Поделиться
Нашими гостями были настоятель московского храма преподобного Серафима Саровского в Раеве протоиерей Алексей Яковлев, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине священник Стахий Колотвин и клирик Крестовоздвиженского храма в Митине священник Константин Кокора.
В праздничный вечер ведущие и гости поделились своими чудесными рождественскими историями и наполнили эфир красивой музыкой и песнями.
Ведущий: Константин Мацан
Указом Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла № У-02/158 от 15 октября 2024 года иерей Константин Кокора запрещен в служении сроком на три года.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие друзья, с Рождеством Христовым поздравляем мы вас на радио «Вера». В Рождество все немного волхвы, а мы все сегодня будем немного все сказочниками. Будем рассказывать разные прекрасные истории из жизни, чудесные истории, раз уж сегодня у нас Рождество Христово. Как мы знаем, чудо — это не просто какое-то необъяснимое нарушение хода вещей, это такое живое, тёплое, радостное движение Божьей руки в мире. Вот 3 часа у нас с вами впереди в эфире радио «Вера» в этот прекрасный рождественский вечер с нашими разными гостями и ведущими на радиостанции «Вера», которых я сейчас представляю. У нас сегодня в гостях отец Алексей Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раеве. Добрый вечер!
Протоиерей Алексей Яковлев:
— Добрый вечер!
Константин Мацан:
— Не в первый раз вы у нас в студии, постоянный наш гость, но вот сегодня с прекрасными историями вместе вы к нам пришли. И мои дорогие коллеги: Алла Митрофанова.
Алла Митрофанова:
— Добрый светлый рождественский вечер!
Константин Мацан:
— И Александр Ананьев.
Александр Ананьев:
— Охо-хо-хо, это забытое русское слово сторителлинг. Здравствуйте, дорогие друзья!
Константин Мацан:
— Здравствуйте, ну вот, Саша, сторителлинг — забытое русское слово, тебе и карты в руки, ты у нас сегодня будешь открывать фестиваль прекрасных рождественских историй.
Александр Ананьев:
— Не придуманных, я бы даже сказал, Константин, рождественских историй. На самом деле, выбор у меня был огромный, какую историю рассказать, но мне же хочется ещё и быть благодарным, и хочется как-то поставить галочку напротив того чуда, которое с нами случилось именно в Рождество. Я не знаю, с чем это сравнить, но у Константина есть огромный театральный бэкграунд, он опытный актёр, все ведущие сцены страны как-бы за ним, и ему это не удивительно. А для меня это было удивительно. Ну вот представим себе, что вам, Константин, сказали: Кость, в воскресенье в космос на международную космическую станцию, нам нужен твой размер головы, чтобы тебе шлем подобрать.
Константин Мацан:
— Ты меня путаешь сейчас с Юлией Пересильд, мне кажется.
Александр Ананьев:
— Ну, кстати, да, но у меня было именно такое ощущение, когда за месяц до Рождества моя жена Алла Сергеевна Митрофанова подошла ко мне, вытирая кастрюлю полотенцем.
Алла Митрофанова:
— А что сразу жена-то? Что сразу жена?
Александр Ананьев:
— И говорит: слушай, а не поставить ли нам спектакль с МХАТовской подачей? Я говорю: поставь кастрюлю, давай обсудим. Вот, ей пришла в голову идея поставить на сцене театра МХАТ имени Горького на Тверском бульваре в Москве спектакль по непридуманным историям журнала «Фома», которые мы читаем здесь, на радио «Вера», и это трогательные, красивые истории, действительно потрясающие они при всей своей обычности свидетельствуют о настоящем чуде. Я посмотрел на жену внимательно и говорю: либо ты сошла с ума и сделала это всё-таки красиво, и муж гордится тобой, либо... ты вообще понимаешь своей головой, с чем мы столкнемся? У нас же нет никакого театрального опыта? Она говорит: нестрашно, мы прорвёмся, и по большому счёту, я согласился. Но знаешь, Костя, как мужья соглашаются с предложением жены ехать отдыхать в Египет.
Константин Мацан:
— Не всякий вас как я поймёт.
Александр Ананьев:
— Ты как-то не согласен, но...
Алла Митрофанова:
— А почему мы, кстати, до сих пор никогда этого не делали?
Александр Ананьев:
— Прекрати! Мы с МХАТом ещё не разобрались. Вот, вот ты, в принципе, как бы не согласен, но спорить себе дороже, и ты говоришь: ну Бог с тобой, ладно, давай, давай, давай поставим спектакль во МХАТе.
Константин Мацан:
—Ты соглашаешься с чувством вынужденной радостной необходимости.
Александр Ананьев:
— Да-да вот именно так ты собрал себя в большую мужскую кучу, ты соглашаешься и говоришь: «Ну ладно, давай это сделаем». При этом где-то глубоко внутри я понимал, что это не получится. Ну, правда.
Алла Митрофанова:
— Хорошо, что ты мне об этом не говорил.
Александр Ананьев:
— Пусть дитя тешится чем угодно.
Константин Мацан:
— Спойлер — получилось!
Александр Ананьев:
— Я не знаю.
Константин Мацан:
— Я знаю, я был на вашем спектакле.
Александр Ананьев:
— Я не знаю, но, в общем, потом были репетиции, встреча с руководством театра, стыдливые взгляды в глаза настоящих актёров, с которыми мы встречались в лифте, сомнения, бессонные ночи. Я реально накануне премьеры не спал, потому что мне снилось, что люди собрались в зале театра и ждут, что на сцену выйдут актёры, и будет настоящий спектакль, а выйду я и будет, что будет. А я руками разведу и скажу: друзья, мы вообще не актёры. Вообще ни разу. И в итоге именно в Рождество.
Алла Митрофанова:
— На Святки.
Александр Ананьев:
— Именно в Рождественские Святки, на третью сцену МХАТа вышла в длинном чёрном платье заслуженная артистка России с 300-летним альтом, красавица, первый альт оркестра национального филармонического под управлением Спивакова Светочка Степченко. Подняла смычок над альтом, и в темноте зазвучал ее альт. Вышел я и полтора часа по очереди со Светой рассказывал непридуманные рождественские истории, и для меня это было вот самым настоящим чудом. Когда ты знаешь, Костя, вернее ты так же, как и я, не знаешь, как это работает, когда ты берёшь очень простые ингредиенты, ну примитивные, там выключить свет, например, включить пение птиц в записи, прочитать очень простую историю журнала «Фома» даже без выражения, просто прочитать с бумажки. А Света сыграет, допустим, тоже что-то очень простое. Ну вот ты складываешь это всё вместе, а потом заканчиваешь читать, умолкаешь и реально слышишь, как шесть человек всхлипывают, а остальные стараются это делать не слышно. Настоящее электричество, настоящее волшебство, и для меня это иначе как рождественским чудом вот не назовёшь. И я просто понимаю, что случилось что-то большее чем я, что-то большее чем там Алла Митрофанова, что-то большее чем мы все вместе. И вот для нас это было таким рождественским откровением.
Константин Мацан:
— Потрясающе. А какова сейчас судьба спектакля? Я знаю, что вы с ним в Питер недавно ездили.
Александр Ананьев:
— Мы недавно собираемся туда ехать, в Питер.
Алла Митрофанова:
— 8 и 10 января у нас...
Александр Ананьев:
— Здесь нужна рекламная подача: дорогие друзья, приглашаем вас на спектакль «12 рождественских историй».
Алла Митрофанова:
— Да, в Рождество, конечно.
Александр Ананьев:
— Концертный зал Александро-Невской лавры, начало спектаклей 8 января в 15 и 19 часов, а 10-го в 19. А потом он, конечно же, вернётся в Москву, и есть несколько площадок, которые готовы нас принять. Он будет другой, он будет звучать по-другому, мы сейчас прошли через опыт постановки сказочных вечеров. Ох, что у нас было в конце минувшего года, Валя Семилет — грузинская писательница, блогер, потрясающая...
Алла Митрофанова:
—Ты так говоришь: блогер, её кто-то называет современным Довлатовым, я всё-таки настаиваю, что она современный Фазиль Искандер. Хотя, безусловно, сравнения эти не вполне корректны, и, в первую очередь, она Валентина Семилет, потрясающий автор.
Александр Ананьев:
— Да это тоже ещё одна афера, потому что она приехала в Москву по каким-то своим делам, мы её взяли за шкирку, и сказали: Валя, тебе нужен творческий вечер. Мы организовали творческий вечер в пространстве «Фавор» на Маросейке. 65 билетов выставили на продажу, ну просто чтобы сделать приятное, сделали их дорогими, билеты разлетелись за 1 час 20 минут, пришлось делать второй вечер, мы сделали два вечера с Валей Семилет. Мы не знали, что это будет в принципе. Это была полнейшая импровизация. Ваня Ярчевский — блестящий пианист, за роялем. Я у микрофона, Валя Семилет в трансе в кресле в углу. Всё. Никакого сценария. Господи! Как это было хорошо, это было очень хорошо. И вот с учётом этого опыта мы собственно и собираемся сыграть ещё несколько спектаклей «12 рождественских историй».
Константин Мацан:
— Надо отца Алексея пригласить. Или вы были на спектакле, не приходилось ещё?
Протоиерей Алексей Яковлев:
— Не доводилось ещё, но обязательно!
Алла Митрофанова:
— Приходите, приходите и приводите своих друзей, знакомых, по опыту можем сказать, сарафанное радио, конечно, не менее эффективный способ распространения информации, чем реклама в Интернете, потому что люди к нам приходят действительно, а потом смотрим, приходят, но только уже с друзьями, с родными, с детьми. Студенты приходят, что удивительно: пришёл один ребёнок, потом на следующий спектакль привёл пятерых ещё однокурсников. И для нас это откровение, потому что считается подростковый возраст и раннее студенчество — самая сложная аудитория, с которой трудно найти общий язык, а вот эти истории и журнал «Фома» они выстреливают. Так что у нас, правда, там такие эмоциональные, знаете, качели: от феерического хохота, потому что очень смешные некоторые истории, вот до какого-то плача сердца.
Александр Ананьев:
— Но самое большое открытие для меня, и собственно на этом открытии основано сама идея этих сказок, этих встреч с Валей Семилет, этих спектаклей. В двадцать первом веке в окружении этих наших сумасшедших смартфонов, тиктоков и прочих инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)ов мы дико соскучились по этому ощущению, когда мы укрываемся пледом, а кто-то родной садится рядом, подтыкает под тебя плед и читает тебе вслух. Нам не хватает этого тёплого настоящего человеческого чуда.
Алла Митрофанова:
— Это точно.
Константин Мацан:
— Ну вот меня, конечно, подмывает попросить рассказать подробнее об историях непридуманных из спектакля, но я этого делать не буду, потому что у нас сегодня весь вечер впереди, очень много непридуманных историй будет, а вот тот, кто, допустим, в отличие от меня, счастливого, уже посмотревшего спектакль в дни премьеры, ещё не смотрел, у него это только впереди. Вот он придёт и к этим историям рождественским или к другим непридуманным прикоснется. А мы ещё сегодня слушаем музыку помимо историй, и каждый наш гость приходит со своей мини программой, со своим подарком музыкальным. И это нечастый случай на радио «Вера», когда мы просто ставим музыку под стать разговору, и она становится таким эмоциональным сопровождением наших бесед. Саша, что мы будем слушать?
Александр Ананьев:
— Я рад, что ты спросил, Константин, по двум причинам. Мы будем слушать то, что мы будем слушать, во-первых, именно под эту музыку в исполнении заслуженной артистки Светланы Степченко 1 августа далёкого -цатого года, не будем называть, но для меня это чрезвычайно давно, кстати, ты был, Константин, ты знаешь, о чём речь. Под эту музыку мы с Аллой Сергеевной Митрофановой на очень интимном празднике после венчания перед взором наших гостей танцевали первый танец.
Константин Мацан:
— А, да. Я там был.
Александр Ананьев:
— А во-вторых, эта мелодия, она стала настоящей жемчужиной спектакля «12 не придуманных историй» и, конечно же, это Карлос Гардельх «Por una cabeza» на радио «Вера».
Звучит мелодия.
Константин Мацан:
— Итак «Светлый вечер», наш сегодняшний 3-часовой Рождественский марафон на радио «Вера», мы в свете праздника Рождества Христова проводим вместе с вами на наших волнах этот вечер и вспоминаем разные чудесные прекрасные истории из жизни. Я хочу передать слово отцу Алексею Яковлеву, нашему сегодняшнему специальному гостю в этом часе. Я думаю, что постоянные слушатели радио «Вера» знают о просто крутейших проектах отца Алексея, связанных с Русским Севером, с возрождением там храмов, причём именно это слово употребляю, не просто восстановление, потому что восстанавливаются стены, вы это тоже делаете. Возрождение — это возрождение жизни, это попытка с молитвой вернуть жизнь туда, откуда она уже почти ушла, но теплится, и вы это делаете. С какими прекрасными историями вы сегодня к нам пришли?
Протоиерей Алексей Яковлев:
— Спасибо, дорогой Константин, но, в первую очередь, мне хочется прокомментировать Александра. Замечательно, что Александр за послушание супруге стал реализовывать эту идею. Вот хотелось бы сказать, что на самом деле, нет невозможных вещей, а если мы что-то хотим сделать, то с Божьей помощью можно сделать очень многое. И не надо бояться, что это какие-то сложности или ещё что-то, потому что, если это стоящее дело, находятся обязательно единомышленники. Находится и финансирование, и все остальные вопросы тоже решаются.
Константин Мацан:
— Ну и на полях заметим, что побольше бы таких послушаний и таких супругов, чтобы за послушание поставить спектакль на сцене МХАТа.
Александр Ананьев:
Как говорит моя супруга: Господь может дать тебе прекрасный остров в Эгейском море, а ты просишь у него однушку в Лобне в аренду, Богу возможно всё!
Алла Митрофанова:
— Ну, естественно, своим желаниям нужно соответствовать. Это оговорка, которую всё-таки хочется сделать.
Александр Ананьев:
— Понял. Будет однушка в Лобне.
Константин Мацан:
— Ну в Лобне тоже хорошо.
Алла Митрофанова:
— Хорошо везде, просто, не стоит задвигать те возможности, которые в жизни нам Господь щедро открывает. Щедро открывает! Мы, не знаю, порой, может быть, от страха, от лени, от нежелания преодолевать что-то, от большого числа этих возможностей отстраняемся или закрываемся.
Александр Ананьев:
— Вот стыдишь ты меня, жена!
Алла Митрофанова:
— Почему?
Александр Ананьев:
— Сколько я уже читаю отца Алексея? Очень долго. Сколько я вот тебе в лицо говорил: как мне хочется поехать на север, восстанавливать храм? Я поехал? Я так ни разу и не собрался.
Константин Мацан:
— Если мы не едем на север, то север в лице отца Алексея приходит к нам.
Протоиерей Алексей Яковлев:
— Вы знаете, когда мне предложили съездить на Рождество на Святую Землю, это было как-бы поручение свыше, то я, честно говоря, обрадовался, конечно, возможности помолиться в Вифлееме на Рождество, но ещё, честно говоря, обрадовался, то, что там всегда 10°, я думал, ну там-то я отогреюсь.
Константин Мацан:
— Приятно.
Протоиерей Алексей Яковлев:
— Да. Я был поражён, насколько же там холодно. Вы знаете, там действительно 10°, может, 8°, но этот мороз, он пробирает до самых косточек.
Алла Митрофанова:
— Ну мы имеем в виду плюс, просто влажность высокая.
Протоиерей Алексей Яковлев:
— Плюс, да, в том-то и дело. Я даже не могу сравнить, с чем это похоже впечатление здесь, в нашем Отечестве, с одной стороны, тепло на термометре, но я никогда не чувствовал себя таким оставленным, таким замёрзшим как там. И служба на Рождество — это тоже такое некоторое испытание, потому что промёрзли все, хотя все были в облачениях, старались одеться, но вот это дает ощущение понимания того, что же происходило тогда в вифлеемскую ночь. Мы, когда говорим о чудесах на Рождество, самое большое чудо — само Рождество. Потому что Бог смиряет себя до самой крайности, смиряется до крайности, чтобы нас спасти, чтобы нас научить этому смирению. Есть замечательный ирмос канона, который рассказывает о Рождестве Христовом, о событии Рождества Христова, когда мы говорим о том, что Бог Он на Небесах, мы говорим так, потому что ничего более прекрасного чем Небо, и более просторного, бездонного у человека нет. Это как бы максимально, что можно сказать о красоте. Когда мы говорим о Господе, то говорим, что Престол его из херувимов. И говорим о том, что Бог Невместимый. И вот ирмос канона на Рождество говорит: «Таинство странное вижу и преславное — небо Вертеп, (то есть пещера), Престол херувимский Деву, ясли (то есть кормушку для скота) —вместилище, в нихже возлеже Невместимый Христос Бог, его же воспевающе величаем». Вот это чудо снисхождения Божия, чудо Его милосердия — это самое главное чудо Рождества. И когда там хоть и в прекрасном благоустроенном храме, как вы знаете, это один из немногих храмов, который дошёл с первых веков христианства до наших дней.
Константин Мацан:
— В Вифлееме?
Протоиерей Алексей Яковлев:
— В Вифлееме, да. Как бы там есть большая базилика такая, и есть пещера, в которой родился Христос. Когда ты там находишься, то ты чувствуешь, насколько же Господь умалился, насколько смирился, избрав пещеру. А ведь знаете, пещера — это где находится скот, это мягко скажем антисанитария, единственное что есть чистое — это кормушка для скота. И вот Господь вот так вот умаляется и смиряется ради нас и нашего ради спасения. Вот это, наверное, самое большое чудо и такая возможность через соприкосновение со Святой Землёй как бы почувствовать всем своим телом, насколько же Господь милосерден и снисходителен. И вот это должно, в принципе, определять нашу жизнь. Если Господь так смирился для нас, то мы должны также смиряться для своих ближних. Уступать, помогать, поддерживать. И в принципе, жизнь свою за ближних своих отдавать.
Константин Мацан:
— Вы согрелись в храме?
Протоиерей Алексей Яковлев:
— Нет, вы знаете, было холодно, в принципе, всю службу, часа три или три с половиной, и, хотя вот в самой пещере было теплее чем наверху, но холодно было всё время. А представляете, вот сейчас рождается младенец в роддоме, и его кладут под лампы специальные, которые согревают, абсолютная гигиена и прочее. И вот рождается Христос, рождается в пещере, и Его согревает дыхание вола, это не какие-то ясли, это не пелёнки какие-то, это дыхание вола, это такая пещера, в которой пастухи содержали свой скот, потому что места в гостинице для беременной женщины и её немолодого супруга не было.
Константин Мацан:
— Я знаю, что вы к нам пришли с рождественской музыкой.
Протоиерей Алексей Яковлев:
— Да. Вы знаете, когда я был ещё юношей, я не ходил в храм и, собственно говоря, мало, что знал о церкви, но я бывал у своих родственников в Тамбове. Это мои тётя и дядя. Вот мама у дяди она была певчая в храме. Она как-то через советский период времени пронесла традицию веры, интересное такое исповедничество было, потому что её муж был высокопоставленным директором в Тамбове, очень серьёзным. И он по венчался со своей супругой. Его вызвали в партийные органы и сказали: нам стало известно, что вы повенчались, подумайте хорошо над этим, придёте к нам через неделю. Он пришёл через неделю, ему говорят: ну что вы подумали? Он ответил: да. И что? Он говорит: если бы я мог ещё раз повенчаться, я бы ещё раз повенчался. Они говорят: кладите партбилет на стол и, в принципе, его должны были бы снять со всех должностей. Но он был настолько хорошим начальником, что этого не произошло. И вот у этих родственников моих было первое моё такое послушание, первый богослужебный текст, который я выучил, они сказали, что мы все вместе пойдём на Рождество. Вот тебе задание, мне было, наверное, лет 13, выучить тропарь наизусть Рождества Христова. Это первое, что я в своей жизни выучил, поэтому из песнопений тропарь Рождеству Христову в исполнении потрясающего регента архимандрита Матфея.
Константин Мацан:
— Давайте, послушаем!
Звучит тропарь.
Константин Мацан:
— А мы продолжаем «Светлый вечер», прекрасный, рождественский, длинный, светлый вечер на радио «Вера» сегодня. И в этом часе снова рождественские истории, мы снова немного волхвы, в Рождество все немного волхвы и сказочники. Вспоминаем самые прекрасные вещи, связанные с Рождеством, и не только, связанные с верой и с тем живым тёплым присутствием Бога в жизни, которое мы обычно называем чудом. И в этом часе с нами отец Стахий Колотвин, настоятель храма Воздвиженья Креста Господня в Митине. Добрый вечер, с Рождеством Христовым, батюшка!
Отец Стахий Колотвин:
— Добрый вечер, с Рождеством!
Константин Мацан:
— Алексей Пичугин. Лёша, добрый вечер!
Алексей Пичугин:
— Добрый вечер! С Рождеством Христовым, друзья, с Рождеством!
Константин Мацан:
— Марина Борисова, добрый вечер!
Марина Борисова:
— Добрый вечер!
Константин Мацан:
— Вот замечательные коллеги наши вместе со священником, отцом Стахием не в первый раз у нас на волнах радио «Вера» уже традиция прекрасная и вот хорошая традиция в Рождество встречаться с друзьями, но и также, конечно, наши слушатели знают, что каждую пятницу в это время мы беседуем с Владимиром Романовичем Легойдой, председателем Синодального отдела по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ, главным редактором журнала «Фома» и профессором МГИМО, и сегодня эту традицию тоже не будем нарушать. Владимир Романович с нами на связи. Добрый вечер!
Владимир Легойда:
— Добрый вечер!
Константин Мацан:
— Владимир Романович, рождественский вечер у нас сегодня, вас я поздравляю с Рождеством Христовым и всех наших радиослушателей поздравляю ещё раз с этим замечательным праздником, у нас сегодня такой чудесный рождественский эфир и «чудесный» в данном случае не только фигура речи, мы говорим о разных историях, о том, как Бог действует в нашей жизни иногда каким-то непостижимым образом, нам помогая и всячески присутствуя. Вот у вас были в жизни чудесные истории, связанные или не связанные с Рождеством?
Владимир Легойда:
— Знаете, их было много, когда что-то замечательным образом складывалось, и ну были какие-то совпадения, которые, что называется, по теории вероятности должны были произойти. Я здесь могу обратиться к замечательному выпуску вашей программы «Вызывайте доктора» с Алексеем Савватеевым, который сказал, что невозможно с одним и тем же человеком встречаться несколько раз, поневоле начинаешь задумываться, что за этим стоит, каков замысел Творца? Поэтому такого рода вещей, которые не укладываются в рамки течения обыденного, их было довольно много. Вот каких-то таких очевидных чудес... Вы, знаете, у меня был один такой случай, я не помню, вспоминал я его или нет. Он такой... Я, когда уезжал из Америки, вот отец Герман Подмошенский, с которым я там познакомился, который на меня огромное впечатление произвел, он благословил выход «Фомы», тогда ещё не было замыслов, он сказал, что надо журнал выпускать. Собственно, для меня с этого «Фома» начался, он мне сказал такую вещь, уезжая, ты знаешь, ты вот водку не пей. И я говорю: да я вообще особо не пью водку, ну просто есть такие ситуации, там компании, ну как-то странно это будет выглядеть. И я в голове держал одного человека — своего старшего знакомого, к которому, я знал, я по возвращении должен буду пойти, и мы с ним всегда что-то там выпивали немножко, но тем не менее это была всегда водка. И он мне говорит: ну ты скажи, что слово дал мне. Я говорю: отец Герман, это как-то странно. Вы замечательный, ну вот вы в Америке живёте много лет, может быть, вы этого немного не чувствуете, это будет странно. В общем, я там что-то такое блеял, он засмеялся и ушел. И вот я приезжаю, пошёл к этому знакомому. А я уезжал без бороды, а приехал с бородой, ну вот такой неофитский, конечно, пыл, запал, мы садимся за стол. Я весь в терзании, думаю, что же я буду делать? Там стоит бутылочка водки. Он мне говорит: ты так изменился, что там произошло? Ну я рассказываю, что встретился с православными, с Серафимом Роузом, такие вещи. Он говорит: да интересно, ты, наверное, и водку уже не пьешь? Я отвечаю: вообще, не пью. Он говорит: что? слово кому-то дал? Я был совершенно потрясён, он спокойно эту бутылку убрал, мы посидели, пообщались великолепно, посмеялись, и я что-то ещё рассказал про православие, и встреча на этом закончилась. Но я не знаю, это чудо не чудо, но это истинная правда до последнего слова, вот так было.
Константин Мацан:
— Но это потрясающая история, на самом деле, как раз-таки, это интересный вопрос — чудо это или не чудо. Потому что человек, допустим, неверующий послушает, скажет: ну мало ли, совпадения бывают, ну вот так вот получилось: у людей логика была одна и та же. А верующий скажет: нет, как прозревает будущее человек святой жизни отец Герман. Всё-таки это важно: чудо или не чудо, важно в таких ситуациях: ты видишь ли здесь присутствие Бога, Его действие там, допустим, через духовного отца? Или вообще не надо в таких ситуациях приплетать, что называется, идею Создателя, Творца и как-то останавливаться в таких обобщениях и предположениях, что вот чудо было?
Владимир Легойда:
— Ну для меня это было чудо в самом прямом смысле этого слова, потому что я себе не мог представить ситуацию ни в каком случае, что мы с ним по рюмочке не выпьем. Если всё-таки в целом отвечать на вопрос, то я думаю, конечно, зависит от того, как мы чудо определяем. Я сейчас не дерзаю давать богословские определения, хотя помню, что блаженный Августин говорил, что чудом является умножение хлебов, когда Христос накормил 1000 людей несколькими хлебами, но и не меньшим чудом является произрастание хлеба. Понятно, что человеческий разум современного человека он определяет чудо как нарушение законов естества, например, какой-то учёный всегда может сказать, что нам это может казаться нарушением закона, просто есть закон, о котором мы ещё не знаем. Вот, кстати, Савватеев об этом тоже говорил в этом выпуске. И поэтому я бы вот не определял чудо как нарушение естественных законов, потому что мы попадаем в ловушку: знаем ли мы все законы, что считать законом и так далее. Вот, а вот некое проявление действия Божественной благодати, действия Бога в мире особым, может быть, образом указывающим, что вот это, наверное, и есть чудо.
Константин Мацан:
— В Рождество все немного волхвы, да? Знаменитое стихотворение, к которому мы сегодня часто обращаемся, а вот какие-то семейные традиции есть у вас, связанные с Рождеством? Вот мы с вами неделю назад говорили про Новый год, говорили про то, что, скорее, главный праздник в вашей семье — и даже отмечая Новый год, вы так с семьёй мысленно готовитесь к Рождеству, вот что это значит на практике?
Владимир Легойда:
— У нас дети всегда что-то придумывают, это может быть какая-то сценка, что-то такое они могут играть. В этом году, насколько я понимаю, тоже что-то готовится, причём они как-то сами, инициативно, вот, ну вот, как я и говорил неделю назад — это всегда встреча большой семьи, слава Богу, вот бабушки, дедушки. Дети даже застали ещё одну прабабушку, и это тоже всегда было радостно, она всегда какие-то особые подарки им дарила, особые были отношения, особые разговоры, прабабушка всегда что-то рассказывала, интересное из жизни, которое уже никто не застал из других членов семьи. Рождественская служба, конечно, всегда, поскольку мы детей мелких, есть разные, я знаю, разные подходы, но мы не брали на ночную службу довольно долго. Для ребёнка, когда он идёт, вот для старшей, а она в этом году пойдёт на ночную службу, это было таким событием. Безусловно, я знаю, это здорово, хотя понимаю, что могут быть разные подходы здесь. Ну я не очень понимаю — зачем брать ребёнка, который будет спать, но, может быть, дети разные, просто я видел в любом возрасте берут и, наверно, это тоже здорово. Ну вот у нас было так. Для них это был особый случай — попадание на ночную рождественскую службу.
Константин Мацан:
— А какие-нибудь самые вам запомнившиеся рождественские службы у вас были? Вот вы про Америку рассказывали, вы там Рождество не застали?
Владимир Легойда:
— Да. Рождество и Пасха, они были там, конечно, совершенно особые. Тем более что я был в культуре, где Рождество празднуется, ну тогда это был 94-й год, у нас это только-только все начиналось, а там праздновалось широко во всей культуре, но по-особому, при этом уже со своими особенностями, но я, скорее, помню, у меня было Рождество, когда я сильно очень болел. Я остался дома. И как раз отец Герман, о котором я уже сегодня вспоминал, он был в России, он приезжал в Россию. И он приехал ко мне, меня навестить больного, и он был человек с юмором, и я в каких-то был, я не помню, в чем я был, но он сказал, что я, как четырёхдневный Лазарь, перемотанный лентами, ну вот он как-то меня вернул к жизни, я пошёл на поправку. Но это вот было Рождество, к сожалению, когда я единственный раз, по-моему, в жизни я из-за болезни не попал в храм, но вот часто это вспоминаю, что тогда отец Герман ко мне пришел и навестил.
Константин Мацан:
— А не было обидно не попасть в храм, потому что для многих верующих православных людей, когда не получается в храм попасть, как-то прям как будто чего-то важного лишился. А с другой стороны, мы вспоминаем знаменитые слова Серафима Саровского о том, что молись там, где ты можешь молиться. Кто пройдёт по канавке в Дивеевском монастыре, прочтёт 150 раз молитву Богородице, тому там и Киев, и Афон, и Иерусалим. Вот как-то так тоже можно ведь рассуждать, даже оставаясь дома больным, что ведь и здесь тоже есть Бог и с тобой, и в твоем сердце, и в твоей молитве, может быть?
Владимир Легойда:
— Да, конечно, ну понятно, что лишился не как будто, а действительно, ты не смог причаститься, ты не смог быть на литургии, помолиться, но просто, мне кажется, что в этом нет особой заслуги, но это я довольно, чтобы не использовать обязывающее слово «смиренно», довольно спокойно воспринял, тем более что я был в таком физическом состоянии, что мне даже по дому было ходить сложно, не говоря о том, чтобы куда-то выйти.
Константин Мацан:
— Ну хорошо, что нынешнее Рождество вы проводите в намного более крепком расположении духа и тела. Спасибо огромное, Владимир Романович. Ну и сегодня в рождественский вечер мы слушаем музыку, которую наши гости предлагают. Что мы послушаем?
Владимир Легойда:
— У меня в конце года был в гостях в «Парсуне» замечательный, выдающийся, гениальный, наверное, композитор Эдуард Николаевич Артемьев, я бы предложил всем вместе послушать его музыкальную композицию из фильма «Сибириада».
Константин Мацан:
— Спасибо огромное, слушаем «Сибириаду», музыку к фильму «Сибириада» Эдуарда Артемьева. Владимира Романовича Легойду я благодарю за наш сегодняшний разговор. Ещё раз с Рождеством поздравляю!
Звучит композиция.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» и прекрасные рождественские истории сегодня с нами весь вечер. С Рождеством Христовым ещё раз я не устаю поздравлять и собравшихся в студии, и радиослушателей. Отец Стахий, ну вот сказал я, что в Рождество все немного сказочники, кого как не священника спросить о прекрасных чудесных историях, связанных с Рождеством и верой? Что вам на ум приходит, с чем вы сегодня пришли?
Отец Стахий Колотвин:
— Действительно Рождество всегда должно напоминать о сказках. Вот с детства, конечно, мне очень всегда нравились сказки о путешествиях, вот Синдбад-мореход вспоминаешь, и как раз поэтому хотелось бы вспомнить некоторые истории рождественского характера, связанные с паломническими поездками, которые мы с прихожанами регулярно в те или иные уголки православного мира совершаем. И первая из них, они такие коротенькие истории. Первая из них, это история, которая произошла не на Рождество, но зато в месте Рождества — в Вифлееме. Вифлеем находится на территории Палестинской автономии. То есть такого автономного образования, населённого мусульманами, в еврейском национальном государстве Израиль, под его все равно внешним контролем.
Константин Мацан:
— Ну вот мы в прошлом часе, я напомню, мы уже в Вифлеем переносились, но невозможно туда ещё раз не перенестись, потому что Рождество.
Алексей Пичугин:
— Минутка политинформации от отца Стахия.
Отец Стахий Колотвин:
— Это я не зря такую политинформацию привёл, потому что это очень важно для такого... передачи ощущения этого праздника. И там, конечно, я неоднократно был на Святой Земле, в Вифлееме, ну вот это единственный раз я там бывал священником, когда мог совершить Божественную литургию. И вот это посещение, конечно, отличалось от всех остальных предыдущих многочисленных посещений Вифлеема. Где совершается эта Божественная литургия? Как раз в той самой пещерке, которая находится под храмом, где помещается совсем немного человек. И вот совершается служба, там наша небольшая паломническая группа, там ещё одна небольшая паломническая группа, и вот всё, пещерка заполнилась, несколько батюшек, и сверху приезжают такие автобусы с туристами. И туристы они так делают попытку тоже в эту пещеру зайти, как волны накатывают, но мест просто технически нет, а вокруг этого необъятное море мусульманских домиков, где жители живут своей жизнью, им абсолютно всё равно, что здесь место рождения Спасителя, за исключением экономического эффекта, который приносят люди, которые приезжают и покупают те или иные памятные сувениры в местных магазинчиках. Вокруг тоже уже суровое еврейское государство, тоже со своими традициями, в которых Рождеству, увы, места тоже не особо находится. И таким образом, когда вот там молишься, когда ты там собираешься с другими христианами, ты понимаешь примерно то, что происходило 2000 лет назад, когда родился Христос, потому что вокруг был мир, тоже было национальное еврейское государство, вокруг была языческая Римская империя, которая собственно и загнала своими планами по переписи Пресвятую Богородицу в родной в родовой город, где, на самом деле, никакого места для святого семейства не находилось. Была маленькая пещерка, где ну действительно только овечки, барашки, вол у яслей мог находиться. И действительно были только самые близкие люди, и как раз мы всегда, когда собираемся в такой маленькой пещерке и совершаем Божественную литургию, вокруг нас мир, которому это абсолютно всё равно. Тем не менее чудо, которое происходит в этой пещере, оно для всего этого мира, оно весь этот мир наполняет божественным светом. Понятное дело, что это можно сказать про каждую Божественную литургию, не только Вифлееме, но тем не менее в Вифлееме это особенно остро чувствуется. Однако я вот стал думать и вспоминать, а всё-таки есть какие-то такие богослужения в моем таком не очень продолжительным священническом служении, которые бы вызывали сходные эмоции? Сходные переживания, переживания — понятное дело — это чувственность, святые отцы тоже предостерегали, чтобы в чувственность особенно не впадать.
Константин Мацан:
— Сегодня можно, сегодня можно — Рождество.
Отец Стахий Колотвин:
— Сегодня можно, уже когда хорошо помолился, то есть некоторые предохранители, я вспоминаю тоже другую нашу паломническую поездку с прихожанами в Каппадокию. Каппадокия — древняя христианская земля, отцы — каппадокийцы.
Алексей Пичугин:
— Я очень завидую отцу Стахию, я видел фотографии его из разных поездок в Каппадокию, конечно, это у меня мечта, она достаточно светская, кстати говоря, такая приземлённая, мне хочется посмотреть и пустыню, и воздушные шары, и, безусловно, куда мы денемся от нашей христианской истории, связанной с Каппадокией, но вот что-то такое визуальное для меня тоже открыточное важно.
Константин Мацан:
— Ну в Турцию сегодня проще, чем в иные страны поехать россиянам, так что все шансы есть.
Алексей Пичугин:
— В минувшем году несколько раз побывал.
Отец Стахий Колотвин:
— Ну так что, кто в очередной раз поедет в Турцию, обязательно не на море, езжайте в Каппадокию.
Алексей Пичугин:
— А как туда, кстати, добираются? Все знают, как до Анталии лететь, большинство знают, как до Стамбула добраться, а как в Каппадокию попадают?
Отец Стахий Колотвин:
— Лучше всего делать коротенькую пересадку в Стамбуле и оттуда уже час с небольшим лететь до Каппадокии. Если человек в Анталии оказался, то оттуда уже, конечно, сложнее добираться, это 8 часов наземным транспортом, но тоже можно найти автобус, тоже найти способ добраться.
Единственное, что я не советую, мало ли кто очутится на отдыхе в Анталии, не советую ехать на предложенную турфирмой поездку на два дня, потому что из них 16 часов вы проведёте в дороге, и в итоге полученные впечатления от поездки хоть останутся яркие, но не уверен, что положительные.
Алексей Пичугин:
— Лайфхак, простите за это слово, для тех, у кого есть права, все равно дешевле всего получается в итоге взять машину в аренду и доехать из Анталии или Стамбула.
Константин Мацан:
— Ну давайте вернёмся к рождественским историям.
Отец Стахий Колотвин:
— Действительно почему именно про Каппадокию? Потому что, если ты находишься в пещере Рождества в Вифлееме, ты находишься, по сути, просто в подвале храма, сейчас это никак с пещерой не ассоциируется. А Каппадокия, благодаря уникальному природному ландшафту, можно сказать, земля пещер и скал. То есть побывав в Каппадокии, ты лучше понимаешь, в какой собственно пещере родился Христос, потому что даже до сего дня, местные жители, уже турки, они могут своих лошадок, коровок просто в пещере, как в хлеву держать, мы-то на Руси воспринимаем Рождественский хлев как некоторое бревенчатое строение, как у нас там в родной деревне, у бабушки такие вот ассоциации. А нет, вот именно вот пещеры. Поэтому абсолютное большинство храмов Каппадокии они пещерные, которые изнутри могут повторять форму храма, эти пещеры расширялись, вырезались, поскольку уже давно, 100 лет назад, было депортировано христианское население полностью из Турции, трагический вот как раз юбилей приближается, но тем не менее турецкое государство, учитывая большое количество наших туристов из России, может согласовывать богослужения в каких-то официальных местах, чтобы послужить где-то не в неофициальных местах, это уже надо делать тихонечко, поэтому выбрал я храм отдаленный, в тихой местности, где сейчас люди особо не живут, а учитывая, что это была такая депортация своеобразная, на место полутора миллионов христиан приехали 300 000 мусульман, которые, понятное дело, не смогли заселить все эти поселения, которые были, поэтому некоторые руины храмов у нас находятся просто в отдалении, и вот тоже мы выбрали один храм, такой вот по карте выбирал, чтобы совсем не было никаких местных жителей вокруг. И отправились, это уже такая юго-западная часть Каппадокии, ближе к вулкану Хасандаг, который возвышается своей белой шапкой. И там находится храм, который действительно уникальный для Каппадокии, потому что он построен, не вырезан в скале, а над пещерным храмом, видимо, более древний, более маленький храм перестал вмещать в себя всех жителей, и над ним построили большой собор, собор он без крыши, некоторые своды арок сохранились, на этих сводах арок фрески 12-го века чуть-чуть, и мы там решили совершить Божественную литургию. Все для литургии у нас было с собой. Столик, купленный в спортивном магазине походный, и, естественно, маленькие богослужебные сосуды. Однако, что не очень-то мы рассчитали, когда вспоминаешь стихотворение Бориса Пастернака, там стояла зима, был ветер из степи и холодно было младенцу в вертепе. То как раз ассоциация с нашей русской зимой, конечно, там зима, может, и не русская, но тем не менее в горах перепад температур очень большой, холодно, и мы в марте месяце были, и днём было нормально: 10-12°, однако, когда мы приехали туда ещё до рассвета, это была маленькая, но отрицательная температура. Ни у кого никакой зимней одежды с собой не было.
Константин Мацан:
— Так вы согрелись?
Отец Стахий Колотвин:
— Мы действительно согрелись молитвой. То есть все стояли, мёрзли, но никто не замёрз, никто не сказал: ой что это мы тут делаем, никто не побежал заводить машину и греться в ней, действительно молитва согревает. Поэтому тоже вспоминая эти ясли, где родился Христос, ту пещеру, я, конечно, тоже понимаю, что да, конечно, может быть, был какой-то маленький очаг, но прежде всего, если ты находишься рядом с Богом, Господь тебя обязательно обогреет. И даже если кто-то из наших радиослушателей сейчас сидит и у него сейчас проблемы с отоплением, не надо ругаться на ЖЭК, со своими близкими обняться покрепче, и все равно тебе будет тепло.
Константин Мацан:
— Сегодня у нас в программу все приходят с песнями. Не обязательно сами исполняют, но предлагают послушать. Какую музыку мы послушаем, отец Стахий?
Отец Стахий Колотвин:
— Бьётся в тесной печурке огонь...
Константин Мацан:
— Кстати, очень логично после этого рассказа. Прекрасно, давайте послушаем эту замечательную согревающую песню в нашем сегодняшнем тёплом «Светлом вечере».
Звучит песня.
Константин Мацан:
— С нами сегодня в «Светлом вечере» отец Стахий Колотвин и мои коллеги: Алексей Пичугин, Марина Борисова, мы рассказываем этим рождественским вечером прекрасные истории из жизни, чудесные, замечательные, и вот уже второй час так получается, что согревающих историй, всё-таки зима, холод, а вера, согревает. И мы продолжим это делать, не отключайтесь, мы скоро вернёмся.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» продолжается, с нами сегодня в студии мои коллеги Марина Борисова, Алексей Пичугин и отец Стахий Колотвин. Мы в этот рождественский вечер вспоминаем чудесные истории, чудесные в данном случае не фигура речи, и ощущение того, что там, где Бог согревает, где Он участвует в нашей жизни — это всегда чудо, ну вот продолжаем мы делиться историями, Марина, к тебе хочу обратиться.
Марина Борисова:
— Я даже не знаю, чем поделиться, потому что с того самого момента, когда я первый раз вошла в храм, у меня сплошные чудеса, которые уже несколько десятилетий не останавливаются. Ну правда, так получилось, что я абсолютно неверующая девица советская, никогда не читавшая Евангелия, никогда не ставившая себе вопросы Алёши Карамазова, за компанию, случайно вот так, как бы случайно, меня затащила на Пасхальную заутреню моя подруга, с которой мы до этого целый день были вместе и уже как-то не могли остановиться по инерции. И вот с этого момента прошла буквально там неделя, на Радоницу я покрестилась, потому что никакой другой мысли с этого момента у меня не было. С момента первого входа в храм, единственная мысль была: я хочу креститься, и я хочу здесь остаться. Собственно, так и получилось.
Константин Мацан:
— Не хочу учиться, хочу креститься.
Марина Борисова:
— Да, да, хочу креститься, а потом чудес было море, ну рассказывать о них, я даже не знаю, ну потому что это бессмысленно. Ну как рассказать о том, как мы однажды летом в гостях у священника в глубинке, в Ивановской области, поздно выйдя из храма, потеряли ключи от дома, где все ночевали, там трава была где-то по колено, наверное, точно.
Константин Мацан:
— Да, не зимняя история.
Марина Борисова:
— Да, это летняя история. Но это история про чудеса, потому что ключ мы всё-таки нашли минут через 40, но...
Константин Мацан:
— Это у нас зимние заметки о летних приключениях.
Алексей Пичугин:
— А можно сразу не история, а просто такая ответка небольшая. Я, тоже в храме это дело происходило, я как-то по дороге из храма в приходской дом, а дело было... год 2004-й, у меня упали очки, непонятно где и как они выпали, не настолько серьёзная у меня потеря зрения, чтобы я это сразу заметил, а когда заметил, ну что-то поискал, походил, поискал, нет, ну жалко, ну зима, ну куда-то в снег они провалились, уже не найти. Но вот года через два, наверное, да, год, наверное, уже 2006-й, эти очки нашлись в траве, либо они все это время пролежали, либо их какая-то птичка утащила, потому что они блестящие, а потом там же потеряла, ну вот я их ещё несколько лет потом носил, пока окончательно не потерял в Белоруссии.
Константин Мацан:
— Может, найдутся ещё.
Марина Борисова:
— Да, Беларусь — это не так далеко.
Константин Мацан:
— Марина, ну так ключи нашли в итоге?
Марина Борисова:
— Да, это поразительно, нашли в абсолютной темноте, в траве по колено, но мы все были новообращённые, все были неофиты, горели верой, такой детской простодушной, нам кто-то сказал, что нужно читать 90 псалом, и мы все вшестером хором его читали и нашли ключ. Ну, а если вспоминать, что было на Рождество. Рождество — вообще странное время для меня, когда само понятие времени куда-то исчезает, потому что Рождество у нас приходится между двумя новыми годами, и если к этому отнестись серьёзно, то времени действительно нет. В первый раз я это почувствовала в силу обстоятельств, в первые годы пребывания в церкви я ездила к своему духовнику, и нас что-то перед Рождеством собралось очень много, там была очень маленькая избушка, где все могли переночевать, но так получилось, что мне уже места там не нашлось. Тогда батюшка сказал: ну если хочешь, можешь спать в храме, я тебя запру там, там есть сундук, можешь там лечь и спать. Вообще это все очень сильно напоминало Гоголя.
Алексей Пичугин:
— Там гроб с покойником стоял?
Марина Борисова:
— Гроб там не стоял с покойником, но вообще-то в первый раз в закрытом храме спать...
Отец Стахий Колотвин:
— Ну хоть на сундуке?
Марина Борисова:
— На сундуке-то на сундуке, но я не могу сказать, что это был сон. Вообще все это было очень странно. Я долго не могла просто успокоиться, потом я как-то притулилась на этом сундуке, мне показалось, что я начала, такого ощущения, что я заснула, у меня так и не было. А утром, когда дверь в храм открыли, мне сказали: ну ты слышала? Я сказала: что? Ну этой ночью в храм пытались попасть воры, они пытались открыть в алтарной части окно. В общем, там был шум, ловили этих воров, я пребывала в постоянной полной уверенности, что я не сплю, но я ничего этого не чувствовала. Это была первая рождественская потеря себя во времени и пространстве.
Алексей Пичугин:
— А есть такое, кстати, да. Ты на самом деле спишь, а полное ощущение, что ты бодрствуешь, что вокруг у тебя та же самая реальность, ты о чем-то думаешь, какие-то мысли, и вполне себе нереалистичное ощущение бодрствования.
Константин Мацан:
— Но тут было наоборот, человек вроде как не спал, а на самом деле спал. Или Господь так покрывает? Как-то тебя укутывает в кокон, своим теплом и заботой укутывает, и ты вроде бы от всех бед тебе грозящих внешнего мира защищён?
Марина Борисова:
— Ну это вот был первый такой странный случай. Такой ещё более, наверное, яркий, более обычный по описанию, но по переживаниям, это было в самом конце восьмидесятых, когда Свято-Даниловский монастырь только начинал существовать как монастырь, и это было первое Рождество уже в обновлённой обители. Из храмов был освящен в храме Отцов Семи Вселенских соборов, был освящен только нижний Покровский храм и Троицкий собор. И кто пришел в Сочельник рождественский туда, попали в странную для себя ситуацию, ворота монастыря закрыли, и мы оказались полностью отрезанными от всего внешнего мира. Мы были в храме всё богослужение Сочельника, потом нам сказали, если вы хотите причащаться, то вот в Покровском храме будут принимать исповедь, мы встали в длинную очередь на исповедь, потом мы немножечко послонялись по двору при закрытых дверях, и началась долгая-долгая рождественская служба. Так получилось, что мы весь цикл: Сочельника и Рождества мы провели внутри монастыря, с закрытыми наглухо железными воротами, отрезавшими нас от остального мира, а потеря ощущения времени произошла ещё на этапе стояния в очереди на исповедь, потому что дальше происходило, ты абсолютно не понимал, тело свое ты переставал чувствовать уже к концу службы Сочельника, а всё остальное время происходило в каком-то времени-пространстве непонятном каком-то.
Константин Мацан:
— Вот эти православные, которые говорят сначала: да что вспомнить про Рождество? Столько историй, ничего особенного и не расскажешь, а потом могут до вечера рассказывать чудесные истории, то в храме закрыли, то в монастыре закрыли, у вас, Марина, такие истории, вас всё время закрывают где-то в святом месте, и вы там чувствуете, что ход времени останавливается.
Марина Борисова:
— Да и это вот связано с той песней, которую я хочу предложить послушать, потому что она тоже о том, как все волшебным образом в это время трансформируется, исчезает и обретает какой-то новый смысл. Это очень мной любимая песня Сергея и Татьяны Никитиных на слова Пастернака «Снег идёт».
Звучит мелодия.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» сегодня у нас не обычный, мы 3 часа в эфире находимся, сейчас у нас середина второго часа, мы рассказываем прекрасные рождественские истории друг другу и вам, дорогие радиослушатели. У нас сегодня в студии отец Стахий Колотвин, мои коллеги: Марина Борисова, Алексей Пичугин. Леша, ну теперь твой черёд быть сказителем.
Алексей Пичугин:
— У меня рождественская история, произошла она именно в рождественскую ночь. Я учился в школе, и я в церковь пришел самостоятельно класса после девятого, и это было, я не помню точно, Рождество класса 10-го, может быть, как-то так. Я ходил по собственному выбору в одну небольшую подмосковную церковь. Чтобы туда попасть, надо было от Курского вокзала час с небольшим ехать на электричке, потом подождать некоторое время автобус и потом минут 40 ехать на автобусе. Это важно для самой истории, не к тому, что я был такой маленький-удаленький, церковный, очень хороший.
Константин Мацан:
— Такой подвижник.
Алексей Пичугин:
— Нет, совсем не маленький подвижник.
Отец Стахий Колотвин:
— Но мы все равно очень впечатлились.
Марина Борисова:
— Не знаю, по-моему, это было в духе времени, потому что многие из здесь присутствующих, по крайней мере, я-то точно могу рассказать точно такую же историю, про первые годы в церкви.
Алексей Пичугин:
— Там, на самом деле, это было ещё какое-то такое школьное очарование, к тому же я очень любил вечернюю, я на Литургию, на самом деле, ездил нечасто, мне очень нравилась вечерняя служба, а больше всего мне нравилось песнопение «Свете тихий», так получалось, что примерно к нему я и добирался, потому что расписание автобуса было так устроено, что ты едешь, а потом он останавливается возле деревенского магазина, а потом там до храма ещё минут 20 идти. И вот ты приходил как раз к «Сете тихий». И вот как-то для меня, когда я активно стал ездить, это была осень, я старался субботы эти не пропускать, в воскресенье никуда не ходил, и в субботу как раз и темнеет ещё не очень поздно и не очень рано, и ты идёшь от автобуса, и солнце садится, и красивая такая унылая осенняя природа, и на фоне всего этого «Свете тихий» поётся, а пели в том храме знаменным распевом, что ещё добавляло какого-то антуража. И самое главное, для меня, школьника, тогда продавались дешёвые кассеты на местном рынке контрафактные, пока ты ждёшь автобус, можно было сходить на рынок и купить очередную дешевую контрафактную кассету, в плеер поставить и, пока ждёшь, автобус, послушать. И вот так на неделю этого плейлиста хватало, он был свёрстан. Но история про Рождество. Я поехал в этот храм на Рождество, интернета нет, и я, в принципе, не удосужился узнать, когда там служба, я был уверен абсолютно, что в Рождество-то служат ночью, ведь по телевизору показывают, как патриарх служит ночью, в московских храмах ночью служат. Но в нашем храме не то что прям соблюдали букву устава Типикона, но вот по Уставу рождественская служба прямо вот в ночь она не подразумевается, да, служат, сейчас это уже традиция, все время служат, ну вот как-то это было связано с двумя вещами. Первая, ночью туда сложно было добраться, машины были тогда не у всех, автобусы не ходили, на Пасху само собой, но вот в Рождество служили всё-таки утром, в обычное время. Потому что больше народу приходило, так бы если ночью, то никто, деревенских старушек немного, а те, кто могут приехать, приезжали обычно утром. Но я всего этого не знал, а ударили 30-градусные морозы, прям хорошо так, реально за 30. Я знал, что мне предстоит доехать в тёплой электричке, какое-то время подождать автобуса, я даже не знал, когда, ну с какой периодичностью они ходят, я подождал, ну, единственное, в какой-то момент пальцы перестал ощущать пока ждал, ну ничего, в автобусе отогрелся. Автобус, который меня довез, он на трассе остановился, я так бодренько минут за 25 до храма дошел. Света нет, ничего не горит, а дальше не понятно, потому что автобусов нет, вокруг меня только лес да поле, и вообще непонятно, как и куда добираться. Телефонов мобильных, по-моему, тогда ещё не было. Я смотрю, в приходском доме горит окно, я захожу, а там приходские тетеньки наши, которые меня хорошо знали к этому моменту, я их знаю, там что-то готовят, видимо, к завтрашней рождественской трапезе. Меня сажают: ой-ой-ой, батюшка жил совсем недалеко от Москвы, а это всё-таки Подольский район, там он на машине уезжал-приезжал, говорят: батюшка уже уехал вечером, приедет теперь утром к службе, ну раз уж ты приехал, мы тебя щас положим спать. А у меня жуткая аллергия на кошек всегда, а там, в этом приходском доме — кошки везде и собаки ещё. Но с собаками все хорошо, и у меня тогда была ещё собака, а кошки везде.
Константин Мацан:
— Час от часу не легче.
Алексей Пичугин:
— Да, это просто, как бы щас сказали: комбо из всего. Меня там немножко накормили, чаем напоили и собирались спать укладывать, а я понимаю, что я не усну уже или задохнусь. Я знаю, дело происходит относительно недалеко от нашей дачи, собственно так я в этот храм когда-то и попал. Ну а ключей от дачи нет, там никого нет, но недалеко ещё на полдороги от этого храма к даче есть ещё один храм, где мы когда-то все крестились, он первый ещё в советские годы, ещё в 80-е, он открылся, и весь город Климовск туда ходил. И я думаю: пойду-ка я туда, правда, думаю, если уже там нет службы... Ну не знаю, ну уж как-нибудь оттуда до города доберусь. Эти наши приходские тётушки поохали-поохали, ну а что делать, ну вроде взрослый парень, уже старшеклассник. Я пошёл, я так бодренько прошагал полдороги до трассы, потом прошагал ещё полдороги до трассы, перешёл собственно эту трассу, а дальше ещё поле, и вот ты проходишь это поле, в конце этого поля деревня с храмом. Я пошёл по следующему полю и понимаю, что ещё метров 300 я пройду и всё, у меня замёрзло всё, мороз градусов 30, я просто упаду и по весне, наверно, оттаю. Я оборачиваюсь, ещё трассу видно, я вижу, как по трассе едет автобус, я не знаю откуда он взялся, я не знаю, что это за автобус, время уже ни для каких автобусов, явно, это не время когда рейсовые автобусы ходят, это как-то уже после полуночи. И я побежал, я из последних сил побежал за этим автобусом, а когда добежал до трассы, он меня немножко обогнал, я упал и пополз, а он это как-то увидел и остановился. Я захожу в этот автобус, он смотрит на меня, смеётся и говорит: ага, вот если бы я не остановился? Я ему говорю: я не знаю. Ну поехали, но это какой-то был непонятный автобус, он рейсовый, на нём этот номер стоит, на котором я собственно и приехал с железной дороги, но уже по времени ничего не должно быть. Ну куда-то в парк он ехал, не знаю, может быть, это чудесным образом для меня какой-то автобус был. Не знаю.
Отец Стахий Колотвин:
— Никого из пассажиров там больше не было?
Алексей Пичугин:
— Были там ещё какие-то пассажиры один или два человека, но я как-то там в уголок сел. Куда ехать? Ну ехать в Подольск, ближайший город там большой Подольск. В Подольске есть Троицкий собор, там уж точно есть службы ночью, я думал. У меня все ещё какое-то горение: мне до службы надо как-то добраться, до какой-нибудь, думаю: это правильно, надо так сделать. Я... И тут меня дёрнуло: я думаю дай-ка я посмотрю, тут по дороге ещё один храм есть, в деревне, через которую автобус проезжает, выйду-ка я тут, посмотрю.
Константин Мацан:
— Вот ты неугомонный.
Алексей Пичугин:
— И когда я уже хотел попросить водителя остановиться на этой остановке, там пройти, всё-таки в последний момент меня что-то дернуло: что вдруг если здесь в этой деревне все будет закрыто, то уже точно по весне где-нибудь оттаю. И вот так я доехал до Троицкого собора Подольска. Я не знаю, сколько времени, а ну времени было понятно, там эти литургии шли, не знаю, как сейчас, тогда, наверное, была ночная, которая в 12 начиналась, следующая где-то в 4 утра или даже пораньше, может быть, в приделе, я не помню, то ли они, может быть, тоже не в 12 начинали, а ближе к утру, ну, в общем, на эту самую литургию я попал, а потом я уже как-то добрался до железнодорожной станции, я согрелся в храме, в тёплой электричке, доехал до дома, лег спать, с утра проснулся, чувствую, что половины головы я не чувствую, ещё пару-тройку пальцев я не чувствую, и куска руки, ну потом всё как-то самой, видимо, я чуть-чуть приморозил, потом все само собой пришло в норму. Вот такая рождественская история у меня была на заре моего воцерковления.
Константин Мацан:
— Сегодня, слава Богу, Алексей Пичугин в студии радио «Вера» в тепле, полон сил, здоровья, и всё-таки да, у нас сегодня тёплый вечер, Господь согревает, все пальцы на месте, и голова, как видно, прекрасно работает, даже той частью, которая очень сильно замёрзла. Что мы послушаем?
Алексей Пичугин:
— Послушаем мы ... у меня несколько лет уже почему-то у меня было вот такое, какое-то рождественское ощущение. Это была рождественская православная история, а это просто ощущение какого-то такого культурного Рождества, скорее, какого-то американского или европейского адвента, прекращение адвента и наступление Рождества, почему-то у меня перед глазами всякие американские зимние старые фильмы чёрно-белые, и на фоне этих фильмов играет чуть более уже поздняя песня Фрэнка Синатры «Strangers in the Night».
Константин Мацан:
— Это, кстати, очень сочетается с твоей историей: путник в ночи искал храм. Спасибо огромное, напомню, что в этом часе «Светлого вечера» у нас в студии был отец Стахий Колотвин, настоятель храма Воздвиженья Креста Господня в Митине, Марина Борисова, Алексей Пичугин — мои коллеги. Дорогие радиослушатели, в следующем часе мы продолжаем наш рождественский марафон прекрасных тёплых согревающих чудесных историй, сейчас я благодарю гостей этого часа, и мы слушаем «Strangers in the Night».
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Наш сегодняшний необычный рождественский марафон, вот уже третий час в эфире радио «Вера», мы вместе с вами вспоминаем разные прекрасные рождественские истории, чудесные, странные, тревожные в чем-то, необычные, но каждый раз обязательно со счастливым финалом. И вот в этом часе тоже продолжим об этом размышлять вместе с нашими гостями, у нас Алексей Пичугин остался с прошлого часа с нами в студии, спасибо тебе, Леша, что ты с нами, мы сегодня тоже тебя ещё услышим.
Алексей Пичугин:
— И спасибо вам, и ещё раз с Рождеством, дорогие слушатели.
Константин Мацан:
— С Рождеством, да, и присутствующих в студии тоже с Рождеством поздравляю! К нам присоединился отец Константин Кокора, клирик храма Воздвижения Креста Господня, в Митине, добрый вечер!
Отец Константин Кокора:
— Добрый вечер, дорогие друзья!
Константин Мацан:
— И моя дорогая коллега Кира Лаврентьева, добрый вечер, Кира!
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер!
Константин Мацан:
— Вот мы сегодня много говорим о разных случаях из жизни, когда как-то очень явственно в каких-то событиях чувствовалось присутствие Бога, потому что когда мы говорим «чудесная история», слово «чудесная» нагружено какими-то смыслами, разными, необычными, да? Но мы же понимаем, что чудо — это не просто какое-то странное событие, которое выбивается из общего порядка вещей, не только, вернее, это. Это ещё какое-то живое, зримое, переживаемое действие Божьей руки в нашей жизни. Кира, как это было у тебя?
Кира Лаврентьева:
— Ой, это так неожиданно, но ты меня сейчас сразу об этом спросил. Но я готова, я готова рассказать. Вы знаете, вот Рождество — это такой самобытный, очень тёплый праздник, и для меня настоящим чудом было ощутить всю его глубину. Вот что такое праздновать Рождество в старинном русском городе? Я это абсолютно точно пережила очень ярко, и много раз, и много лет это переживала, с тех пор, как вышла замуж. У моего мужа родственники живут в Муроме. Я вам скажу, дорогие друзья, это настоящее чудо действительно для меня. Почему? Потому что, когда мы жили в Сибири, что такое было пойти на рождественскую службу?
Алексей Пичугин:
— Вот я сейчас узнал, что, оказывается, Кира жила в Сибири.
Кира Лаврентьева:
— Да, Лёшенька, вот наконец-то мы с тобой сблизимся.
Алексей Пичугин:
— Мы с тобой ещё ни разу...
Константин Мацан:
— Вот неожиданный поворот.
Алексей Пичугин:
— А муж слышит?
Кира Лаврентьева:
— Он хорошо к этому относится.
Алексей Пичугин:
— Кстати, у нас премьера. Мы с Кирой ни разу ещё ни одной программы вместе не проводили.
Кира Лаврентьева:
— Вот это первая программа, и это очень здорово, и это уже чудо, и здесь дорогой отец Константин, которого я тоже очень люблю, очень тепло к нему отношусь, очень рада видеть его в нашей студии, вот ещё что. Ну смотрите, вот жила я в Сибири. И что такое пойти в Сибири на службу? Это надо укутаться в 10 тулупов, я сейчас вообще не преувеличиваю, это правда, в 10 тулупов, в 10 носков, надеть валенки или там что-то очень тёплое, и самое главное, закутать лицо, потому что известные рождественские морозы они славятся таким ветром, его ещё называют хиус. Знаете, такой сибирский пронизывающий свистящий ветерочек.
Константин Мацан:
— Ещё надо взять рогатину, медведя отгонять.
Кира Лаврентьева:
— Ну вот это, кстати, миф, что там волки, медведи по улицам ходят. Там цивилизованный, в общем-то, регион, и всё хорошо, но то что там действительно очень сильные морозы — это правда. И вот мы с мамой, с папой, я маленькая, идём — бредём в этот храм, даже если утром, потому что на ночную ну не всегда же есть силы идти. Утром просто вот порадоваться, похристосоваться, увидеть рождественские иконы, украшение храма, облачения священников прекрасные.
Алексей Пичугин:
— Приходишь, а батюшку медведь съел.
Кира Лаврентьева:
— Господи, Лёша, нет же, нет же. И пока ты идёшь, у тебя щеки становится белыми моментально, обмораживаются.
Константин Мацан:
— Там просто батюшка хороший, медведь пришел, они вместе помолились, всё хорошо.
Кира Лаврентьева:
— То есть это невероятная радость, праздновать Рождество в Сибири, но это экстремально, как и вся жизнь в Сибири, это довольно экстремально. И тут я, представляете, еду на Рождество в Муром. Приезжаю, морозец умеренный — −19, это не −45 и −50, значит −19, и мы идём в этот Спасо-Преображенский монастырь, или в Троицкий монастырь, там, где мощи Петра и Февронии, всё там женскими руками монахинь украшено очень уютно, вот эта ёлочка, знаете, вот этот русский дух, эта монастырская крепостная стена белая, это совершенно какой-то невероятный дух. Я молчу, что у самого города совершенно невероятная энергетика, я не очень люблю это слово, но это действительно так и есть. Вот, Лёша, я вижу, что ты очень хочешь что-то пошутить, но я не дам тебе, я договорю.
Алексей Пичугин:
— Я нет, я хотел сказать, что мне там одна кафешка нравится за монастырём.
Кира Лаврентьева:
— Да, если вы там будете, обязательно посетите. И вот вы представляете, каждый год. Один год я была беременна, прямо глубоко беременна, и мы долго-долго едем по предновогодним пробкам, приезжаем в этот Муром, у меня все болит, спина болит, ноги болят, но вы знаете, я все равно иду на эту рождественскую службу. И потом ты утром встаешь, а на окнах, на стекле узоры, как в нашем детстве, представляете? Морозец, из трубы идёт дым, запах невероятный вот этой деревни русской, совершенно вообще что-то невозможное, и ты думаешь, вот сейчас новая жизнь началась, и это ощущение новой жизни я переживала каждый раз, каждый год, когда мы ездили в Муром. Я решила, что я обязательно должна об этом рассказать сегодня, потому что для меня это реальное чудо. Я не выдумывала, ах, чтобы мне рассказать, расскажу про Муром, а мне действительно это сразу пришло в голову, что об этом обязательно нужно поделиться с нашими радиослушателями, вот этой невероятной теплотой и возможностью встретить такой тёплый душевный и высокий праздник в таком прекрасном старом русском городе. Вот так.
Константин Мацан:
— Причём даже от Москвы, где мы находимся сейчас, не так далеко он, в общем-то. Сел на машину и доехал.
Кира Лаврентьева:
— Да совершенно недалеко. Часа четыре. Там очень много всяких гостиниц, то есть всегда, есть где можно поселиться. У Саши там бабушка, и это ещё, это, кстати, самое главное, это добавляет очень теплоты.
Константин Мацан:
— Саша — это Кирин муж, я слушателям поясню.
Кира Лаврентьева:
— Да, это мой муж. И вот мы ездим к Сашиной бабушке, у неё там настоящая пихта огромная, и такие шарики советские огромные, и фонарики, вы представляете? Вот все вот это создает такой невероятный дух, и я очень долго- долго потом этим живу.
Константин Мацан:
— Я вот только летом был в Муроме.
Кира Лаврентьева:
— Летом там есть свои плюсы.
Алексей Пичугин:
— Я в Муроме был несколько раз, но вот самое такое, наверное, знаковое посещение, случайно совершенно мы там оказались в большой компании 9 Мая много лет назад. И как там были ночью гуляния на 9 Мая организованы, нам нужно было от Оки добраться до квартиры, где мы остановились. И это занимало, ну я не знаю, весь Муром был на улице, вот мы через толпу продирались несколько километров.
Кира Лаврентьева:
— Класс.
Константин Мацан:
— Кира, что мы послушаем? Какую рождественскую музыку?
Кира Лаврентьева:
— Ну, наверное, песня должна быть, мелодия должна как-то обрамлять мой рассказ, она должна как-то гармонично его завершать, поэтому давайте мы послушаем Свиридова «Зимнюю дорогу». Ну мне кажется, это прямо то, что нужно.
Звучит музыка.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» продолжается рождественский, необычный «Светлый вечер». Мы сегодня в этот прекрасный праздничный день делимся историями, вспоминаем самые тёплые события, связанные с Рождеством, с верой, с зимой, и у нас весь вечер, весь марафон теплые истории, как Господь согревает, Он может согревать по-настоящему в холодную стужу, может согревать как-то внутренним каким-то духовным теплом. Вот, отец Константин, вас теперь хочу спросить, ваша очередь быть сказителем рождественским сегодня.
Отец Константин Кокора:
— У меня две истории, но они будут очень короткие, для меня они очень важны как не только для человека, но и как для священника. Они все совершенно недавние. Сначала — это крещение моего сына, оно произошло 8 января, и на следующий день после Рождества собралось огромное количество людей, обычно крещение проходит, ну скажем так, кулуарно, люди приходят своей компанией, со своими родственниками, у нас набралось человек 40, если не больше, причём все эти люди были из разных групп, кто-то родственники жены, мои родственники, друзья из первого университета, церковные мои товарищи. В общем, народу было очень много, и тогда я почувствовал, что мы стали Церковью. Хотя в этом крещении участвовал даже мой друг протестант, который пришел на богослужение, который до этого не участвовал в таких службах, и вот когда мы пошли крестным ходом вокруг купели, несмотря на то, что как вы сказали, было холодно, мы почувствовали, что Господь нас согревает. И этот крестный ход — это было что-то грандиозное, причём люди, после того как крещение совершилось, они не ушли сразу из храма, как часто бывает, пофотографировались все быстро и ушли, они захотели остаться и хоть сколько-нибудь побыть ещё здесь, продолжить действо. Для меня это было неким откровением, потому что чаще всего ты крестишь, происходит это так: покрестил, пофотографировались, ушли.
Второй рассказ — это для меня тоже очень знаменательное событие, в прошлом году меня неожиданно позвали в город Зеленоград послужить самому рождественскую службу. Так как священники местные там заболели все. Я, так как совсем ещё молодой, ни разу, естественно, не служил один.
Алексей Пичугин:
— На Рождество, в смысле?
Отец Константин Кокора:
— И когда никого нет больше из священников, ты должен исповедовать и причащать, а народу просто огромное количество. Но вы понимаете, что Рождество — это сообразно, может быть, Пасхе, чуть меньше по масштабу. Люди даже раз в год, которые приходят, они обязательно на Рождество придут, конечно, они наверняка захотят причаститься и исповедоваться. Для меня это было такого огромного масштаба событие, потому что и волнительно, людей я вообще никого не знал, даже со священником я был достаточно плохо знаком, но, когда мы стали служить, начали вот эту Литургию, я прямо почувствовал, что мы единое тело, что мы вместе с ними все это делаем, там, кстати, мой друг протестант тоже участвовал, это была его первая Литургия, он пришел на ночную службу, посмотреть, как у нас все происходит.
Константин Мацан:
— Как-то вы часто его зовёте.
Кира Лаврентьева:
— Два раза, два раза! Простите, а как сложилась судьба дальнейшая этого друга протестанта?
Отец Константин Кокора:
— Ну сейчас мы с ним общаемся до сих пор, мы с ним знакомы уже много — много лет, с первого университета светского, причём мы сейчас с ним и передачу записывали, где был диалог между протестантом и православным, и мы общаемся семьями, потому что для меня это важное измерение: разговор с человеком, который верит во Христа, но верит как-то по-другому, у которого есть общие места с моей верой, но в тоже время мы не совсем тождественны, ну как, например, в православной общине. Ты говоришь, а это понятно всем людям. Вы заметили, да? Что для меня это действительно было очень важно, потому что человек как-то приобщился к этому, он, кстати, мне потом сказал, что для него это было что-то совершенно новое, у них это всё совершенно по-другому происходит, их богослужение. Приехала моя супруга, приехали несколько человек из нашей общины, но это богослужение потом я пережил как нечто одно из самых больших служб в моей жизни, когда ты после всего происходящего, после литургии, после причастия ты понимаешь, что эти люди с тобой стали едиными, и после службы мы с прихожанами общались не только очно, потом писали люди, потом стали приезжать уже к нам на приход, то есть это общение началось с этой литургии, буквально, хотя я очень волновался в том плане, что даже проповедь, ты когда говоришь проповедь, ты по идее, должен знать этих людей, а когда ты обращаешься к тем, кого первый раз видишь, ты должен почувствовать, а что сейчас людям нужно сказать, о чем ты хочешь рассказать, потому что для тебя это должно быть важно, и они должны разделить с тобой эти чаяния, но для меня это был новый опыт, который мне очень запомнился. И характерно, что он был именно на Рождество.
Кира Лаврентьева:
— А что запомнилось больше всего? Ну вот вы пришли, очень много народу, все незнакомые, новый приход, новый город, вообще всё совершенно иное.
Отец Константин Кокора:
— Ну город-то мне сказать, что новый.
Кира Лаврентьева:
— Ну вы там никогда не служили. Для вас он новый. И в итоге-то, что больше всего осталось в вашем сердце?
Отец Константин Кокора:
— Вообще мне фрагментарно запомнилось и само богослужение, и то, как я сказал проповедь, я прям почувствовал отклик, многие из них, ну прямо это было видно, и потом по исповеди я это понял, они пришли раз в год, чтобы просто приобщиться к какому-то большому событию в жизни Церкви. И последующее общение с бабушками и прихожанами, бабушек очень много было, естественно, и исповедь, потому что исповедь, первый раз я принял на себя, так сказать, всех вообще, которые могли быть, оставшись ещё после богослужения на много часов, потому что я понимал, никто за меня это не сделает, и мне придётся. Причём ночную я служил, я помню, что держу Чашу, а у меня рука уже неметь стала, очень много людей, я уже не могу как бы стоять и думаю: надо как-то до конца продержаться.
Алексей Пичугин:
— А некоторые священники, я знаю, уходят в алтарь, ставят Чашу разминают руку, потом снова выходят.
Отец Константин Кокора:
Да, да, я только хотел сказать. Ты знаешь, мне было жалко, потому что службу я старался вести динамично, ну всё же это тоже некая нагрузка на людей, когда они пытались ещё днём свою исповедь довести до конца, поприсутствовать на часах, окунуться в это богослужение, и ночная служба она может быть очень утомительный, и поэтому я думаю: нет, надо всё-таки до конца это довести. Ты знаешь, что самое главное, мне запомнилось, наверно, вот это общее Причастие. Когда вот эти все наши чаяния, когда все наши прошения вдруг они перерастают, когда мы все вместе подходим к этой Чаше, даже те, кто пришел первый раз за год, а может быть, за несколько лет в этот храм. Для меня как для священника это было какое-то особое ощущение, с алтарниками, и с диаконом, который пришел, которых я тоже не знал до этого.
Алексей Пичугин:
— Ну хоть диакон был.
Отец Константин Кокора:
— Да, мы почувствовали тоже какое-то единство, я прямо понял, что я в какой-то своей атмосфере. Наверное, это не передаваемо вот вербально, потому что это нужно изнутри почувствовать, но для меня это превратилось в Единое Тело Христа, Которым мы все причастились.
Константин Мацан:
— Меня в свое время поразила история одной моей знакомой, которая рассказывала, что в храм на Рождество пришла, причём в храм, в который ходила, где её знали, и тоже было много людей, которые хотели бы исповедоваться, чтобы в рождественскую ночь причаститься, и она тоже стояла, и какая-то была у неё такая подготовлена исповедь, ну такая осмысленная, и вот она очень хотела какие-то вещи проговорить, и при этом народу много, и священники отчасти торопятся, чтобы успеть. И ей тогда священник сказал, к которому она в итоге на исповедь подошла, что, слушай, сейчас праздник, вот плакать над своими грехами, это очень нужно, но сейчас время радоваться, и здесь было не только желание время, тайминг, соблюсти, а ещё, как мне показалось, я ещё почему так эту историю запомнил, хотя она не моя, была в этом какая-то важная глубокая, такая настоящая рождественская интуиция, что за нашими привычками церковными, очень правильными и желанием их соблюсти иногда теряется то великое, чему свидетелями мы оказываемся. Христос родился, Бог стал человеком, и это такая ошеломляющая радость, и чудо, и тайна, которая сметает всё на своём пути, и даже наше желание сейчас очень подробно, поисповедоваться, потому что ночью нужно причаститься. Приходи завтра, через неделю, час будешь исповедоваться, а сейчас надо радоваться.
Отец Константин Кокора:
— Я то же самое прихожанам говорил, давайте, если можно, не сейчас, потому что сейчас время совершенно другое. Вы сейчас сказали про Рождество, в хоре пело трое девушек, все они были беременны, все трое, и это тоже символично было, вспоминаю слова блаженного Августина, который говорил, что нам сейчас нужно тоже зачать Христа верой и потом Его родить делами, то есть какая-то вот здесь тоже интуиция того, мы соучастники этого Рождества в самом полном смысле.
Константин Мацан:
— А чудеса бывали с вами?
Отец Константин Кокора:
— Ну если чудо понимать, как что-то сверхъестественное, такое масштабное, то я бы не сказал, точнее, их было много, но за всем этим я чувствую, что самое главное чудо, это повседневные какие-то вещи. Я вот сегодня вышел из дома, когда поехал на передачу, и понял, что вся моя жизнь, она сплошное какое-то чудо. Вспомнил также отца Александра Шмемана, конец его дневников, когда он пишет уже перед смертью, болея онкологией...
Алексей Пичугин:
— Болезнь вознесла на другой уровень.
Отец Константин Кокора:
— Как он говорит, что для меня вся жизнь была сплошное чудо, и когда я это прочитал, думаю, как человек мог ощущать свою жизнь и благодарен быть Христу, что он даже из такой ситуации способен благодарить. Летом пережив что-то, ну не что-то подобное, какой-то отголосок, когда мне поставили онкологию, я понял, что есть за что благодарить Бога каждый день, каждый час, каждую минуту. И вот, наверно, в этом смысле можно сказать, что вся жизнь — сплошное чудо, и, если видеть эти маленькие чудеса, можно рассказывать об этом до бесконечности.
Константин Мацан:
— Я тут недавно пересматривал фильм «Апостол радости» про отца Александра Шмемана, мне почему-то в память врезался финал этого фильма, когда супруга отца Александра, Ульяна Сергеевна, если не путаю отчество, рассказывала в фильме, что, когда отец Александр был уже на смертном одре, и она тоже сама была истощена психологически волнением. Она рассказывает: вы представляете, у меня вырвалось, когда он уже уходил, а вы можете себе представить абсурдность того, что у меня вырвалось из уст. Она сказала, воскликнула: на кого ты нас оставляешь, кто же будет менять ойл в машине теперь? На что стоящий рядом сын отца Александра Сергей сказал: мама, папа не знал, где ойл в машине. Это какая-то милая человеческая деталь. Отец Константин, что мы послушаем?
Отец Константин Кокора:
— Вы знаете, это будет, наверное, не совсем рождественская мелодия, но она для меня очень важна, потому что мы с супругой любим эту мелодию, и вообще это для нас знаковая такая песня, это ария Лауретты из оперы Джакомо Пуччини «Джанни Скикки». Она нам будет напоминать о том, что происходило с нами в те дни и в те годы, когда творились эти истории.
Константин Мацан:
— У нас сегодня в студии отец Константин Кокора, Алексей Пичугин, Кира Лаврентьева, мы вспоминаем.
Алексей Пичугин:
— Константин Мацан ведёт эти все три часа нашего «Светлого вечера».
Кира Лаврентьева:
— О счастливчик!
Константин Мацан:
— Как пошутили однажды в спектакле «Необыкновенный концерт» в театре Образцова: «У рояля то же, что и было раньше». Поэтому мы сейчас слушаем музыку Джакомо Пуччини, а потом возвращаемся в студию.
Музыка.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» — рождественский тёплый вечер продолжается, наш сегодняшний длинный марафон, мы уже третий час и не устали совершенно, продолжаем делиться рождественскими историями, чудесными случаями из жизни, связанными с Рождеством, с верой, с тем, как Господь удивительно согревает в разных ситуациях. И вот мы сейчас говорим о Рождестве, я вот о чем вспомнил, раз у уж у нас сегодня много журналистов в студии, много коллег, я помню как-то меня в свое время поразили слова одного из журналистов, которого попросили сделать репортаж о Рождестве, на телевидении, по-моему. И он схватился за голову и сказал: я не могу делать сюжет о новости, которой 2000 лет. Вот как вам кажется, вообще, современному человеку о Рождестве чтобы рассказать, о чём нужно сказать?
Кира Лаврентьева:
— Ну мне кажется, это должен быть свой глубокий пережитый опыт личной встречи со Христом, личного Рождества, опыт личного рождения в вере. Вот, кстати, ты говоришь об этом, а я вспоминаю о том, когда я была маленькая, в общем, бабушка не очень любила меня отпускать пятилетнюю за тридевять земель в храм. На самом деле, для маленького ребёнка пара километров — это тридевять земель. Ну правда, вы не представляете, она меня отпускает погулять на улицу просто или как-то я выпрошу неё возможности пойти в храм, и представляете, иду опять же по этому морозу, о котором я уже сегодня рассказывала, опять же эти варежки, эти валенки, эти щеки, эти руки, я захожу, у меня же денег не было с собой, и такой старый храм, раньше он был библиотекой. Ещё не построили тогда храм, это девяностые, он назывался «дом молитвы». Хотя это был православный храм, но вот первое время он назывался «дом молитвы».
Алексей Пичугин:
— А была такая форма существования прихода. Не знаю, молитвенного дома я не встречал, вернее, «дома молитвы» я не встречал, а обычно молитвенный дом в Сибири было распространено, на Урале был молитвенный дом.
Кира Лаврентьева:
— Вы представляете, а он был в старом таком деревянном доме, я захожу, вот эти половицы, они скрипят, вот эти старые двери. Я захожу, вот такой маленький храм, пахнет ладаном. И значит, чтобы принести какую-то жертву Богу, я маленькая, брала огарки свечные, возле подсвечников чьи-то старые уже маленькие прогоревшие свечки, ставила их на подсвечник как свою свечу, и для меня это была такая форма богообщения. И подумать только, я это через всю жизнь несу, вот этот мой труд, совершенно никем не благословленный: вот так маленькому ребёнку идти через всю деревню в храм, вот это нахождение в храме, а потом я садилась, я, конечно, не сравниваю себя с Иоанном Шанхайским, дорогим Владыкой, многоуважаемым и любимым всеми нами, но он говорил, что после литургии он некоторое время любил оставаться в алтаре, чтобы побыть с самим Христом. И знаете, после того, как я ставила эти огарки свечей, я садилась на лавку и просто да, я просто была, я была со святыми, я была со Христом, я была со святителем Николаем, икона которого чудотворная была в этом храме. И вот я через всю жизнь этот огонёк несу.
Алексей Пичугин:
— Мне почему-то сейчас вспомнилось, это не совсем ответ на твой вопрос, Костя, скорее, ремарка к тому, что рассказала Кира. Даже когда мы ещё не ходили в храм, всё равно как-то вот, время такое постперестроечное было, начало 90-х, конец 80-х, когда всё равно были какие-то открытые в Москве храмы, куда мы заходили, с мамой заходили, мне было интересно, видимо, я просил, и у меня остался, Кира сейчас сказала: пахло ладаном, и у меня осталось такое очень трогательное детское впечатление, воспоминание об этом запахе. Мы, оказывается, о своём детстве помним часто по запахам, которые приятные. И вот был тот запах, который я сейчас ну никак при всем разнообразии ладана, который везде продаётся, очень дорогой, космически дорогой, совсем дешёвый, который просто, когда его кладут в кадило, моментально пахнет не пойми чем, дешевые, дорогие, неважно, он не остаётся, и храм его, церковное пространство его не впитывает. И был тот другой запах.
Кира Лаврентьева:
— Другой, другой, да.
Алексей Пичугин:
— Я был в гостях у своего хорошего близкого знакомого священника, он любит всякую старину церковную, говорит: у меня есть «пименовский» ладан, разговор зашёл как раз про это время, есть «пименовский» ладан, давай я тебе зажгу, сейчас в кадило положу. И вот тот самый аромат, той самой церкви из детства, причём я-то застал уже последние какие-то постперестроечные, начало 90-х, а сколько, я представляю, десятилетий этот «пименовский» и ещё предшествующий ему ладан в советские годы, сопровождал тех людей, которые вот просто поколениями сменялись советской церковью. Недаром у нас есть программа, посвящённая советскому времени в церкви, по четвергам выходит, и как будто вот, мне кажется, надо сделать отдельную программу, посвящённую ладану, потому что через это тоже определенная церковная старина, советское время церковное воспринимается. Есть даже старые священники, которые говорят: «пименовский» ладан, и сразу все знают, что это за запах, сейчас его практически уже не встретить нигде, и «Софрино», которое делало этот «пименовский» ладан, уже его давно не выпускает.
Кира Лаврентьева:
— Может, сотрудники послушают сейчас эту программу и подумают: вот что? Какое огромное упущение.
Алексей Пичугин:
— Да нет, при таком-то разнообразии, это как колбаса за два двадцать.
Кира Лаврентьева:
— С другой стороны, это как вернуться к истокам, понимаешь? Пережить ностальгию.
Константин Мацан:
— Хорошая была бы рекламная кампания, такой слоган: упаковка ладана «Запах вашего детства».
Кира Лаврентьева:
— Лёша, а что по поводу Рождества? Как бы ты о нём рассказал?
Алексей Пичугин:
— Мне кажется, что есть два взгляда на Рождество. У нас просто Пасха она всё-таки в православной традиции, ну как-то в западной традиции она не так воспринимается культурно, как у нас, поэтому отношение к Рождеству, и как бы я об этом рассказывал, сложный вопрос, потому что всё в зависимости от аудитории. Мы же как журналисты, ну условно журналисты, наверное, в данном контексте нашей программы всё равно работаем на определённую аудиторию. Для меня не менее важно ощущение Рождества не просто наше, вот до революции, кстати говоря, культурный аспект Рождества и подготовки к Рождеству тоже был важен. Советские времена, начиная с тридцатых годов, всё-таки наступил Новый год, и Рождество уступило окончательно место Новому году, и поэтому началась светская история, потом в девяностые годы у нас всё это уравнивалось, к нам начали проникать красивые рождественские картинки, но в сознании постсоветских людей, это все равно увязывалось с Новым годом. А сейчас, когда появилась возможность где-то бывать, я был в одном крохотном католическом, конечно же, хорватском городке незадолго до западного Рождества, в декабре как раз начинался адвент, и все было в рождественских огоньках, и всё, что я смотрел по телевизору, все что я как-то в основном впитывал с экрана или из книжек, с фотографий, я окунулся в эту атмосферу. Причём, я понимаю, что немногим так везёт, потому что многие бывали в канун Рождества, в Рождество в каких-то больших западных городах, которые действительно торжественно, как Москва к Новому году, к Рождеству украшаются, это был маленький, утонувший где-то в центральной Хорватии город между холмов и невысоких гор. Там и православный храм был, и собственно моя поездка была связана с православным храмом, который там был Сербской церкви. Но вот мы ходили и смотрели, как город очень недорого и очень трогательно украшен к Рождеству. Сколько бы нам ни говорили, что Рождество стало такой светской, скорее, рекламной историей, на которой люди зарабатывают деньги, я понимаю, что вот в таких местах сохранилась вот эта истинная и подлинная история, связанная с изначальным смыслом, с тем самым-самым важным смыслом Рождества. Как не просто зимнего праздника, а как праздника рождения в этот мир Бога. У меня почему-то... Я люблю западную культуру, мне за это абсолютно не стыдно. И вот песенку мы слушали «Strangers in the Night», потому что она мне напоминала зимние американские ранние фильмы чёрно-белые, также и здесь, естественно, как абсолютно православный человек, я очень люблю нашу историю вот эту рождественскую. Но как-то вот мне близка, когда говорят о Рождестве, у нас даже колокольчики здесь висят, я понимаю, что мы что-то утратили за последние 100 лет. В нашем культурном отношении к Рождеству, то, что вот в таких небольших западноевропейских городках осталось, и где ещё остается главенствующим сам смысл.
Константин Мацан:
— Ну вот, продолжая твою мысль, подхватывая о западной культуре, давайте, я почему-то очень хочу послушать песню на французском языке. Она никакого прямого отношения к Рождеству не имеет по тексту, это знаменитая песня «Жизнь в розовом цвете», но певица Zaz так её исполняет, так просто, радостно и по-домашнему, что это очень в настроение праздника нашего сегодняшнего вечера вписывается. Давайте послушаем.
Звучит песня.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, у нас в студии отец Константин Кокора, Алексей Пичугин, Кира Лаврентьева, наш сегодняшний новогодний вечер, какой новогодний, рождественский, нам Новый год все ещё напоминает, у нас тут в студии лежат гирлянды, шарики, мандарины, сливается Новый год с Рождеством в нашем сознании, ну про Новый год мы говорили неделю назад, а вот сегодня делимся чудесными историями.
Алексей Пичугин:
— И ты, Кость, что-то припас под самый конец. Сейчас, когда был небольшой перерыв между нашими часами, вот осталось мне рассказать свою историю, сказал Костя, а мы ждём, когда же она прозвучит.
Кира Лаврентьева:
— Финальный аккорд.
Алексей Пичугин:
— Да, да, да.
Кира Лаврентьева:
— Он должен прозвучать.
Константин Мацан:
— У меня проблема в том, что как раз-таки я стою перед какой-то задачей, как рассказать историю и какую? Потому что сегодня уже не раз звучала эта мысль: что столько историй чудесных, и связанных с Рождеством, и вообще, что даже, в общем-то, рассказать нечего, а потом человек рассказывает минут на 60, то, о чем нечего рассказать. Но я, слушая сегодня всех наших гостей и коллег, для себя все время размышляю над вопросом: мы говорим о чудесных историях, а что такое чудо? Как мы его понимаем? Как мы его воспринимаем? У меня было, я думаю, как и у всех, были ситуации действительно чудесных событий, где кроме как прямым действием молитвы разрешение их не объяснить. Ну вот я даже писал об этом: будучи в Париже, в такой туристической поездке, я потерял паспорт и билет, то есть я был со своей знакомой, маминой подругой, которая там живёт, мы были в Париже, в кафе, я просто достал из сумки конверт с паспортом и билетом посмотреть время вылета, ну и так как-то вот безалаберно на столе оставил. Потом из этого кафе ушли, прошло чуть ли не полдня, и я так привычно как бы время от времени проверяю всё ли на месте.
Алексей Пичугин:
— А тебе в этот же день улетать?
Константин Мацан:
— Ну улетать мне, может быть, и не в этот же день, но сам факт того, что ты опускаешь руку в сумку, а там нет этого пакета, и ты понимаешь, что это паспорт, что это билет, что это срыв всех планов, что нужно сейчас идти в российское консульство и так далее, тому подобное, но этому предшествовал один важный момент: я зашёл ещё до всего произошедшего в храм на rue Pétel, это храм Трёх святителей, храм Московского патриархата, православный, и там очень почитаемая Иверская икона, список Иверской иконы, мне тогда ещё совсем такому неофиту, бабушка, которая там в храме помогает, за свечным ящиком стоит, дала такую открыточку с этой Иверской иконой, она приложила её к самой иконе и потом мне подарила. Я это воспринял как такой артефакт, как такой приятный сувенир. Потом что-то случилось, я, когда понял, что пропали документы, надо звонить, срочно звонить тёте Вике, этой маминой подруге, чтобы она помогла, она местная, она как-то поможет сориентироваться. По всем законам драматургии в этот момент телефон разряжается, я не могу ей позвонить, а поскольку город Париж мне не родной, в принципе, то единственное место, до которого я уж точно могу доехать, это отель. Я еду в отель, чтобы там просто телефон подзарядить и оттуда позвонить тёте Вике, бросаю сумку на кровать, когда я захожу, и оттуда выпадает эта икона. Я звоню тёте Вике, она звонит в это кафе, слава Богу, тут же она мне перезванивает, официанты этот конверт нашли, сохранили, его можно забрать, и тётя Вика говорит мне: надо теперь свечку поставить, значит, в благодарность. И я думаю: какая свечка? Я такой ещё рациональный молодой человек, надо просто быть аккуратнее, внимательнее, а потом вижу, что из сумки выпало на кровать, и понимаю, Кто тебя вообще спас, Кто тебе помогал, и в этот момент просто единственное, что оставалось, это рухнуть на колени и благодарить, и сокрушаться о своей неблагодарности в первый момент. Потрясающая история о том, как Богородица своими действиями тебя спасает. Причём можно же сказать, ну как, ну слушайте, ну официанты они бы сохранили этот конверт, не выбросили бы они же его. Конечно, но тут возникает вопрос, а вот чудо, вот в христианстве нет диктата чуда: происходит событие, и Господь тебя не припирает к стенке: вот видишь? Верь! Всегда остается зазор для свободного выбора: я это восприму как совпадение, как обстоятельства или как то, что вот сейчас, здесь Божья рука со мной что-то сотворила. Второй случай у меня был из той же серии: когда на горнолыжном курорте мы брали в аренду оборудование детское, и тоже я оставлял паспорт в залог. И в какой-то момент оказалось, что ребёнок пришел, снял, оставил это в какой-то комнатке, и кто-то наше оборудование по ошибке забрал, а нам завтра утром улетать.
То есть у них в залоге мой паспорт, сейчас нужно выбирать, эту ситуацию решать, либо платить деньги, ситуация сложная, и уже так посмотрел и у этого охранника, и у этого охранника, посмотрел на камерах, тут спросил, там узнал, всё — ситуация патовая. То есть человек даже если по ошибке это оборудование унес, он наверняка уже в отеле, и он раньше следующего утра не спохватится. В такой момент происходит в голове, что: Господи, я всё сделал, я больше ничего не могу от себя добавить, я эту ситуацию просто отдаю Тебе, потому что мои силы, мои возможности здесь заканчиваются. И вот когда ты так делаешь в этот момент...
Кира Лаврентьева:
— Происходит чудо.
Константин Мацан:
— Приходит человек и это оборудование приносит. И вот чудо. Но я сразу думаю о том, что, может быть, у меня уже профдеформация от частого общения с неверующими, а как об этом рассказать? Ведь наверняка найдётся человек, который скажет: слушай, ну это совпадение, ну понятно, вот, а для меня это абсолютные факты и цепочка причинно-следственных связей. Была проблема, я помолился, после этого проблема решилась. Конечно, мы не всегда отвечаем за последствия, но в таком похожем разговоре мой неверующий собеседник сказал однажды: ну чтобы понять это реально ли из-за молитвы произошло — разрешение ситуации или так совпало, причём человек здравомыслящий, это понять можно только одним способом: нужно было бы эту ситуацию размножить в нескольких вселенных.
Алексей Пичугин:
— Собеседник — учёный явно.
Константин Мацан:
— Чтобы в одной половине вселенных ты помолился, а в другой — нет. Тогда мы могли бы поставить эксперимент и понять: по молитвам это или не по молитвам. Я понимаю, что с точки зрения здравого смысла намного проще предположить, что помолился и вот результат. То есть в моем опыте, в моей жизни это были факты, то есть: проблема — молитва — разрешение проблемы, и почему я должен в вариантах верить или не верить в чудо выбирать именно не верить, если эти варианты в равной степени возможны?
Алексей Пичугин:
— Помнишь анекдот про парковочное место, по-моему, все его знают: мужчина ищет парковочное место, нигде нету и вот он: Господи, ну вот я же никогда в Тебя не верил, ну пожалуйста, ну сейчас, сотвори чудо, ну пусть сейчас освободится место, ну пусть где-нибудь будет, ну я тогда буду в церковь ходить, с женой ссориться не буду. Машина выезжает, он: а, всё спасибо уже не надо, нашёл.
Кира Лаврентьева:
— Да, да, да.
Константин Мацан:
— Ну вот на этой оптимистической ноте наш сегодняшний рождественский марафон подходит к концу, и вот эти истории, которые мы сегодня слышали: разные, тёплые, согревающие, с чудесными спасениями, с какими-то непредвиденными поворотами, или просто переживания какой-то тихой, длящейся внутренней радости пребывания в храме, вот для меня все эти истории про то, что чудо — это именно действие Божьей руки, присутствия Бога здесь и сейчас в твоей жизни, в этом воздухе, который тебя окружает. И под самый занавес нашей сегодняшней программы хотел бы, чтобы прозвучала удивительная музыка, которая со мной очень давно по жизни, которой невозможно наслушаться, по крайней мере, я не могу ей наслушаться, это Заповеди Блаженств, инструментальная версия, композитора Владимира Мартынова, нашего современника, и почему-то я не могу ими пресытиться, это такой момент здесь важный, потому что композиторская техника Мартынова такова, что берётся какой-то один мотив, некоторый завершенный небольшой кусочек, и он на разные, скажем так, лады и в разных вариантах развивается и повторяется, но в основе он один и лишь его воспроизведение, и в принципе, теоретически это могло бы надоесть. Но вот искусство, величина музыкального таланта и настоящего композиторского искусства в том, что ты слушаешь, слушаешь, а пресыщение всё не наступает. И вот для какой-то атмосферы нашего сегодняшнего вечера, для того настроения, в котором мы этот рождественский вечер провели, мне кажется, лучшей музыки, чем Блаженства Владимира Мартынова не найти.
Музыка.
— Я благодарю наших гостей: отец Константин Кокора, Алексей Пичугин, Кира Лаврентьева и вас, наши дорогие радиослушатели, благодарю, что были в этот рождественский вечер с нами. Наш сегодняшний эфир уникален ещё и тем, что его можно посмотреть, видеоверсию найти в социальных сетях нашей радиостанции в YouTube и на других ресурсах, это можно сделать сейчас и всегда, и в будущем году, и в наступившем. Ещё раз с Рождеством Христовым, до новых встреч на волнах радио «Вера»!
Алексей Пичугин:
— С Рождеством, до свидания!
Кира Лаврентьева:
— С Рождеством!
2 ноября. О святости Преподобного Гавриила Самтаврийского
Поделиться
Сегодня 2 ноября. Церковь чтит память Преподобного Гавриила Самтаврийского, жившего в ХХ веке в Грузии.
О его святости, — протоиерей Владимир Быстрый.
2 ноября. О воспитании наследников престола в России
ПоделитьсяСегодня 2 ноября. В этот день в 1894 году на русский престол вступил последний русский император Николай Второй.
О воспитании наследников престола в России, — протоиерей Артемий Владимиров.
2 ноября. О поминовении усопших
Поделиться
Сегодня 2 ноября. Димитриевская родительская суббота.
О поминовении усопших, — священник Алексий Тимаков.
