«30-е воскресенье по Пятидесятнице. Крещение Господне». Протоиерей Максим Первозванский

У нас в гостях был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.

Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения и Апостольского (Тит.2:11—14,3:4—7) и Евангельского (Мф.3:13—17) чтений в 30-е воскресенье по Пятидесятнице, о празднике Крещения Господня, о днях памяти преподобного Феодосия Великого, мученицы Татианы Римской, о попразднстве Богоявления.

---

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. И сегодня со мной в студии наш гость — клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

Прот. Максим Первозванский

— Здравствуйте.

М. Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждёт нас в церкви завтра, в праздник Богоявления Господня, и на наступающей праздничной неделе. Как всегда, по традиции, попробуем разобраться в смысле наступающего воскресенья, наступающего праздника, исходя из тех отрывков из Апостольских посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра в храме за Божественной литургией. Мы услышим отрывок из Послания апостола Павла к Титу. Отрывок начинается второй главой, стихами с 11-го по 14-й, и заканчивается третьей главой, стихами с 4-го по 7-й. Это небольшие два отрывка. Позволю себе прочитать их полностью, чтобы было понятно, откуда возникают вопросы: «Ибо явилась благодать Божия, спасительная для всех человеков, научающая нас, чтобы мы, отвергнув нечестие и мирские похоти, целомудренно, праведно и благочестиво жили в нынешнем веке, ожидая блаженного упования и явления славы великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, Который дал Себя за нас, чтобы избавить нас от всякого беззакония и очистить Себе народ особенный, ревностный к добрым делам». И второй отрывок: «Когда же явилась благодать и человеколюбие Спасителя нашего, Бога, Он спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по Своей милости, банею возрождения и обновления Святым Духом, Которого излил на нас обильно через Иисуса Христа, Спасителя нашего, чтобы, оправдавшись Его благодатью, мы по упованию соделались наследниками вечной жизни».
Вроде как всё понятно, но с другой стороны, какие-то очень опять завышенные планки предлагает нам апостол Павел. Если мы говорим о том, что Христос дал Себя за нас, чтобы избавить нас от всякого беззакония и очистить Себе народ особенный, ревностный к добрым делам, то смотрим в зеркало — где мы там видим народ особенный, в нашем исполнении, да ещё и ревностный к хорошим делам? Я думаю, что апостол имел в виду абсолютно конкретные вещи. Это не философские рассуждения, это письмо конкретным людям в конкретной общине, которую он своими руками собрал, создал. И теперь вот он обращается именно к этим конкретным живым людям. А мы это читаем и понимаем, что мы никак не дотягиваем. Но с другой стороны, не может же быть, чтобы от нас требовали невозможного?

Прот. Максим Первозванский

— Да, это вообще довольно грустный, мне кажется, исторический факт, когда люди смотрятся в зеркало и видят своё несоответствие. Мне кажется, что именно это несоответствие и породило в исторической Церкви такой... я даже с таким опасением употребляю это слово «перекос». Это то, что мы видим в истории Церкви, когда основной темой и основным мотивом для нравственного и достойного поведения оказалась не любовь к Богу, а страх наказания, страх геенны огненной. И действительно, с одной стороны, это всё обосновывается и нужными отрывками из Священного Писания, как Ветхого Завета, например, «страх Божий — начало премудрости», так и историями и о Страшном суде, и о богаче и Лазаре, и многими другими притчами.

М. Борисова

— Да, в общем, и Спаситель было достаточно резок часто.

Прот. Максим Первозванский

— Да. Всё это, указывающее на то, что если вот ты не будешь тем самым народом особенным, ревностным к добрым делом, то ждёт тебя вечная погибель и геенна огненная. Примерно подобный процесс, мне кажется, произошёл и в историческом таком отношении к участию в Литургии и к Причастию Святых Христовых Тайн. Если мы читаем Василия Великого, что мы причащаемся четырежды в неделю, а потом где-то в Средние века акцент, если мы сейчас читаем современные молитвы ко Святому Причащению, даже и принадлежащие древним отцам, но специально подобранные и собранные в это последование ко Святому Причащению, где основной тезис как раз о том, что это очень страшно. И, не дай Бог, ты будешь недостоин, и «ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедую Тя», — то есть вот этот страх который, я вижу, что в некоторых случаях вообще препятствует людям к Причащению, что это огонь попаляющий. Поэтому ты должен настолько внимательно к Причастию готовиться, что практика редкого причащения стала, по сути дела, на многие столетия такой основной практикой, когда люди после специальной, особенной подготовки раз в год причащались, приступали к принятию Святых Христовых Тайн, вот с этим самым упором на исповедь, на чтение именно покаянных молитв.
Так что даже я застал такой эпизод в храме, в который я ходил на заре своего воцерковления, когда отец настоятель, не позволяя причащаться на Пасху, — а уже такой был переходный момент, когда многие хотели причаститься, — он с амвона сказал: «Почему вы так хотите сейчас причащаться? Нет ведь ни одного покаянного песнопения на Пасху, ни одного покаянного стиха». То есть в сознании, в том числе и духовенства, и опытного, на тот момент так вот это было зафиксировано, что именно покаяние о своих грехах — покаяние не как изменение именно, а как плач о своём недостоинстве и умаление Господа: да не накажет Он нас по бесконечным нашим грехам, но пощадит и даст нам кусочек где-то там при входе «по велицей Своей милости». Вспомним, как Игнатий Брянчанинов, святитель наш великий, пересказал по-иному притчу о брачном пире, о наших последних временах, что мы — те люди, которые были приглашены не на сам брачный пир, а нам позволили войти, когда пир кончился и гости разошлись. И вот мы такие входим в этот чертог и даже понятия не можем себе составить о том богатстве стола, который был предложен гостями. И мы видим какие-то кусочки: здесь вот кусочек того, здесь остаточек того. И вот мы такие: недостойные, непригодные никуда. И это, ещё раз говорю, стало основным мотивом. Именно потому, что, глядя в зеркало, и на самих себя, и на окружающий церковный народ, вот не видно было того самого народа, особенно ревностного к добрым делам.

М. Борисова

— Как всегда, у апостола Павла как такая жёсткая затравка, так всегда достаточно елея хватает для того, чтобы эти раны уврачевать. Потому что ведь в следующем отрывке, он говорит, что «Он спас нас не по делам праведности, которые мы бы сотворили, а по Своей милости».

Прот. Максим Первозванский

— Да, это важный момент, но вспомним давайте: сейчас мы живём в удивительное время, когда вновь возродились, уже не один десяток лет, и богословский споры, и один из таких базовых споров всех времён: много ли спасающихся? И как бы что делать, куда пойдут те люди, которые не явили тех самых высот святости? И мы слышим базовый довод как раз, что учение о том, что Господь всех нас спасёт по Своей великой милости, приводит к расслаблению вот такому: а зачем тогда что-то делать? Вот опять то, о чём я говорил — когда что-то делать мы можем только из страха наказания, а не из любви. У апостола Павла же абсолютно другая логика. Он действительно говорит, что Господь спас нас не по нашим заслугам, не по нашим делам, но сам факт этого спасения, его внешним выражением является та самая ревность к добрым делам. И если её нет, если человек живёт абсолютно расслабленно и далеко от Бога и его цели, мотивы и ценности никак не являются христианскими, можем ли мы сказать, что он спасён?

М. Борисова

— Ну вот все эти сомнения и споры справедливы, когда речь идет о нас. Но мы вступаем в пространство праздника, где никаких сомнений уже не остаётся. И отрывок из Евангелия от Матфея, третья глава, стихи с 13-го по 17-й, как раз повествует о событии этого праздника, о крещении Спасителя в водах Иордана от Иоанна Предтечи, и, самое главное, о Богоявлении. Потому что, когда крещение в воде совершилось, после этого Бог явил Себя во всех трёх Лицах. И был глас, и Дух в виде голубине сходил на Него, то есть это полнота явления Божия. И тут уже не место ни для рассуждений, ни для сомнений, ни для толкований. Просто оно есть и есть для того человека, который верит, что это есть.

Прот. Максим Первозванский

— Какое красивое греческое слово — «Богоявление» по-русски звучит несколько сложной конструкцией. А вот «Теофания» или «Феофания» настолько мягкое и удивительная слово, в котором присутствует своя полнота. Ну не знаю, возможно, это моё субъективное восприятие. Но действительно, когда Господь являет Себя людям, это действительно важнейший праздник. И неслучайно он соединялся в древности в одно празднование с Рождеством Христовым, поскольку и то и другое есть явление Бога в этот мир. И если в Рождестве Христовом мы празднуем Его рождение, то именно с момента Его крещения в реках Иордана, с момента этой Феофании, Богоявления, Он, по сути дела, начинает действовать как Мессия, являет Себя миру.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». У микрофона Марина Борисова, со мной в студии наш гость — клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. Как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Казалось бы, мы никак ещё не отошли от праздничного своего состояния, тем более что праздник длится и впереди ещё у нас после воскресенья Собор Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Но, как нам напоминает наш календарь, уже начинаются такие календарные воспоминания. И на наступающей неделе их очень много. Причём мы будем вспоминать святых, которых очень хорошо знаем, любим и часто по другим поводам вспоминаем в Церкви. Это и святитель Филипп (Колычев), митрополит Московский, память его 22 января, и святитель Феофан Затворник Вышенский, память его 23 января, и святитель Савва Сербский, память которого 25 января. Но мне хотелось бы обратить внимание на то, что вот буквально только заканчиваются Святки, и ещё, казалось бы, долго-долго нам наслаждаться мясоедом, а в воздухе уже, как в бабье лето паутина, так первые нотки, которые заставляют нас вспомнить, что там впереди, на горизонте, у нас удивительное событие — Великий пост. И если Рождественским постом мы вспоминали ветхозаветных пророков и праотцов, то задолго перед началом Великого поста Церковь начинает напоминать нам о великих подвижниках-аскетах, о тех, кто создавал монашескую традицию, обращаясь к примеру которых, потом много веков монашество процветало на всех крещёных землях. И одного из таких великих подвижников мы будем вспоминать на предстоящей неделе 24 января — преподобного Феодосия Великого.
Это трудно даже сказать — вот мы не можем говорить о преподобном Феодосии, не вспомнив преподобного Пахомия Великого. Почему? — и тот и другой были зачинателями монастырского аскетического подвига. Но если Пахомий Великий объединил отшельников, то место, которое Феодосий Великий выбрал для своей обители, само по себе не подразумевало, что там может быть вот такое уединённое житие нескольких подвижников, которые собираются вместе только для молитвы, у которых строжайший устав, свои сложности. А это место, где и много жилья поблизости, а главное, что там плодородная почва, в отличие от такой суровой пустыни, в которой основал своё монашеское поселение святой Пахомий. И как бы само место, где это всё происходило, подразумевалось, что вот вокруг будут люди. И если уж люди подвига, аскеты, собрались в одно место, то им придётся помогать ближним, поскольку другого выбора у них не осталось. И вот это удивительное какое-то многообразие опыта, который возникал просто потому, что люди горели, что ли, этим. Вот когда мы говорим о периодах взлёта культуры, взлёта искусства в той или иной стране, как правило, это подразумевает, что один от другого творцы подзаряжались вот этим творческим импульсом. У меня такое ощущение, что в начале монашеской истории то же самое происходило в этих пустынях Северной Африки. Такое ощущение, что они, научившись чему-то друг у друга, дальше абсолютно творчески предлагали всё новые и новые формы этого подвига.

Прот. Максим Первозванский

— Ну, давайте поразмышляем вообще о феномене монашества, тогда нам станет понятно, почему и формы у него могут быть разные. Я, конечно, не монах, но так или иначе в моём храме из трёх священнослужителей двое монахов — я один там затесался белой вороной. Рядом Новоспасский монастырь, с которым рядом и в нём самом я провёл уже больше 30 лет в качестве прихожанина, наблюдателя, соседского священника. Там у меня множество друзей, поэтому для меня тоже размышление о монашеских путях неизбежно, я слышу об этом размышлении своих собратьев-монахов. Ведь вообще стремление к тому, что позже назовут монашеством, возникает из желания реализовать в своей жизни христианский идеал. Есть вот такое общепринятое, что называется, каноническое видение возникновения монашества, что первохристианская община, при угрозе постоянной гонений и при такой изолированности относительной от внешнего мира, его соблазнов, по сути дела, сама и пыталась реализовать этот высокий христианский идеал. А с крещением империй и стран в Церковь входило много людей — то, о чём мы с вами говорили в первой части сегодня нашей программы — достаточно теплохладных. И ревностные люди чувствовали себя в этой среде как бы так неуютно, они не чувствовали себя в состоянии этот идеал реализовать. Поэтому из мира уходили, и не обязательно в пустыню. Мы знаем, и сейчас, и в древние времена, в том числе как бы и городские монастыри.
Но человек пытался в своей жизни реализовать монашеский идеал. Он отказывался от семьи, он отказывался от собственности, он отказывался от своей воли, реализации своих собственных планов — те самые три обета, которые позже стали именно теми самыми монашескими обетами. А образ жизни мог быть разный. Это действительно могло быть полное отшельничество, как в варианте Антония Великого, например, и он не был первым. Это вариант строгого общежития в варианте Пахомия Великого, о котором вы тоже сегодня упоминали, когда десятки и сотни монахов были объединены, по сути дела, жили в варианте, я бы так сказал, добровольно принятой на себя колонии особого режима почти что, или строгого уж точно — строгого устава. Есть идиоритм так называемый, тоже вы сегодня об этом упоминали, когда монахи живут каждый в своей келье и сходятся вместе для богослужения. Это вариант, реализованный в нашей истории, например, Нилом Сорским, Заволжскими старцами. Мы видим, как эти поиски, с одной стороны, общего жития, не одиночества, а именно общего и идеального устава привели на Западе к возникновению монашеских орденов. Один из которых, например, посвящал себя лечению, второй — заботе о гробе Господнем, третий — заботе о нищих, четвёртый — ещё чему-то. Все эти знаменитые иоанниты, какие-нибудь тамплиеры и прочие всякие францисканцы и бенедиктинцы, когда основатель того или иного ордена задавал некое главное делание для своих последователей. Так и здесь мы видим всё это ещё в зачатке. Мы знаем, что орденская вот эта система в Православной Церкви не прижилась. И, например (для меня это довольно грустный факт, хотя я не монах; и кто я такой, чтоб об этом размышлять?), у нас сейчас в Русской Православной Церкви есть единственный образ такой, утверждённый священноначалием, канонический, что называется, общежития — это именно общежительный монастырь.
У нас нет ни идиоритма, ни ещё каких-то вариантов. У нас есть монахи на приходах, живущие, по сути, в таком идиоритмическом варианте, но это, по сути дела, их житие как бы вот так получилось. Это не то, что так надо и так хорошо, а так получилось. И мы потерпим, что называется, этот тоже вариант монашеского жития. И понятно тоже, почему. Потому что братия должна быть вместе: «Что есть добро, или что красно, но еже жити братии вкупе?» Так вот, в варианте Феодосия Великого это не просто подвиги телесные, не просто аскетические упражнения, не просто физический труд, не просто строгое послушание, а это забота о людях. Например, это то, куда сделали поворот многие наши монастыри при нынешнем патриаршестве. И я, например, вижу как в Новоспасском моём родном монастыре появилась трапезная паломника, появились ещё какие-то вещи,  ориентированные не на самих монахов, а ориентированные на паломников и прихожан. Хотя, казалось бы, есть монастыри, и они сейчас есть — в Русской Православной Церкви, может быть, их нет, а на Востоке есть, — куда прихожан и вовсе не пускают.
И мой родной храм Сорока мучеников Севастийских потому и построен при Новоспасском монастыре, что, собственно, прихожан-то у монастыря как таковых и не было. Прихожане, живущие в окрестностях монастыря, должны были окормляться в храме Сорока Севастийских мучеников, где был вот такой белый поп, как я, который должен был их венчать, крестить, исповедовать и так далее. А в монастырь, да, можно было зайти, поклониться святыням, мощам, может быть, поговорить с кем-то из старцев, получить совет, назидание. И вот этот вариант заботы — то, о чём постоянно говорит Святейший Патриарх, что и монастыри должны быть центром просвещения, центром социальной деятельности. Не каждый монастырь, естественно, им становится. Это очень сильно зависит от братии. Потому что точно так же, как неслучайно на Западе возникли именно разные монашеские ордена, и юноша какой-нибудь, размышляющий о монашеском пути, для себя будет думать: а что бы я хотел? Я бы хотел помогать нищим, как францисканцы? Я хотел бы лечить бесплатно людей, как иоанниты? Или, может быть, я хотел проповедовать? Или, может быть, я хотел заниматься распространением христианства, как иезуиты в языческих каких-то там областях? В чём я вижу своё призвание? Так и у нас, хотя у нас нет, как я уже сказал, монашеских орденов, всё равно юноша, помышляющий о монашеском пути, может посмотреть: на чём, условно говоря, специализируется тот или иной монастырь. Где-то особо продолжительные богослужения, где-то строгие физические послушания, где-то есть больницы, лазареты, где-то, может быть, есть богадельня, где-то, может быть, ещё что-то. И вот то, что Феодосий Великий явил такой третий образ, о котором не очень часто вспоминают — самого Феодосия вспоминают, да, но вот про одиночество Антония и общежитие Пахомия все хорошо помнят. А вот про такое, направленное на помощь людям, их питание, их пропитание... может быть, Великого Феодосия не так часто вспоминают.

М. Борисова

— Но зато, насколько я понимаю, русская православная монашеская традиция очень полюбила именно этот путь. Поскольку, когда мы читаем историю Русской Православной Церкви, мы видим, что зачастую монастыри на протяжении веков — это те места, куда люди бежали, спасаясь от голода, потому что в монастырях были житницы, где прозапас хранилось зерно или какие-то съестные припасы, и стены крепости, которые были защитой при набегах. Это вот то, что мы знаем буквально со школьных времён. Так что пример Феодосия Великого как раз очень у нас прижился. В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. Мы ненадолго прервёмся и вернёмся к вам буквально через минуту — не переключайтесь.

М. Борисова

— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш гость — клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. Как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Но вот на наступающей неделе праздник, который, я думаю, знают не только все наши радиослушатели, но вообще все верующие и неверующие. Поскольку последние уже много-много лет о существовании этого праздника напоминают все, по-моему, российские СМИ. Я имею в виду 25 января — день великомученицы Татианы Римской. Но у нас он зачастую воспринимается исключительно как некий студенческий праздник. Хотя в основе традиций студенческого празднования в этот день лежит вполне малозначимый и абсолютно локальный исторический факт, который заключается в том, что императрица Елизавета Петровна именно в этот день подписала указ об открытии Московского университета.

Прот. Максим Первозванский

— А вот я бы с вами поспорил. Потому что я бы не стал называть это событие малозначимым и случайным историческим фактом. Вообще, может быть, во времена Елизаветы так оно уже и было. Но если мы посмотрим, как, например, в Древней Руси князья выбирали, например, дни битв, в которых они готовы были сражаться, дни каких-то важных исторических событий — они всегда приурочивали важные для себя вещи ответственные к тому или иному церковному празднику. Вот то, что впоследствии в новое время оказалось действительно разорванным и стало казаться случайностью, воспринималось как знак Божий, как особая связь мира нашего, здешнего, с миром невидимым. И поэтому неслучайно даже такие события, как рождение ребёнка — ребёнку давали имя по дню его рождения или по дню его крещения. И это тоже было неслучайно. Вот сейчас даже люди приходят малоцерковные: а какой у меня святой? И чаще всего они что-нибудь такое слышат, что ближайший ко дню вашего рождения. Это странная история, потому что раньше такого тоже быть не могло. Потому что твой святой — это день твоего рождения. Поэтому, например, меня назвали Максимом, но родился я в день Феодора Александрийского.
И я чту святителя Феодора. И даже когда я публиковался где-то под псевдонимами, я избирал для себя в качестве псевдонима имя Фёдор. Не потому, что мне нравится это имя, а потому что оно связано непосредственно с моим рождением. И святой Феодор Александрийский для меня является моим небесным покровителем. Поэтому здесь, может быть, сама императрица Елизавета — мы этого не знаем — и не думала привязывать создание Московского университета к мученице Татиане, но так случилось. И это оказалось случайностью неслучайной. И вполне возможно, мы бы сегодня не разговаривали о святой мученице Татиане, если бы этого не произошло. И, возможно, мы и не называли бы своих дочерей именем Татьяна, если бы не Татьянин день Московского университета и не Пушкин с его «и так она звалась Татьяна». Вот эти два момента подняли вдруг имя Татьяна и сделали его необыкновенно популярным и важным. Точно так же, как, например, Жуковский, по сути дела, чуть ли не придумал имя Светлана — его как бы и не было. И до сих пор некоторые наши женщины, которых назвали при рождении Светланой, мучаются, кто они: Светланы или Фотинии, или ещё там как-то? Но это случилось. И не знаю, в какой-нибудь из ваших передач вы вспоминали мученицу Снандулию, или Препедигну, или Синклитикию?

М. Борисова

— Нет.

Прот. Максим Первозванский

— Хотя их житие не менее интересное, не менее важное, их подвиг не меньше, чем у мученицы Татианы. Но так случилось, что вдруг мученица Татиана стала играть свою роль в жизни нашего российского общества, и не только студенческого, но и всех. Татьянин день — и песня о нём написана, даже в советское время. Оно одно из немногого церковного как бы, что всё равно уцепилось даже в атеистическом государстве. И для нас имя Татьяна совершенно естественно и благозвучно, точно так же, как, например, имя Роза Львовна — прекрасное имя. А вот Фиалка Крокодиловна, что, казалось бы, ничем не отличается, звучит какой-то дикостью. А Роза Львовна — абсолютно органично нашему слуху, сознанию, и мы не подумаем: как странно звучит это имя Роза Львовна. Или Гладиолус Медведевич — а ведь то же самое: первое — цветок, а второе — животное, — так и здесь.
Мне кажется, значение мученицы Татианы в том, что почему-то вдруг ей самой Господь поручил заботиться о московском студенчестве, заботиться вообще о множестве московских женщин.У меня есть сестра Татьяна, у меня мама Татьяна, у меня была прабабушка Татьяна. Ни одну из своих дочерей я Татьяной не назвал, но всё равно это важно. И не потому, что это имя в том числе в моей семье, но вот заботится мученица Татиана о высшем образовании в России. Представляете, какая хорошая вообще судьба у высшего образования в России? Несмотря на все попытки его преобразовывать в болонскую систему, или обратно — непонятно, что сейчас его ждёт. Надеемся, что по молитвам мученицы Татианы всё у нас будет хорошо с высшим образованием, что будет отслужена Литургия на Татьянин день, что будут архиерейские службы, что студенты будут бегать, кричать и радоваться, и по телевизору всё покажут. А мученица Татиана позаботится о нас.

М. Борисова

— Для меня всегда житие мученицы Татианы было интересно удивительной своей актуальностью для моего поколения, для людей, которые всё-таки ещё в достаточно советские времена пришли в Церковь. И хотя очень часто сейчас эти времена называют уже «вегетарианскими», поскольку за веру вроде как таких гонений, казалось бы, не было. Но это вот как раз история про святую Татиану. Потому что как раз она сформировалась и начала жить в тот период, когда между большими гонениями было затишье в Римской империи. Там так часто менялись императоры, что им было вообще не до таких нюансов, как бороться с христианами. И очень похоже на наше советское прошлое то, что антихристианские законы никто не отменял, их просто не применяли. И вот пример святой Татианы в том, что как раз можно пасть жертвой антихристианских законов даже в самые вегетарианские, на первый взгляд, времена. То есть она попала, как сейчас говорят, под раздачу. У неё был достаточно высокопоставленным вельможей отец. Как во всяких правительственных кругах, там были свои интриги, свои какие-то дела, про которые даже летописи не сохранили никаких особых сведений. Но понятно, что там была постоянная какая-то подковёрная борьба каких-то кланов, каких-то группировок. И в тот самый момент, когда тогдашний император молодой Александр Север неудачно женился, какие-то интриги привели к тому, что он собственную жену сослал, родню её предал казни.
И вот, как сейчас бы сказали, в этот же замес попал отец святой Татианы. И она практически попала в эту политическую разборку. Просто было удобно, поскольку она была диаконисой и была известна как такая ревностная христианка, было удобно к ней в тот момент применить эти вот антихристианские законы, что и сделали. Но ведь в наше время, в 80-е годы, эти законы тоже применяли — редко, штучно, ситуативно. Но мы все знали, что если будет нужно, по щелчку пальцев мы легко перекочуем из нашей вот этой жизни, которую мы живём, в жизнь, совершенно в другом месте и по совершенно другим законам устроенную. Просто потому, что мы все подпадали под законодательство так или иначе — хотя бы за распространение религиозной литературы. За это тоже была статья, и три года лагеря совершенно спокойно можно было получить. Что и случилось с Зоей Крахмальниковой как раз в 80-е годы. Поэтому житие святой Татианы мне лично было очень близко — именно вот воспоминания о ней, о её жизни, о её подвиге.

Прот. Максим Первозванский

— Нет, я ни в коем случае не хочу умалить подвиг святой мученицы Татианы. Вообще, римское законодательство, о чём часто забывают, не имело института прокуратуры. И поэтому государственного обвинителя как такового не существовало. У нас ведь как: если есть факт преступления, автоматически прокуратура заводит уголовное дело и пытается его каким-то образом довести до... возникает следствие и так далее. А если представить себе, что прокуратуры нет, совершена кража или какое-то серьёзное другое преступление, дискредитация какая-нибудь, оскорбление чувств верующих. И у нас автоматически прокуратура может без заявления начать уголовное какое-то преследование, административное. Тогда — нет, обязательно должен был быть конкретный человек, который выступал обвинителем. И именно это определяло длительные времена, когда против христиан в той или иной местности никто не выдвигал обвинений. И эти обвинения могли возникать иногда по поводам, очень далёким от религиозных споров. Например, кто-то хотел жениться на дочке кого-то или присвоить участок, или завидовал, или находился в какой-то ссоре, и использовал христианство в качестве предлога.
А законы, как вы совершенно справедливо сказали, были самые строгие. Ни в какие времена самых страшных гонений по закону именно за христианство (наших гонений — советских) не полагалась смертная казнь. Наши приговоры так или иначе большинству новомучеников — это за антисоветскую какую-нибудь деятельность, а не за то, что человек сам по себе по факту был христианином. Поэтому это было очень жестоко: человек либо должен был отказаться от своего христианства и принести жертву богам, либо так или иначе машина правосудия, однажды включившись... мы видим иногда по житиям некоторых святых, как государственные чиновники пытались защитить христиан, пытались даже ложно записать, что жертва была принесена, чтобы как бы не губить их. Ну и таких мучеников было много. И особенно тяжело это было действительно в периоды после определённого затишья.
Это, конечно, другая история, но вспомним ситуацию, когда мы с вами, особенно, например, наши какие-то более старшие поколения, прожили без войны много-много десятилетий, а потом вдруг начинается война. И это немыслимая история. Мы вообще не можем себе представить, что такое опять снова может быть. И мы должны себе напоминать, что, вообще-то, в истории России не было длительных периодов, когда тех или иных войн не было. А она есть, и мы сейчас с вами, по сути дела, живём в воюющем государстве и молимся о его победе, но начало было абсолютно неожиданным. Так же и начало гонений было для многих людей, десятилетия проживших в отсутствии гонений, очень неожиданным. И, к сожалению, это часто порождало отступников. Потому что человек, пребывающий в постоянном напряжении, как бы к этому всегда готов. А когда ты уже расслабился, живёшь, каменные храмы построил, а тут вдруг начинается гонение — это всегда очень тяжело. А мученица Татиана, да, безусловно, является таким образцом.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. И, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Суббота — неделя закончится, а праздник ещё нет — суббота по Богоявлении. Вообще, удивительно: если мы, по традиции, начнём опять стараться понять смысл вот этого отдельного дня суббота по Богоявлении, то самое время обратиться к отрывку из Евангелия от Матфея. Это 4-я глава, с 1-й по 11-й стих, который прозвучит как раз в субботу за Божественной литургией. И это история искушения Христа в пустыне. Я думаю, что все наши радиослушатели должны помнить, если не дословно, то, по крайней мере, три пункта, три главных подводных камня, которые набросал лукавый перед взалкавшим после сорокадневного поста Христом в пустыне. Это то, о чём у Достоевского в «Братьях Карамазовых» говорит Великий инквизитор, когда он говорит, что мы основали свою власть на хлебе, чуде и авторитете. Вот три искушения — со времён Христа ничего не изменилось. Когда в таком общепринятом употреблении проскальзывает такое словосочетание «огонь, вода и медные трубы», имеется в виду приблизительно то же самое. Так вот, почему в субботу по Богоявлении Церковь напоминает нам об этих искушениях Христа?

Прот. Максим Первозванский

— Вообще, действительно, эта история рассказывается не просто в один из дней, а это элемент праздника. Это элемент того самого Богоявления. Мы с вами в начале нашей программы, говоря о празднике Богоявления, говорили о том, что если Рождество — это физическое рождение Бога в этот мир, то Богоявление — это явление Его как Мессии, выход Его на проповедь. И, по сути дела, вот этот момент принятия на Себя этой миссии человечеством Христа — а Господь наш Иисус Христос был Богочеловек, истинный Бог и истинный человек. И если как у Бога у него не было ни сомнений, ни колебаний, ни тени перемены, то для человека, для его человеческого естества, это всё-таки определённые изменения. Изменения физические: младенец рос, становился юношей, потом уже взрослым мужем, претерпевал страдания, хотел есть, пить, греха не имел, но во всём остальном Он был подобен нам. И вот это принятие на Себя собственного пути, которое закончилось тем, что мы называем словом греческим «кинозис», максимальным умалением и смертью на Кресте, и словами «Боже мой, Боже мой, почему Ты Меня оставил?», то начинается этот путь, это настоящее принятие в момент крещения.
И поэтому искушение от дьявола является абсолютно органичным моментом собственно самого события. Именно после того, как Христос был искушён дьяволом в пустыне, Он и вышел на проповедь — не после крещения. А сказано, что после крещения Он ведён был Духом в пустыню. А для чего? И Евангелие прямо говорит, что для искушения от дьявола. Пост в данном случае — это момент максимального ослабления сил человеческих. Кстати говоря, нам будет полезно вспомнить в этой связи, что пост — это не просто перемена блюд, а это определённое ослабление, в том числе наших физических сил. И потому мы должны меру его таким образом регулировать, что если у нас тяжёлая физическая работа, мы другим образом постимся, чем если мы имеем возможность ослабить свои физические силы. Христос был максимально ослаблен. Именно в такие моменты болезни, усталости... обратите внимание, когда мы наиболее раздражительны, например, когда страсть гнева нами легко овладевает? Когда мы просто устали после тяжёлого рабочего дня, приходим домой, а ужина нет — всего лишь. И уже мы готовы тут разносить всё налево и направо. А Христос сорок дней ничего не ел, и Он был максимально ослабленным.
И эти три искушения, о которых вы говорили, это искушение хлебом — ужина нет, искушение чудом... У Луки, кстати, другая последовательность, мне кажется, более духовно логичная. Когда сначала искушение властью, а потом искушение чудом. Так же, как и, например, евангелисты по-разному описывают три вопроса Петру, которые были заданы во дворе первосвященника. Когда один из евангелистов, по-моему, Лука как раз тоже, более подробно описывает, что сначала он просто отрёкся, потом он отрёкся с клятвой, а потом он стал клясться и божиться, что не знает этого человека — то есть по возрастанию отречения. Так и здесь: сначала хлеб, потом у Матфея всё-таки чудо — бросься вниз, и ответ: не искушай Господа Бога твоего. И искушение властью, как нам кажется, может быть, следом за Матфеем, как более серьёзное: все царства мира и слава их...

М. Борисова

— Но и цена тоже самая серьёзная: поклониться-то надо всё-таки сатане.

Прот. Максим Первозванский

— Да, и цена самая серьёзная. Поэтому начинаешь задавать себе вопрос, дьявол ведь что говорит? — что царства мира и слава их принадлежит ему. И поэтому все наши земные потуги, вся наша земная тщета иногда тоже может быть рассмотрена и под этим углом. Мы пытаемся вырвать нашу земную жизнь из-под власти дьявола. И, казалось бы, вот всё: сейчас ты сам будешь этим всем управлять, ты закончишь все войны, ты накормишь всех голодных, исцелишь всех больных. И, кстати, искушения чудом очень многие не проходят. Искушение властью не каждому из нас приходится проходить. А вот искушение чудом, когда кто-то болеет или умирает, и мы молимся, и не получаем просимого — я видел множество людей, потерявших веру именно через это. Я видел людей, потерявших веру через хлеб. Которые трудились, например, рожали множество детей, а продолжали жить в нищете, тогда как вот «даст Бог детей, даст и на детей» — этого не происходило. То есть вот многие вещи многие современные люди, ну и не только современные, а во все времена эти искушения снова и снова касаются нас. И поэтому, конечно, мы не сам Господь наш Иисус Христос. Но образ этих искушений, конечно, их аналогии нам всем приходится проходить. И это очень непросто.

М. Борисова

— Но искушение властью — это же не обязательно на царском уровне. Это может быть на микроуровне, в собственной семье. Разве мало семей сломалось в борьбе за то, кто будет главный?

Прот. Максим Первозванский

— Да, конечно, нет. Но я не спорю сейчас с вами, это действительно так и есть. Но всё-таки все царства мира и слава их — это очень для многих может быть соблазнительно... понятно, что мы на себя это не меряем.

М. Борисова

— Нам такое и не предложат.

Прот. Максим Первозванский

— Нам такое никто не предлагает, да, слава Богу. Но мы видим, и часто приходится людям говорить, когда они начинают рассуждать о том, какая у нас власть. И самый простой довод, который на самом деле они понимают, который до них доходит, когда ты говоришь, что если б ты был во власти, ты был бы хуже. Ты тоже точно так же брал бы взятки, был бы коррумпированным, продвигал бы своих и всё такое прочее. Поэтому мало кто проходит искушение властью. И поэтому, конечно, то, о чём мы говорим, что это субботнее чтение субботы по Богоявлению является органичной частью праздника. Заканчиваются Святки, в смысле, что Святки закончились праздником Крещения, но праздничное настроение продолжает в нас жить. Многие из нас окунулись в купели в праздник Крещения, и продолжается праздничное настроение, праздничное состояние. И завершение этой недели, как искушения, ожидающие нас в этой жизни, может быть, да, подводит такой итог всему праздничному рождественско-крещенскому святочному периоду.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». С вами были Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. Слушайте нас каждую субботу. До свидания, до новых встреч.

Прот. Максим Первозванский

— Храни вас всех Господь.

---

Все выпуски программы Седмица

• «Вход Господень в Иерусалим. Страстная седмица». Протоиерей Максим Первозванский
• «Благовещение. Шестая неделя Великого поста». Священник Стахий Колотвин
• «Иоанн Лествичник. Пятая неделя Великого поста». Священник Стахий Колотвин