихся и священников, и прихожан. Дело в том, что если человек вначале поисповедовался, потом соборуется, а после этого предполагает подойти к Причастию, то, наверное, этот процесс, вот такой вытянутый в цепочку, приводит к тому, что какие-то действительно забытые или непрочувствованные как грех грехи действительно и выплывают наружу, и вычищаются — просто в силу того, что человек в очень серьёзном таинственном движении находится. Мне так кажется. Может быть, я ошибаюсь?

Свящ. Константин Кокора

— Нет, вы правы в том смысле, что я не забываю об этих грехах, и вот Господь Сам их прощает, а то, что я о себе мало чего могу сказать, кроме того, что я сказал на исповеди. То есть я пока что-то не чувствую и не ощущаю это как грех, не вижу за собой каких-то прегрешений. Но я понимаю, что, конечно, много чего есть. У меня был такой случай, когда я совершал Таинство соборования и одному из алтарников рассказал как раз о том, что прощаются не забытые грехи, а обновляется сама природа человека, исцелевается, и человек начинает видеть в себе то, что он раньше мог не видеть. То есть он видит вот эту цепочку — грех, болезнь, смерть. И он говорит, что «представляешь, я пособоровался и вспомнил грех, о котором вообще просто начисто забыл». И он его сразу исповедовал — он прям подошёл после Таинства. То есть очень важно еще исповедовать дальше это всё, а не просто как бы думать, что Господь это простил. Поэтому само соборование требует некоего продолжения, восполнения в других Таинствах, как я сказал.

М. Борисова

— Мне кажется, что если мы видим очень часто в храме людей, особенно новоначальных, которые стоят там с телефоном, следят по тексту богослужения, чтобы понимать. Я не видела никого с телефоном во время соборования. А ведь там как раз очень много текста, который надо бы понимать. Вот было бы хорошо, если бы вы рассказали поподробнее, что же за тексты там читаются вот эти семь раз — семь чтений.

Свящ. Константин Кокора

— Да. Там основная часть богослужения — это повторяющиеся молитвы, которые читает священник. И эти молитвы, на самом деле, если вот посмотреть историю этого Таинства, они читались над одним человеком семью священниками. То есть каждый день к больному приходили. Это ещё, можно сказать, выездное Таинство, то есть не человек приходит в церковь, как у нас сейчас, а наоборот: Церковь приходит к болящему, который не может сам дойти до храма. И поэтому каждый день новый священник читал эту молитву, мазал в свою очередь больного и читал Евангелие и Апостол. Эти молитвы говорят, которые вот эти вот повторяющиеся, об исцелении души и тела человека. То есть здесь очень важно прочувствовать эту связь, во-первых, между душой и телом. То есть, если болеет душа, тело очень часто болеет. Насколько это так связано с психическими болезнями, когда тело отвечает на эти болезни. О том, что мы сами себе можем вредить, так или иначе греша, и тем самым вызывая болезнь. Дальше очень важно проследить связь между болезнью и смертью — о том, что каждый грех ведёт к смерти, о том, что каждое наше недолжное действие, мысль, чувство фактически ведёт к духовной какой-то смерти. И даже если мы телесно можем быть очень здоровы, то душа наша может быть совершенно вот нездоровой. Мы говорим об исцелении как о возвращении человеку его исконного вида.
Знаете, меня, когда я совершаю соборование, иногда прям посещает мысль, что это как сотворение, новое творение. То есть мы мажем вот этим освящённым елеем. И ты, как будто вот художник, рисуешь новый образ. То есть человек действительно — это отличие такое Таинств от обрядов, — когда он ипостасно преображается. Об этом один из святых пишет — Николай Кавасила. То есть не просто природа человека изменяется, а это новое творение вообще, то есть новая ипостась. В этих молитвах мы испрашиваем исцеления, но мы не видим конечного результата. Мы не можем сказать, что человек вот исцелился или исцелеет сейчас. Но как важно отметить — об этом говорит отец Александр Шмеман, — что в Таинстве мы получаем силы и благодать претерпеть болезнь как ниспосланное или допущенное Богом испытание. И он говорит: посмотрите в Евангелии, как часто люди приходят к Богу для того, чтобы решить свои какие-то земные вопросы, а Он их возводит от земного к горнему. Они просят об исцелении, а Он прощает грехи. Они просят решить какие-то бытовые вопросы, а Он их разворачивает так, чтобы они изменили отношение к Богу, к себе и к другим людям. Поэтому вот эти молитвы очень насыщенные. И исцеление понимается не просто как возвращение телесного здоровья — пришёл больной, а ушёл здоровый; пришёл старый, а ушёл молодой, — а когда человеческая природа начинает видеть в себе то, что привело её к этой болезни, когда человек обновляется, когда он становится буквально вот таким вот новым, что ли. Очень интересные евангельские чтения: мы читаем о многочисленных исцелениях, о том, что Господь никогда не проходит мимо болящего человека. Это тоже очень важно, что нет воли Божией на то, чтобы человек болел, страдал и умирал. Потому что Иисус никогда не отказывал человеку в исцелениях и помощи.

М. Борисова

— Даже когда не просил, как кровоточивая, которая просто прикоснулась и ничего не сказала.

Свящ. Константин Кокора

— Да, но при этом Он ещё и взывал к тому, чтобы человек поменял образ жизни. То есть ему не просто было важно вернуть человеку здоровье. Помните, как он исцеляет человека, 35 лет лежащего в параличе? Он говорит: иди и больше не греши. То есть возвращайся в мир из храма, останься христианином, то есть пребудь вот в этом здоровье душевно-телесном, посмотри на себя другими глазами. Интересны Апостольские чтения, в том смысле, что они говорят уже об отношении друг к другу. То есть если Евангельские чтения говорят об отношении Бога к человеку и о том изменении, которое исцеление приносит вот этим бывшим болящим, то апостолы пишут о том, как мы друг с другом должны относиться. О том, что мы не только пришли исцелеть сами, но ещё должны сами подумать, как я могу понять помочь другим болящим. Может быть, пригласить священника к больному соседу, может быть, помочь какой-нибудь прихожанке, которая не может сама прийти в храм, доехать до этого храма. То есть мы ещё и становимся на место Христа тоже. И здесь показательный пример тёщи апостола Петра, которую исцеляет Господь. Когда апостол пишет, что Господь её исцеляет, и она начала служить им. То есть очень важно, что в Таинстве мы получаем вот эти силы благодати именно на служение, на что-то, чтобы человек как бы реализовал этот талант.

М. Борисова

— Клирик Крестовоздвиженского храма в Митине священник Константин Кокора проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». И мы говорим о Таинстве елеосвящения, о Таинстве соборования. Вот распространённое мнение, что к соборованию приступать перед смертью непосредственно, оно ведь, в принципе, достаточно молодое исторически. То есть, я так понимаю, что это католическое восприятие, которое к нам перекочевало не ранее XVIII века.

Свящ. Константин Кокора

— Да, к сожалению, у нас часто люди боятся даже. У меня были такие случаи, когда приглашали больных, немощных пожилых людей поисповедовать, причастить: «Батюшка, только не соборовать». Я удивлялся: почему? Ну это же, говорят, перед смертью. Сами больные боялись того, что их будут соборовать. И приходилось объяснять, что, наоборот, все как раз молитвы не о том, чтобы подготовить к смерти, а о том, чтобы он исцелел, о том, чтобы к нему возвратилось здравие. И вот эта повторяющаяся молитва как раз о том, чтобы к человеку возвратились силы, чтобы он встал со одра болезни, чтобы он исцелел. Поэтому, конечно, к сожалению, вот это заблуждение ещё присутствует среди наших христиан.
М. Борисова
= Но у нас, к несчастью, к очень многим атрибутам церковной жизни отношения такое, как к неким магическим символам. В особенности отношение к святынькам — вот к маслу. Помазание — это часть богослужения, и люди привыкли, что это неотъемлемая часть церковной жизни. И когда они едут в паломничество, они стараются привезти какие-то вот эти пузырёчки с маслом. Зачастую потом уже человек забыл, откуда он какой этот пузырёк привез, и что, собственно говоря, он хотел добиться тем, что он этот пузырёк привёз. Поскольку они стоят — я просто видела — рядами около икон стоят два десятка пузырьков, и человек реально не знает, что дальше с ними делать.
Вот что дальше делать с этим маслом? Я видела у монашествующих ещё в советские времена, у тайно постриженных монахинь — они действительно относились к этому как к лекарству, и они помазывались с молитвой. Они веровали, что вот через масло, освящённое на мощах такого-то святого, по молитве к этому святому, что-то в их судьбе реально изменится. Но такого отношения — я не могу сказать, что его не встретишь, наверное, встретишь, но редко. А всё-таки чаще всего к этому отношение как к некоему магическому атрибуту: сказать там «экс, пекс, фекс», три раза плюнуть через левое плечо, помазаться маслом, и что-то случится. И вот, мне кажется, что, к несчастью, и к Таинству соборования бывает именно такое отношение. И что с этим делать?

Свящ. Константин Кокора

— Опять же, объяснять, стараться до человека донести истинный смысл Таинства, что ничего магически не произойдёт. И вообще, вещество Таинства — есть такой чин соборования «поскору», то есть когда один священник приходит и соборует человека, чтобы не читать весь длинный, пространный вот этот чин соборования, там читаются выдержки. То есть одно Евангелие, один Апостол, одна молитва, которая вот повторяющаяся. Она называется «Владыка Вседержителю», начинается с этих слов, «Святый Царю». И дальше как раз «Отче Святый», заключительная молитва, и возложение Евангелия и Креста с помазанием естественным один раз. И само вещество — там же в елей влагается либо вино, либо вода. И не в этом веществе даже суть, а в благодати Божией, которая передаётся через это вещество, и в том отношении человека, которое через это Таинство проступает. То есть как я сам мыслю это Таинство. В этом отличие таинств от обрядов, когда Таинство не действует абстрактно каким-то образом. Потому что, например, люди стараются освятить машины, квартиры и так далее. Это обряд, это то, что обряжает, это то, что находится как бы вне моих личных отношений с Богом, это относится не лично ко мне, так скажем.
В Таинстве всё-таки участвует человек своей личностью. И то, что он вкладывает в это Таинство, от этого тоже будет зависеть результат, так скажем, этого Таинства. Действенность и действительность надо различать. То есть действительно Господь присутствует, даёт вот эту благодать. А как это подействует в моей жизни, уже зависит, по большей части, от того, что я в это вкладываю. И само исцеление мыслится не как, так скажем, такая главная цель, а главное — это присутствие Бога в этой даже болезни. Ощущение того, а почему я болею. Потому что если мы с вами посмотрим вот так обзорно на жития святых, мы увидим, что подавляющее большинство из них были болящие, скорбящие, в общем-то, вот с нашей точки зрения, нездоровые люди. Потому что те болезни, которые они на себя брали, а подчас и молились о них, как преподобный Паисий Святогорец, о том, чтобы Господь ему послал эту болезнь, — это было не стремление уйти от проблем, а наоборот, в этих проблемах ощутить боль вот этого мира и соприсутствие Бога даже вот в самых крайних каких-то, нездоровых ситуациях.

М. Борисова

— Но это такая уже аскетическая школа — как то, что мы знаем о преподобном Амвросии Оптинском и о том, как он относился к своим недугам. Но там ведь тоже очень промыслительно. Они у старца Макария Оптинского были келейниками вдвоём с Иларионом. И так получилось, что старец Макарий, уже когда болел и когда предвидел собственную кончину, его, естественно, спросили, кого он видит своим преемником. И он благословил сразу двоих. Он благословил будущего старца Амвросия и будущего старца Илариона, скитоначальника будущего. Просто он объяснил, что Амвросий не может взять на себя административную нагрузку — он недужный, он слабый, у него другое предназначение. А Иларион практически взял на свои плечи после кончины старца Макария колоссальную ношу, потому что он был духовником всей обители, он был скитоначальником, и он принимал мирских так же, как и старец Амвросий. То есть представить себе, что рухнуло на плечи этого человека... Но Амвросий болел. И вот так их духовный отец распределил роли. То есть болезнь тоже у человека духовной жизни имеет какой-то особый смысл. Но поскольку мы себя к таковым не относим...

Свящ. Константин Кокора

— Нам лучше выздороветь — да?

М. Борисова

— Нам лучше всё-таки таблетку.

Свящ. Константин Кокора

— А, кстати, в этом смысле тоже Таинство — это надо проговорить — не воспрещает лечиться традиционными медицинскими средствами. Поэтому это не замена врачей, не замена походов по медицинским учреждениям или принятия таблеток или других лекарств. Поэтому здесь всё вместе надо делать. И ошибочно, когда мы ждём вот это вот... Знаете, с одной стороны, мы должны вроде чуда ожидать и должны стремиться к этому, а с другой стороны, чтобы это не было, как вы сказали, переходом в некое магическое: пособоровался — ну, всё теперь.

М. Борисова

— Чудо нельзя заказать.

Свящ. Константин Кокора

— Да. Вот пособоровался — и всё теперь исцелилось, теперь всё стало хорошо, теперь можно вот как бы над собой не работать и в принципе не ощущать вообще, что в моей жизни происходит.

М. Борисова

— Но всё-таки остаётся ещё вот это соборование людей, которые очень тяжело болеют и, возможно, находятся при смерти. Там всё совсем не так. Но я исхожу из собственных наблюдений, потому что в советские времена соборование в церкви происходило только Великим постом и зачастую один раз. И бывало такое, что кто-то из знакомых, у кого родственники тяжело болеют, пригласили священника пособоровать. И знакомым сообщали, что если кто-то из вас болеет, приходите помолиться вместе и заодно пособороваться. И мне приходилось видеть соборование человека при смерти. Оно, конечно, сильно отличается от того, что мы встречаем в храме.

Свящ. Константин Кокора

— Да, Марина. Мне кажется, это и есть основная идея соборования. Об этом пишет замечательный богослов Павел Евдокимов — о том, что само соборование не только потому, что соборно священники собираются, а о том, что Церковь не оставляет человека в одиночестве и болезни. Ведь когда мы болеем, так или иначе мы замыкаемся на этой болезни, на самих себе. И Церковь как бы приходит и говорит, что ты не один, ты не одна, мы вместе с тобой. И вот это вот присутствие Бога в лице вот этих священников и окружающих людей тоже должно быть прочувствовано. И вы правы, что, строго говоря, Таинство должно быть преподано только действительно болящим людям, действительно испытывающим некий недуг и страдания. А у нас сейчас, наоборот, люди как бы здоровые приходят, которым на самом-то деле это вроде как и не нужно. Поэтому говорить об этом, объявлять о том, что кому-то это надо, а кому-то не надо, и не надо просто для галочки участвовать — абсолютно точно. То есть вообще в Церкви ничего не надо для галочки делать, нужно чётко определять себе, зачем я это делаю, какой смысл в это вношу, что я хочу вообще от этого Таинства, и как я вообще отношусь к Церкви, к Таинствам, к этому елеосвящению. Как люди говорят: «еле освящение» — еле освятили. Еле-еле всё: еле пришёл и еле освятили.
Но вы правы в том, что когда над болящими происходит это Таинство, происходят вот такие, я бы сказал, чудеса. В моей жизни были такие два случая, когда однажды меня позвали просто пособоровать человека — это был человек на одре болезни, совсем слабый уже, буквально при смерти. И попросили просто пособоровать — нецерковный человек. Так как у него был инсульт, он не мог говорить нормально, а только мычал и знаками общался. Я его пособоровал, и вдруг, вы знаете, вот прям было видно, что он как будто ожил. Он стал активно что-то показывать, что-то мычать, что-то пытаться донести. Я спросил: не хотите исповедоваться? Исповедоваться в вопросно- ответной форме: в этом грешен? — нет и так далее. Знаете, он исповедовался, а в конце я спросил: а, может быть, ещё и причаститесь? И он сказал, что да. И вот Таинство буквально как будто его оживило. Я его причастил, и через дня четыре или семь он умер. Я вот тогда почувствовал, насколько действительно Таинство человеку может оказать помощь. Не исцеление полного, что он встал и стал бегать, или голос к нему вернулся, а исцеления именно души, в первую очередь — что человек как человек стал. То есть в нём проснулся этот христианский образ покаяния, желание приобщиться Тайнам и осознание своих грехов.
Второй случай был, когда я приехал крестить человека, находящегося тоже в состоянии онкологической болезни, и тоже на смертном одре буквально. И вот, покрестив его, миропомазав, я его пособоровал тоже. Потом он два раза исповедовался, то есть один раз я его поисповедовал, он говорит: подожди, не уходи, я ещё хочу кое-что сказать. И я его причастил. Тоже через короткое очень время он умер. Это к тому, что соборование всё-таки, когда мы его начинаем применять там, где это должно, когда человек действительно болеет, он страдает и ему плохо, оно, действительно, творит вот такое буквально чудо. Вы правы, что мы не заказываем это чудо, но мы надеемся, верим и вот, как апостол Иаков пишет, видим результаты того, что мы все Бога об этом просим. Как Господь говорил: если двое или трое соберутся во имя Моё, там Я посреди них.

М. Борисова

— Священник Константин Кокора, клирик Крестовоздвиженского храма в Митине, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». В студии Марина Борисова. Мы ненадолго прервёмся и вернёмся к вам буквально через минуту.

М. Борисова

— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья. «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — священник Константин Кокора, клирик Крестовоздвиженского храма в Митине. Мы говорим о Таинстве елеосвящения, о Таинстве соборования, про которое многие из нас мало что знают, но часто к нему прибегают. Вообще, часто прибегать к Таинствам или не часто прибегать к Таинствам — это вопрос... знаете, мне иногда эти споры или расхождения мнений среди священников напоминают классические споры по поводу яйца: с какой стороны его нужно разбивать? Вот вроде как и те и другие правы. Но мне кажется, что всё-таки есть рациональное зерно у тех, кто говорят, что всё-таки совсем часто прибегать к Таинствам, может быть, как-то с высокой духовной точки зрения правильно, но с точки зрения человеческой и дисциплинарной не очень правильно, потому что всё-таки к Таинствам надо готовиться. Готовиться постоянно, так, чтобы причащаться каждую неделю — есть люди, которые это практикуют, и, наверное, им это на пользу, я полагаю. Но, примеряя это к себе, может быть, просто потому, что выучка ещё 80-х годов даёт себя знать, всё-таки к исповеди, к Причастию надо подготовиться. Хотя бы пару дней, хотя бы три дня сосредоточиться и пройти вот этот подготовительный период для себя лично. Невозможно при жизни нашей современной в городе, если ты в течение недели пять дней работаешь и плюс у тебя ещё дом, семья, дети и прочие обязанности — и каким образом ты будешь готовиться к Причастию, к исповеди каждую неделю, я не очень себе представляю. Наверное, это возможно, раз люди это делают. Так вот, что касается Таинства елеосвящения, мне кажется, к нему тоже нужно как-то готовиться.

Свящ. Константин Кокора

— Безусловно. То есть подготовка не только в том, чтобы, вот как мы в начале программы сказали, записаться, прийти и постоять два часа, вымучив вот это всё. Перед Таинством попытаться осознать, в чём мой грех, почему я болею, вообще болею ли я, чего от этого Таинства я жду. Если священник говорит о связи Таинства елеосвящения с покаянием, в чём я хочу покаяться, вообще что такое покаяние, Причастие, вообще хочу ли я причащаться в дальнейшем. А у нас иногда действительно Таинство как бы вынесено за скобки. И парадоксальным образом на него приходит гораздо больше людей, чем приходит на исповедь и Причастие. То есть все хотят получить это здоровье, и мы все заострены на этом, как отец Александр Шмеман пишет, секулярном взгляде, что надо быть всегда здоровым. С другой стороны, христианство не говорит, что быть больным — тоже хорошо, это прекрасное состояние. И вот между вот Сциллой и Харибдой мы должны пройти — между тем, что мы должны быть здоровыми. Но какой ценой всё это будет куплено, и что вообще такое здоровье и исцеление? Поэтому наша задача, священников, проводить эту катехизацию, стараться человека правильно к этому подготовить. И, может быть, в каких-то случаях даже отказывать, говорить, что, знаете, сейчас, например, это вам не нужно, или что вам нужно перед этим, например, исповедоваться.
Один из святых пишет о том, что Таинство елеосвящения преподавалось тем людям, которые каялись. Как мы говорили о прощении вот этих грехов, которые ещё не явные, так скажем, о которых мы сейчас вот не помним буквальным образом. Оно как бы восполняло это Таинство, если можно так вот сказать. Но по учению Церкви, по учению святых отцов в Таинстве покаяния прощаются все грехи. И поэтому мы здесь пытаемся обновить природу, чтоб человек сам понял, в чём он хочет покаяться. И, наверное, нецерковным людям, которые не планируют воцерковляться, это Таинство тоже будет, наверное, лишним. В том смысле, что если человек не планирует свою жизнь связывать со Христом, просто пользоваться услугами — а это можно так, наверное, буквально назвать в этом случае, тоже было бы как-то грешно.

М. Борисова

— А чем вообще вы можете объяснить такую странную популярность этого Таинства? Ведь ещё три десятка лет назад к нему прибегали крайне редко и очень так с опаской, скажем.

Свящ. Константин Кокора

— Потому что к смерти всё, да?

М. Борисова

— Даже не в этом дело. Просто в советские времена отношение к тому, что происходит в храме, вообще такое было немножечко опасливое, потому что там были разные причины, почему это происходило. Тем более, что ко всему, что требовало фиксации, то есть записи чего-нибудь в какую-нибудь амбарную книгу — никто никогда не знал, куда эти персональные данные потом попадут и как это всё может аукнуться. Поэтому вообще к тому, что происходило в храме, было отношение такое осторожное. Но, конечно, по необходимости совершались Таинства и на домах, даже и Литургию некоторые священники служили дома — всякое было. Но, может быть, именно из-за этого, такого полуподпольного, полупартизанского существования, всё это было очень всерьёз. Ну то есть ты жил какой-то такой катакомбной жизнью немножечко, и она была очень серьёзная для тебя, потому что ты рисковал многим. Я просто вспоминаю очень смешной для себя лично эпизод, когда первый раз меня благословили пойти в Издательский отдел Патриархии. Там надо было помочь профессионально. И вот, я помню, шла я по Большой Пироговке в направлении к Погодинке и думала, что за каждым кустом сидит чекист, и меня сейчас вот все зафиксируют. И где-то посередине дороги я подумала: а какая мне разница? Ну сидит и сидит, ему же хуже — ему там неудобно, мокро и неуютно.
И вот я просто всегда со смехом вспоминаю это ощущение. Оно присутствовало просто в церковной жизни — вот это опасение, потому что ты всё время как бы под перекрёстным обзором каких-то невидимых камер. Но тогда этого всего не было в быту. Всё это, скорее, было ощущение, что за тобой либо приглядывают, либо фиксируют как-то, и потом это куда-то уходит. И освобождение наступало в тот момент, когда ты понимал, что это вообще тебе всё абсолютно всё равно. Ну, в смысле, что вот то, что происходит с тобой в этой катакомбной жизни, настолько важнее всего остального, что если что-то, как вот сейчас говорят, обломится в другой жизни, то, в общем-то, и не жалко. Но сейчас, конечно, совершенно другие времена и совершенно другое отношение к тому, что происходит в Церкви. И мне кажется, что очень многое меняется в лучшую сторону, именно с точки зрения понимания. Но меняется медленно, и далеко не всё. Вот мне кажется, что за последние годы сильно изменилось отношение к Таинству крещения. Ну, может быть, не радикально, но сильно сдвинулось в сторону понимания смысла того, что происходит, и зачем туда люди приходят, зачем приносят детей. И это вот буквально на глазах происходит. Что нужно сделать, чтобы изменилось также в лучшую сторону осознание того, что происходит на Таинстве елеосвящения?

Свящ. Константин Кокора

— Ну, вот именно беседы. Может быть, собирать всех желающих до самого Таинства, за какое-то время, нам, священникам, или катехизаторам, и объяснять, что сейчас вообще будет происходить. Может быть, как мы делали в храме — проводить вот эти миссионерские соборования, когда мы уже в самом Таинстве начинаем вот это всё обсуждать. Может быть, проводить эти соборования, сразу обозначая, что приходят только болящие люди, то есть те, у кого действительно есть недуг. Кстати, не обязательно это будет недуг телесный. Это может быть депрессия, это могут быть какие то душевные заболевания.

М. Борисова

— Вы найдите сейчас хоть одного человека, который скажет, что у него ничего не болит, что он совершенно здоров.

Свящ. Константин Кокора

— Да, это тоже важно. Я согласен тоже, что человека как бы полностью здорового нет. Но как бы чтобы это не было на всякий случай, чтоб это не было: да, наверное, что-то болит или просто плохо, или просто показаться, так скажем, в этом Таинстве. Я считаю, что это вообще не сложно, на самом деле. То есть если мы начали уж катехизацию перед крещением и более-менее стараемся не всех причащать, то здесь, как мне кажется, гораздо реже это Таинство проводится. И вот вы спросили, почему оно так популярно. Вот, мне кажется, из-за того, что оно не требует такой вовлечённости, то есть все желающие участвуют. С одной стороны, то есть это не требует вовлечённости. С другой стороны — ты стоишь, и от тебя как бы ничего не требуют в Таинстве, по большей части. То есть если мы скажем, что надо молиться, то люди будут молиться. И вот это как бы продолжение — никто же не может заставить человека дальше исповедоваться, причаститься. Это уже моё личное дело — буду я это делать или нет. Со стороны священнослужителей это тоже, наверное, в каком-то смысле проще, потому что в большинстве храмов не говорится этих проповедей — ты просто соборуешь, и всё. Конечно, говорится о необходимости исповеди и Причастия, но это как бы такой минимум. Мы людям сказали приходить, а придут они или не придут — скорее всего, не придут. Плюс ещё же взимается за это плата, поэтому здесь тоже этот момент играет роль, как мне кажется. То есть это всё оплачивается, это тоже некая копеечка в храм.
Но, повторяю, если мы хотим таких именно каких-то осознанных перемен, то это любое Таинство требует вот этой катехизации. Может быть, собирать прихожан в течение года, и одной из тем этих бесед, которые мы все практикуем на наших приходах, брать именно Таинство соборования, потому что о нём, мне кажется, реже всего говорят. Люди хотят венчаться — сначала встречаются с ними перед этим Таинством, всё объясняют, перед крещением, перед Причастием. А перед соборованием почему-то ничего не происходит.

М. Борисова

— Но вообще, мне кажется объяснить, что такое Таинство, тоже бывает полезно — даже для человека, который всю сознательную жизнь ходит в церковь. Дело в том, что мы какие-то несовершенные такие инструменты в руках Божьих. Мы очень быстро привыкаем к каким-то важным вещам, они потихонечку замыливаются, становятся привычными. Вот нужна встряска. Почему у нас периодически бывают какие-то серьёзные кризисы в жизни? Потому что если бы их не было, то вообще непонятно, где бы мы все очутились. То есть пока не встряхнут тебя, ты не придёшь в себя и не поймёшь, что, вообще, что-то надо с собой делать, как-то надо опять вернуться к истокам и вспомнить, что к чему в храме. Так вот, что к чему в храме и почему важно всё время напоминать себе вообще о смысле Таинства. Почему именно вот эта тайна, эта таинственность, эта вот необходимая краска нашей жизни, о которой мы всё время забываем. Потому что даже вот этот символ современного храма — прихожане с горящими телефонами, в которых они читают текст богослужения — это тоже, в моём ощущении, в какой-то степени нивелирует смысл таинственности того, что происходит. Ну, хочется тебе узнать текст — сядь ты дома, открой интернет и прочитай. Это же очень просто. Но включись ты не в чтение текста, а во что-то другое очень важное, что в этот момент происходит, пока ты читаешь эти буквы. Ну, мне так кажется, я могу ошибаться.

Свящ. Константин Кокора

— Вот вы сказали, что сейчас символ — вот эти горящие телефоны. Я рад — в том смысле, что это уже большой шаг навстречу именно осознанности и принятию именно умом Таинства. Потому что по мне гораздо хуже, когда человек это вообще делает абстрактно. Он пришёл, от всего отключился, то есть в своём мире, со своими целями, а, может быть, даже бесцельно здесь стоит, и всё. Сами Таинства, вы правы, имеют вот эту, простите за тавтологию, таинственную сторону, таинственную форму. В отличие от обрядов, мы не знаем, каково будет результирующее действие этого Таинства. То есть, например, если я причастился, это не значит, что в моей жизни теперь всё будет по-христиански, или что мне это пошло на пользу. То же самое с Таинством соборования: мы испрашиваем вот эту благодать для исцеления, но мы не знаем, каковы будут результаты. Напоминать друг другу об этом необходимо и вообще держать себя, вот так скажем, в форме, не привыкая к тому, что каждый день происходит Причастие и возможность исповеди, необходимо каждому из нас, и священникам в том числе. Потому что привыкание — это самая, наверное, такая незаметная и страшная болезнь. Я вот, когда пришёл в алтарь, я помню, один из алтарников, который был опытнее меня, мне сказал, что самое худшее будет, если ты привыкнешь сюда заходить, как к себе домой. То есть, когда для тебя это перестанет быть чем-то новым. В этом смысле интересно словосочетание «Новый Завет».
Отец Георгий Чистяков обращает внимание, что он не просто Новый по отношению к Старому, а он вечно Новый, Новейший, то есть никогда не оскудевающий и не устаревающий. И вот Таинство, как новая встреча мистическая со Христом, может быть именно в этом смысле осознанно. Как встреча евангельского Христа с евангельским бесноватым ли, сухоруким ли, паралитиком ли — вот с этими людьми, которые понимали, что если не сейчас, то, наверное, никогда. Нам дано гораздо больше: мы со Христом можем встречаться вообще каждый день. Но насколько это будет полезно — вот это вопрос. Потому что мы можем участвовать в этом, но не сам механизм участия даёт нам благодать, а тот стиль жизни, так скажем, или тот уровень, на который нас оно возводит, насколько мы можем ему отвечать.

М. Борисова

— Клирик Крестовоздвиженского храма в Митине священник Константин Кокора проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». И мы говорим о Таинстве елеосвящения, о Таинстве соборования, и вообще о смысле церковных Таинств в нашей жизни. Вот вы священником стали, уже пройдя какой-то путь прихожанина. И вы как прихожанин тоже, наверное, участвовали в Таинстве елеосвящения. Из своего опыта восприятия того, вы можете поделиться чем-то, что могло бы для кого-то из наших слушателей стать ключом даже не к пониманию, в вот к тому, чтобы на себя примерить участие в этом Таинстве?

Свящ. Константин Кокора

— В первую очередь, слышать и вслушиваться в тексты, которые будут произноситься. Я сказал, что акцент в этом Таинстве именно на слышание Слова Божьего, на том, что Господь от меня хочет видеть как результат моего исцеления. Потому что часто мы обращаем внимание на эти вот именно видимые знаки помазания вот этим елеем. И, как вы правильно сказали, подчас чрезвычайно превозносим именно само вещество Таинства — берём себе домой. А дальше можем о нём забыть, или вообще не должным образом хранить, или вообще относиться к нему не так, как к Таинству. Попытаться именно помолиться и осознать действенность, точнее, действительность этого Таинства, то есть почувствовать, что действительно мне нужно это исцеление, я в нём нуждаюсь — во мне что-то плохое. Прежде этого, конечно, нужно почувствовать себя именно нуждающимся. Как я сказал, Христос никого не игнорировал, никому не отказывал в таинстве исцеления, но Он не делал чудеса напоказ, просто так. Поэтому я должен понять: а с чем, вообще, я хочу расстаться в своей жизни? То есть какие недуги, какие пороки во мне, которые я не могу никак в себе ослабить. В Таинстве очень важно понять, что если мы не выдерживаем чего-то, например, я прихожанам говорю, что можно сесть — немощным людям. То есть не неважно, ты стоишь или сидишь, важно куда твой ум и куда твоё сердце сейчас обращены. Но это вроде такие простые вещи, как бы сказать, даже банальные, но их важно себе самому объяснить и проговорить.

М. Борисова

— Нет, это очень важно. И даже как-то мы стесняемся об этом говорить, и мы привыкли, что, да, в православных храмах за богослужением люди стоят, сидят только обычно пожилые или больные люди.

Свящ. Константин Кокора

— Да и они часто даже себе отказывают в этом.

М. Борисова

— Да. Но дело в том, что вот, может быть, как такой наглядный урок. В самые первые годы моего вхождения в церковную жизнь я поехала в Пюхтицкий женский монастырь. Тогда у нас был Советский Союз, поэтому границ не было, и в Эстонию можно было просто сесть в Москве на поезд и поехать, без всяких виз и других ограничений. Но поезд приходил на станцию, где нужно было выходить, без чего-то пять утра. Потом нужно было каким-то образом найти там, потому что в 10 километрах от этой станции находится монастырь, нужно было найти способ туда добраться, потому что никаких автобусов ещё в такое время нет. И вот я добралась наконец до этого монастыря, а ворота закрыты, потому что спят ещё монахини. И вот я ходила там вокруг этой монастырской стены, несколько кругов сделала, наконец, открыли ворота. Ну и, естественно, как обычно, приезжаешь, идёшь в храм, потому что тут начинается богослужение. И собрались все сёстры разного возраста, и очень пожилые, и недужные. Вот я стою, а рядом со мной на стульчике сидит пожилая матушка-монахиня.
Я стою, идёт служба, а я, как лошадь, начинаю засыпать, потому что просто вот бессонная ночь, все эти ожидания. И она меня дёргает за юбку. Я думала, что ей нужно что-то помочь. Она мне говорит: «Садись». Я говорю: «Матушка, ну как я могу?» Она говорит: «Садись. Когда нужно будет встать, я тебя разбужу». Вот такой урок на всю жизнь, то есть вот это вот сидеть или стоять. Даже если ты уже заснул просто от усталости в храме, и это тоже не страшно, потому что у кого-то из святых отцов сказано, что делать с братом, который заснул во время богослужения: возьми голову его и упокой. Вот есть какие-то вещи, почему я говорю про Таинство, про тайну, про то, что происходит, помимо нашего понимания и разума. Понимание и разум нужно включать, и без него никак не обойтись. Но мы за стремлением всё понять оставляем очень мало, по-моему, места благодати Божией. Но, может быть, я ошибаюсь.

Свящ. Константин Кокора

— Вы правы, потому что здесь без благодати-то не обойдёшься. Потому что разум наш ограничен и вообще помрачён грехом. Поэтому не всё мы, даже если с вами, как вы сказали про тексты, поймём, не всё мы воспримем сердцем, не всё откликнется у нас. И самая-то главная часть — это то, что Господь здесь и сейчас. А телефоны, как мне кажется, могут отвлечь от главного, когда мы следим за текстом, что мы здесь и сейчас со своими братьями и сёстрами, что происходит некий зрительный образ, который перед нами разворачивается, что тоже очень важно. И даже в Таинстве елеосвящения именно священник нас мажет. Как он это делает, что он при этом говорит — тоже очень важно встретиться с ним лицом к лицу, что это именно тот человек, который вместе с тобой здесь твою болезнь сопереживает. Священники, кстати, тоже соборуются, они тоже не исключены из этого круга болящих людей. Поэтому все мы в одной лодке, все мы на одном корабле, все мы, как Ефрем Сирин говорил, Церковь кающихся грешников. Поэтому все мы нуждаемся в этом исцелении.

М. Борисова

— Но есть всё-таки какой-то внутренний ограничитель. Вот мы несколько раз с вами упоминали, правда, вскользь, что к Таинству елеосвящения, вообще-то, положено прибегать людям болящим. А здоровым оно не показано, как не показано пить сильные сердечные пилюли человеку, у которого сердце совершенно нормальное. Вот здесь как понять, нужно ли тебе прибегать к этому Таинству или нет? Потому что, как я уже говорила, редко сейчас найдётся человек, у которого реально ничего не болит.

Свящ. Константин Кокора

— Ну да, вы правы. То есть, с одной стороны, например, ты болеешь, но не тяжело болеешь — прибегать тебе или нет? Наверное, стоит самому человеку рассудить, опять же целесообразность этого Таинства для себя понять, перспективы Причастия, не Причастия, воцерковлённости, невоцерковлённости. Опытные священники, как я читал, советуют один раз собороваться, если человек болеет именно. То есть не просто каждый раз собороваться, пока пока не выздоровеешь, так скажем, а именно осознать здесь волю Божию о себе. И здесь, конечно, возникает вопрос — вот мы же оставляем соборное масло — это продолжение буквально соборования, если я мажусь дальше? Вот, например, на дому я вчера соборовал бабулю и оставил ей масло. Её дочке сказал её мазать с молитвой. То есть это некое продолжение соборования, его таинственная сторона, которая расширяется вообще на всю жизнь. То есть Христос не уходит, когда священник тебя покидает, а Он остаётся вот здесь и о тебе заботится. Поэтому каждый раз, наверное, действовать надо индивидуально — надо человеку собороваться или нет. У нас традиция раз в год собороваться. Но я не думаю, что будет ошибкой, если человек будет это чаще делать, если он действительно болеет, если у него происходят какие-то страдания в жизни, — что мы его будем чаще соборовать, чем надо.

М. Борисова

— Но это человек должен решить сам, или всё-таки хорошо бы это решить, посоветовавшись со священником?

Свящ. Константин Кокора

— Мне кажется, он сам, в первую очередь, должен своё мнение высказать. Например, он может чувствовать, что после соборования у него какое-то наступает облегчение. Он понимает, что это соборование приносит какой-то результат. Либо священник что-то увидит, скажет: ты мне скажи, поменялось или нет? Или он, наоборот, скажет, что не надо тебе больше собороваться. Здесь, опять же, таинственная сторона, то есть Дух Святой будет как-то подсказывать, как мне кажется, человеку. И мы должны брать на себя тоже ответственность, то есть стараться определить вот эту волю Божию. И мирянам я всегда говорю, даже, кстати, насчёт Причастия, я спрашиваю прежде у людей: а вы сами-то хотите причащаться или нет? «Батюшка, как благословите!» Я говорю: «Нет, я-то благословлю», — но очень важно, как вот у евангельских этих персонажей Христос спрашивал: а ты хочешь, вообще, исцелиться-то? Потому что без личного желания человека это тоже будет, мне кажется, не очень верно. Хотя бывает такое, что человек до конца не осознаёт сам, правда. Он не может для себя решить, ну и здесь приходится за него просто это делать.

М. Борисова

— Но тут как раз вступает в свои права именно, мне кажется, эта таинственная сторона церковной жизни. Потому что с нами происходят события, которые мы не планируем, которые мы не можем рационально объяснить. Мы можем совершать какие-то странные поступки. И хорошо, если мы не будем сильно умствовать, если это происходит в храме. Потому что потом всю жизнь будешь ходить и себя упрекать за то, что ты переумничал и не сделал вот то, что было глупо, но вот тебе показалось, что непременно нужно это сделать.

Свящ. Константин Кокора

— Да, вот у меня была такая показательная история. Пришла прихожанка наша и говорит — я служил Литургию, — что она поссорилась прям на Литургии с мужем. Говорит: «Вы выходите с Чашей, а я понимаю, что я не могу к ней подойти, потому что я в состоянии раздражения», — то есть, как мы говорим, недостойное сейчас будет Причастие. Она говорит: «Я инстинктивно начала пятиться назад. Меня останавливает подруга, спрашивает, куда я. А я отвечаю, что не могу причащаться. Подруга мне говорит, что надо идти, что Причастие для всех. Как вы думаете, надо было мне причащаться или нет?» Я говорю: «Наверное, нет. Потому что вот в таком состоянии это же как бы в суд и в осуждение». Она говорит: «А я причастилась. И причастилась так, что после этого у меня сразу такой мир в душе наступил, что я простила мужа. Мы помирились, всё хорошо». То есть насколько это вот такая нелинейная логика, когда ты понимаешь, что... помните, как кровоточивая женщина? Вроде поперёк закона, совершенно как бы противоестественно для людей того времени, и как бы толпа может вознегодовать — может быть, они вообще с ней что-то сделают. Раз — дерзновение своё она проявила. Поэтому, наверное, с любыми Таинствами нужно действовать именно так. Вот бывают, знаете, женщины в нечистоте. И стоит вопрос перед священником: допускать или не допускать? Разные есть мнения у священнослужителей. Но бывает так, что сам человек говорит: батюшка, если не сейчас, то я не знаю, что... вот мне настолько это нужно. И я вот, честно говорю, я говорю: хорошо! Потому что здесь уже какие-то вещи за рамками каких-то законов и норм.
М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. Священник Константин Кокора, клирик Крестовоздвиженского храма в Митине, был сегодня с нами в этот светлый вечер. С вами была Марина Борисова. Поститесь постом приятным, до свидания.

Свящ. Константин Кокора

— Всего доброго. С Богом.

Все выпуски программы Светлый вечер

Другие программы

Актуальная тема