Нашей собеседницей была кандидат исторических наук, общественный деятель, председатель Наблюдательного совета Фонда содействия возрождению традиций милосердия и благотворительности «Елисаветинско-Сергиевское просветительское общество», ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Анна Громова.
Разговор шел о том, как в настоящее время сохраняются история и традиции русского духовного пения. Анна поделилась, с какой целью была организована выставка, посвященная трехсотлетию Синодального хора, какие интересные экспонаты можно на ней увидеть, как история хора связана с императорской семьей, и почему важно сохранять наследие русской духовной музыки.
Ведущая: Елизавета Волчегорская
Елизавета Волчегорская:
— В эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер», с вами Елизавета Волчегорская, и мы встречаемся с Анной Витальевной Громовой, историком, общественным деятелем, председателем наблюдательного совета Фонда содействия возрождению традиций милосердия и благотворительности Елисаветинско-Сергиевское просветительское общество, кандидатом исторических наук и ведущим научным сотрудником института всеобщей истории РАН. Добрый вечер. Я бы хотела начать наш разговор с рассказа о выставке: «Глагол таинственный небес», посвящённый 300-летию основания Синодального хора, которая прямо сейчас проходит в государственном центральном музее в современной истории России, что на Тверской, точный адрес: Тверская, 21. Почему было принято решение, вами было принято решение, делать выставку о Синодальном хоре? В чем её важность, актуальность?
Анна Громова:
— Ну, во-первых, к нашей большой радости ушедший год и нынешний год — это года, посвящённые юбилейным торжествам, связанным с императором Петром Первым. И если прошлый год мы посвятили 300-летию провозглашения России империей, Елизаветинско-Сергиевского общества вместе с научным краеведческим сообществом Татарстана, Пермского края, Калининградской области проводили такую большую, обширную, многогранную научную конференцию с глубоким погружением в эту тематику. Отличия российской империи от других западных империй, особенности развития административного, хозяйственного, религиозного развития Российской империи от других империй. Для нас это исключительно важная тема. И в нынешний год мы перешли непосредственно к празднованию юбилея государя-императора Петра Первого. И, конечно, в контексте развития российской культуры эти юбилейные даты имеют огромное значение. И одна из серьезных дат, которая тоже была повсеместно отмечена, Санкт-Петербургской духовная академия, например, тоже провела большую научную конференцию, посвященную 300 -летию учреждения Святейшего Синода. В Москве вот мы удостоились стать организаторами выставки, посвящённой 300-летию учреждения Синодального хора, что тоже непосредственно связано с реформами государя императора Петра Первого. И конечно, поскольку изменилась вся структура управления певчими, дьяками, иподьяками, то мы на этой выставке постарались рассказать о своеобразных путях развития русской духовной музыки с 14-го века до начала 18-го. И с начала 18-го начинается другая Синодальная эпоха соответственно, которая увенчивается в конце 19-го века периодом нового времени в музыкальной культуре — это новое направление в русской хоровой музыки, которое возглавили Разумовский, Чайковский, в котором участвовали Смоленский, Кастальский, Ипполитов — Иванов, Кашкин, Гречанинов и очень многие известные композиторы-синодалы. Мы подробнейшим образом рассказываем на выставке в пяти залах государственного музея современной истории ГЦМСИР, все вы прекрасно знаете это здание на Тверской, здание с такими львами, собаками, которые мы очень любим, это бывшее здание английского клуба, мы прекрасно знаем там камерный концертный зал, который тоже очень любят москвичи. Вообще такое место нами любимое, и по счастью, нам удалось благодаря руководству музея, Ирине Яковлевне Великановой, нам оказали такую честь и предоставили пять исторических залов, которые находятся в левом крыле первого этажа, и благодаря работам наших художников и застройщиков, нам удалось создать там особую средневековую атмосферу, повторить некоторые орнаменты древних росписей в стиле 17-го века, где мы рады будем вас принять до 27 февраля, каждый день работает выставка кроме понедельника. В понедельник музей на выходном дне, и условия традиционные как во всех музеях, нужно непременно иметь QR-код о прививке, я так понимаю, что в некоторых случаях достаточно и ПЦР, который, сутки со времени сдачи которого не истекли. Суточный ПЦР. Но дети, естественно, могут прийти без прививки, и пользуясь этой замечательной возможностью, мы организовываем каждое воскресенье в 2 часа дня прекрасные концерты детских духовных коллективов, у нас уже на протяжении, я уже сбилась со счёту, сколько это воскресений, потому что мы работаем с середины ноября, выставка открылась, и уже практически все музыкальные коллективы Москвы хоровые выступили в пространстве английского клуба, это всегда собирает хорошую аудиторию, и с удовольствием мы проводим авторский экскурсии сразу после концерта, концерт длится где-то минут 40 50, и после этого мы все спускаемся вниз, и в пространстве выставки проходят авторские экскурсии. Продлена была выставка, её очень хотели посетить студенты, которые теперь уже после Татьяниного дня будут себя чувствовать менее ответственными, когда сессия сдана, когда наступают каникулы, то, по крайней мере, студенты средних и высших учебных заведений музыкальных могут посетить. Но, на самом деле, выставка настолько интересна, она настолько богата прекрасным выразительным художественным рядом, у нас только Музей музыки дал более 50 своих экспонатов, письма Чайковского, Рахманинова, партитуры Гречанинова, Кастальского, расшифровки крючковых знаков Смоленского, удивительные творческие работы Кастальского переложение со знаменного написания Пещного действа знаменитого средневекового церковно-театрального, я бы сказала, действия, которое вызывало всегда неподдельный интерес во все времена, потому что к воссозданию Пещного действа обращались на протяжении нескольких веков, и такого впечатляющего итога, пожалуй, достиг только Кастальский. У нас совершенно уникальный художественный ряд, потому что у нас, например, представлено удивительное полотно вид Успенского собора и Кремлёвской площади Федора Яковлевича Алексеева, это удивительный художник, которому в свое время, в начале, в самом-самом начале 19-го века, в 1801-м-1803-м годах Павлом Первым было поручено сделать, написать виды Москвы. И благодаря работам Алексеева, который для этой благородной цели был призван государем- императором из Италии, мы обладаем теперь несколькими полотнами, которые хранятся в Третьяковке, а в Государственном историческом музее и которые передают нам вид Москвы до пожара 12 г. То есть это совершенно уникальные произведения художественные. У нас прекрасный портрет государя императора Александра Третьего, который оказал абсолютное непосредственное и невероятное поворотное влияние своими решениями в 1886 году, потому что именно в этом году вышел указ Александра Третьего, подготовленный Константином Петровичем Победоносцевым, генеральным прокурором Святейшего Синода, обер-прокурором Святейшего Синода, который в подробностях разработал тему возрождения музыкально-хоровой культуры на основе многовековых традиций, с одной стороны, многовековых традиций хорового пения, а с другой стороны, не только наследие патриаршего и митрополичьего, и великокняжеского хора 15-го века легло в основу этих разработок Победоносцева, но и огромный песенный материал, целый пласт народной культуры песенный был поднят и включён также в разработку этих программ для Синодального училища и для Синодального хора. Назывался этот указ «Об изменении управления Синодальным хором и Синодальным училищем». Оно было преобразовано в восьмиклассное, то есть оно из четырёхклассного стало восьмиклассным, то есть фактически были певческие факультеты отделены от регентских, певческие классы от регентских, то есть таким образом произошло такое переформатирование всего учебного процесса, благодаря деятельности на посту директора Синодального училища Степана Васильевича Смоленского, который был в свое время, это удивительный был человек, он родом был из Казани, известнейший музыковед, медиевист, композитор, выдающаяся личности, и в выборе руководителя Синодального хора и Синодального училища сыграл огромную роль Пётр Ильич Чайковский, который предложил Василия Сергеевича Орлова, тоже совершенно выдающегося регента, на пост регента Синодального хора. И вот Орлов, Смоленский, опираясь на полную поддержку государя-императора в области развития национальной культуры, приближения к истокам, к возвращению её к православной традиции, потому что во времена Петра Первого наступил значительный отход от православной традиции, и Смоленский откровенно писал, что нужно избавить репертуар наших литургических песнопений от всякой дряни. Ну в первую очередь, имелись в виду итальянские песнопения, много чего заимствованного, чуждого нашей культуры, которое на протяжении 17-го века внедрялось в тело русской хоровой музыки. И действительно вот под руководством этих мудрых практиков и совершенно выдающихся теоретиков музыкального дела Смоленского, Орлова, позже Кастальского наступает золотой век Синодального хора и наступает новое время в истории хоровой музыки, и мы с огромной радостью экспонировали многие документы, касающиеся августейшего покровительства Синодальному хору, Синодальному училищу. Дело в том, что проводником политики Александра Третьего в области национальной культуры был его младший брат великий князь Сергей Александрович, который занял в 1891-м году пост московского генерал-губернатора, и с 96-го года он был командующим московским военным округом, то есть он фактически выполнял обязанности наместника государя во всей Центральной России. И Сергей Александрович, и Елизавета Фёдоровна, будучи большими поклонниками музыкального искусства и также познакомившись ближе с Синодальным хором, Елизавета Фёдоровна стала просто действительно настоящим фанатом, что называется, она всегда любила церковную музыку, у неё было множество любимых ею музыкальных произведений, но выступление Синодального хора всегда приветствовались. Все знаменательные для русской истории события сопровождались выступлениями Синодального хора, конечно, это открытие памятника Александру Второму в Кремле, это освящение Храма Христа Спасителя ещё во время коронации государя-императора Александра Третьего, это позднее, в 1912-м году, установка памятника Александру Третьему у Храма Христа Спасителя и открытия музея изящных искусств имени Александра Третьего, нынешнего Пушкинского музея. Фактически нельзя назвать ни одного события церковной и государственной жизни, которое не проходило с участием Синодального хора.
Елизавета Волчегорская:
— В эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер» с вами Елизавета Волчегорская, мы говорим о выставке «Глагол таинственный небес», посвящённой 300-летию основания Синодального хора, который прямо сейчас проходит в Государственном центральном музее современной истории России, что на Тверской, точный адрес: Тверская, 21, и будет продолжать работать до конца февраля. Фонд Елизаветинско-Сергиевское просветительское общество приглашает всех успеть ознакомиться с уникальной экспозицией, о которой мы и говорим с Анной Витальевной Громовой, историком, общественным деятелем, ведущим научным сотрудником института всеобщей истории российской Академии наук и председателем наблюдательного совета Елизаветинско-Сергиевского просветительского общества. Анна Витальевна, хотела вас ещё поподробней попросить рассказать о связи истории Синодального хора с историей императорской семьи.
Анна Громова:
— Остались прекрасные свидетельства о том, насколько Николай Второй был внимателен к творчеству Синодального хора. Он с высоты своего прекрасного знания церковных хоровой музыки, которое он очень любил, он высоко оценивал выступление хора, и Степану Васильевичу Смоленскому он высказывал благодарности свои, и даже был один курьезный случай, когда хор выступал в присутствии государя, и Сергей Александрович, зная, что он очень любит произведения Чайковского, «Был у Христа- младенца сад», он попросил Смоленского без репетиции исполнить. И нужно сказать, что Синодальный хор достойно справился с этой задачей.
Елизавета Волчегорская:
— Это без репетиций?
Анна Громова:
— Да, без репетиции. И государь был настолько растроган, что все получили совершенно потрясающие подарки всем хористам были присланы часы, каждому. И Смоленский получил бриллиантовый перстень, тогда было принято одаривать такими дорогостоящими подарками из императорского кабинета, которые обязательно были отмечены государственным гербом и инициалами государя, то есть это такая памятная уникальная вещь, и ценность её составляла, может быть, не дороговизна камней или металла, а вот именно личное отношение государя. Нужно сказать, что Елизавета Фёдоровна и Сергей Александрович всегда радели о том, чтобы учащиеся в синодальном училище были всегда хорошо благоустроены, Елизавета Фёдоровна внимательно смотрела не только за состоянием программ Синодального училища и работой наблюдательного совета, который нёс очень серьезную научную функцию и функцию рецензирования церковных произведений и выступал как квалификационный совет, и аттестовал и присваивал звание певчим, регентам, то есть это такое очень высокое собрание, состоявшее в основном из консерваторских профессоров, которые оказывали большое влияние не только на формирование высокого уровня музыкальной культуры в самом училище, но и во всей общероссийской музыкальной жизни. Елизавета Фёдоровна, несмотря на трудные времена, которые настали уже во времена великой войны, в 14-м году, в архивах сохранилось письмо её к государю-императору Николаю Второму, это был момент, когда Святейший Синод решал судьбу, определял профессиональный статус выпускников Синодального училища. И очень важно было, чтобы они получили статус свободных художников, который позволял им трудоустраиваться, потому что главная задача Синодального училища была выпуск высокого уровня реагентов и певчих для хоров по всей России. То есть выпускники разъезжались по различным губерниям, и уже благодаря вот этому высокому уровню подготовки реагентов они могли поднять музыкальную культуру на местах на совершенно новый уровень. Но для этого они должны были тоже иметь свой статус, потому что это предполагало пенсии, это предполагало некоторое социальное обеспечение и так далее, так далее. То есть это позволяло им трудоустраиваться с большим основанием, менять место работы, то есть без этого статуса было очень сложно. Елизавета Фёдоровна в письме, невзирая на то, что время было трудное, и государю-императору было явно не до церковной музыки, да, тем не менее она убеждала его принять участие и дать указание Святейшему Синоду, над тем чтобы решения были приняты в пользу выпускников Синодального училища. Нужно сказать, что Елизавета Фёдоровна вообще очень внимательно относилась к устройству выпускников, она как-то имела особое такое попечение о талантливых. Она могла их выделить из общей массы, из общей массы тех, кто выпускался. И мы знаем, что она очень рано заметила Николая Голованова, она пригласила его, ещё когда он был студентом Синодального училища, пригласила его регентовать небольшим хором в Малый Николаевский дворец, к себе в резиденцию, а потом уже после смерти великого князя Сергея Александровича, после его трагической гибели в Кремле она, основывая Марфо- Мариинскую обитель милосердия, сначала там делает госпитальный храм Марфы и Марии, так вот в госпитальном храме Марфы и Марии регентовал хором тоже Николай Семёнович Голованов, в будущем, мы знаем, лауреат сталинских премий, главный дирижёр Большого театра и так далее, человек, который удостоился заслуженных наград и регалий и очень высокого статуса в русской музыкальной культуре и в советской музыкальной культуре. Вот Елизавета Фёдоровна смогла увидеть его талант и оценить его. На выставке находится, в частности, специальное свидетельство архивное из канцелярии её императорского высочества Елизаветы Фёдоровны, о том, что он на протяжении нескольких лет на самом высоком уровне поддерживал пение в Марфо-Мариинской обители, организовывал пение хора, потому что нужно сказать, что хор под управлением Голованова, например, участвовал в освещении Покровского собора Марфо-Мариинской обители, более того когда Елизавета Фёдоровна давала свои клятвы как начальница Марфо-Мариинской обители, то молодой Николай Голованов тоже в этот момент присутствовал и регентовал хором во время божественной праздничной Литургии, проходившей уже в Покровском соборе Марфо-Мариинской обители. Потом, конечно, мы на выставке обращаем внимание наших посетителей на то, что доброй традицией всех благотворительных учреждений Елизаветы Фёдоровны было приобщение учившихся в этих в этих учреждениях к благотворительной деятельности. Она покровительствовала, например, музыкально-драматическому училищу в Москве, Строгановскому училищу, живописи, ваяния и зодчества, Синодальному училищу, и все учащиеся принимали по возможности участие в благотворительных акциях в пользу воинов русско-японской войны, в пользу пострадавших от неурожая 1891 г., мы даже нашли программу концерта, которую учащиеся Синодального училища давали в пользу семей, сосланных в Сибирь, в пользу тюремного попечительства великой княгини Елизаветы Фёдоровны, то есть Елизаветинское благотворительное общество — это удивительная организация, созданная Елизаветой Фёдоровной в Москве сразу же по приезду её в Москву в 1891-м году, благодаря только благотворительной помощи, потому что эта организация не брала вообще денег из казны никаких субсидий, то есть Елизавета Фёдоровна организовала работу 224 утверждений только в Москве, практически все уезды Московской губернии имели свои филиалы ещё Елизаветинского благотворительного общества, и помощь они оказывали детям беднейших родителей, то есть многодетные бедные семьи могли рассчитывать на то, что они получат от общества субсидию или учреждение Елизаветинского благотворительного общества примут их детей, и эти дети будут с младенчества не только выращенны в этих учреждениях, но и потом трудоустроены Елизаветой Фёдоровной. Потому что она умудрялась их пристроить в Синодальное училище, она умудрялась их пристроить в типографию Троице-Сергиевой лавры, то есть каждый по своим возможностям и способностям получал помощь. И за 20 лет существования этого учреждения 9000 детей получили таким образом полное возрастание в стенах и благодаря Елизаветинскому благотворительному обществу просто помощь получили 16 000 семей.
Елизавета Волчегорская:
— Поразительно, получается, что она помнила про каждого, буквально, каждого из 1000 людей, какие у кого особенности, таланты, потребности, нужды.
Анна Громова:
— Вы знаете, это удивительная её особенность, я вообще считаю, что Елизавета Фёдоровна величайшая, по крайней мере, в современной нам истории, в новейшей истории, величайший организатор благотворительности. И я думаю, что это, конечно, обычному человеку, я думаю, не под силу, потому что именно помощь Божья и её непрестанная молитва, мы знаем, что она много молилась по ночам, что она накладывала на себя подвиги различные аскетические, что её кровать практически не имела матраса и так далее. То есть она действительно была человеком Божьим и человеком, молитву которого слышал Господь. Более 150 благотворительных учреждений были под ее попечением, это же грандиозно. И огромное количество молодых людей во всех подведомственных ей организациях, в том числе Синодальное училище, столько детей получили первые уроки благотворительности под её попечительством. Ну и, конечно, для нас очень важно, что наша выставка включает прекрасный портрет Рерберга Елизаветы Фёдоровны, замечательный портрет великого князя Сергея Александровича, нам даже удалось из Коломенского, благодаря любезному отношению к нам руководства Коломенского музея заповедника и хранителей получить царские врата 17-го века из Александро-Сергиевской церкви на Тверской, 13. Совершенно потрясающее убранство, которое передано акварелями Матвеева, и эти акварели убранства александровской церкви в стиле 17-го века тоже украшают нашу выставку и сами эти врата дивные совершенно. Потом, конечно, мы очень благодарны отделу икон Государственного исторического музея, который предоставил ряд икон, связанных с певческой тематикой, с изображениями Псалмопевца Давида, Романа Сладкопевца, с изображением первых хоругвей, новгородские иконы, иконы Крестовоздвижения — это 15-й век, прекрасную икону "Воспойте Господи песнь нову«17-го века с совершенно потрясающими богословского глубокого содержания клеймами. Мы специально сделали мультимедийную расшифровку этих изображений, ну, в общем, мы прямо выложили изображения, все клейма этой иконы в мультимедийный контент, каждое клеймо прокомментировали теми сведениями, которые предоставили нам сотрудники отдела икон российского государственного исторического музея и также нашли научный комментарии, потому что до конца ещё исследователи не пришли к единому мнению по поводу тематики отдельных клейм, ну в общем, такая интересная спорная вещь, красоты необыкновенной. Во-первых, она величины необыкновенный, она, наверное, 2,5 на 4 м, она доминирует в нашем третьем зале, она привлекает всеобщее внимание своей удивительной красотой первозданной. Мы очень надеемся, что руководство ГИМО тоже обратит внимание на эту икону, она будет отреставрирована, потому что она нуждается ещё и в некотором уходе, потому что 17-й век, в такой прекрасной сохранности, но тем не менее нужно сохранять её в дальнейшем. И, конечно, для нас очень важна вся часть, посвящённая послереволюционной судьбе Синодального хора, Синодального училища. Это наши прекрасные дирижеры-регенты, которые явились преемниками традиции российского хорового музыкального искусства, это, конечно, Николай Семёнович Голованов, мы все его очень любим и почитаем в Москве, мы знаем, что у нас есть музей Голованова многие из вас, в нём бывали, там совершенно потрясающие экспозиции, потому что он благодаря тому, что был совершенно выдающимся человеком своего времени, мы знаем, что это замечательный семейный союз с Неждановой, мы знаем что они действительно были звёздами в Советском Союзе, учитывая, что Николай Голованов был воспитан в московском воспитательном доме, он происходил из беднейшей московской семьи, поэтому как раз вот этой лазейкой воспользовались очень многие бедные семьи Москвы, что можно кого-то из деток отдать в Московский воспитательный дом. И вот возвращаясь к Елизаветинскому благотворительному обществу, хочу сказать, что, собственно говоря, после того как Александр Третий проанализировал смертность в Московском воспитательном доме и понял, что нужно принимать всё-таки только сирот и незаконнорожденных туда, а детей законных родителей принимать не надо. И он издал указ в 1892-м году, который лишил возможности осуществлять вот такие манипуляции, как родители Голованова осуществили, вот они Николая Голованова отдали в Московский воспитательный дом, хотя это было запрещено. То есть вот таких детей уже воспитывала практически всех Елизавета Фёдоровна в своем Елизаветинском благотворительном обществе. Потому что для того чтобы сократить число находящихся в Московском воспитательном доме детей.
Елизавета Волчегорская:
— И понизить таким образом смертность.
Анна Громова:
— Когда детей меньше, тогда соответственно кормилицы в деревнях там и так далее, то есть меньше денег уходило на содержание этих детей, и можно было увеличить качество их образования, увеличить количество кормилиц, увеличить количество единиц докторов, педиатров, которые лечили этих детей. То есть поднять на другой уровень. Александр Третий пытался сохранить хотя бы тех детей, которые вообще остались без попечения родителей. Хотя очень многие московские бедные семьи стремились туда как бы своих деток отдать в воспитательный дом, ну вот как раз Николай Семёнович Голованов был из тех детей, которым удалось всё-таки быть воспитанным в Московском воспитательном доме, нужно просто, я с умилением читала книгу о нём, которая недавно вышла. Где он приносит огромные слова благодарности московскому Синодальному училищу и говорит, что это учебное заведение научило меня всему: и вере, и честности, и трудолюбию, и самоотверженности в работе, в общем, много-много всего, всего доброго и тех принципов и традиций, на которые он опирался в своей дальнейшей профессиональной жизни, и главное, в своей духовной жизни. Потому что он как раз вот в советское время мог позволить себе собирать некоторые святыни. Я, когда была в музее Голованова, как раз из музея Рублева приехали коллеги, которым было поручено сделать обзор личных святынь Голованова. Там чего только не было, там мощи практически всех московских святых, Гермогена, святого благоверного князя Даниила Московского, там потрясающие иконы, потрясающее живописное наследие, огромное количество медного лития прекрасного 17-го века. Нужно сказать, что Музей музыки наш он хранит эти личные святыни Голованова, и мы удостоились того, чтобы принять их на выставку и представить широкому кругу наших посетителей. И вообще судьба Голованова очень подробно отражена на выставке это то, как он в своих операх, которыми он дирижировал, как он смог вот это прекрасное духовное певческое наследие и народное духовное творчество сохранить, каким образом ему это удалось во времена самых жестоких гонений. И мы отдельно рассказываем о творчестве таких прекрасных регентов как Комаров, Мормыль, Матвеев. Ну мы знаем, что имя такого регента как Матвеев связано с историей хоров в храме «Всех скорбящих радосте» на Ордынке. Мы знаем, что Комаров был регентом в Елизовского соборе, мы знаем, что Мормыль организовал хор и сохранил певческие традиции Синодального хора в Троице- Сергиевой лавре, в духовной академии. И благодаря подвигу этих удивительных музыкантов традиция дошла практически не измененной до нашего времени, вообще потрясающе, что у нас есть на выставке такие экспонаты, как фисгармония Матвеева, а на Ордынке, представляете, есть ещё люди, которые помнят, что когда в семидесятые годы, допустим, в восьмидесятые Матвеев приходил регентовать, то прямо в зале, прямо у хоров стояла эта фисгармония и он сам иногда они задавал на ней тон. То есть остались люди, которые помнят, где фисгармония стояла на Ордынке, она, правда, сейчас не в очень хорошем состоянии. Рахманиновскую фисгармонию, которая у нас тоже на выставке, её удалось реконструировать и удалось возродить, у неё потрясающее звучание. И по воскресеньям у нас звучит Рахманиновская фисгармония на нашей выставке, Матвеевская фисгармония возможно тоже получит свое второе рождение, потому что мастер, который реставрируют Рахманиновскую фисгармонию, сказал, что, конечно, обнадёжил нас, сказал, что возможно понадобится некоторое время, не один год, для того чтобы вернуть ей жизнь, этой фисгармонии, потому что она, к сожалению, последние несколько десятков лет плохо хранилась и вот утратила звучание, но серьезных повреждений там нет, с ней просто хорошо надо поработать. Я думаю, что несколько лет работы над возрождением этой фисгармонии приведут к положительному результату, и я очень рада тому, что эта выставка позволит таким уникальным произведениям искусства и историческим предметам, как фисгармония Матвеева, как прекрасная икона «Воспойте Господеви песнь нову», и многие другие смогут получить новую жизнь не только благодаря экспонированию и тому, что они впервые были извлечены из запасников музея. Например, из тех 160 предметов в Музее музыки, которые мы сейчас видим на выставке, ну от силы, может быть 30, 35, 20, не знаю сколько, но малая толика из них экспонировалась.
Елизавета Волчегорская:
— «Светлый вечер» на радио «Вера», оставайтесь с нами, мы вернёмся через минуту.
Елизавета Волчегорская:
— Фонд Елизоветинско-Сергиевское просветительское общество приглашает вас на выставку «Глагол таинственный небес», посвященную 300-летию основания Синодального хора, которая сейчас проходит в Государственном центральном музее современной истории России на Тверской, у нас председатель наблюдательного совета фонда Анна Витальевна Громова, и мы продолжаем наш разговор об этой уникальной экспозиции. Не могу не спросить о дальнейшей судьбе этой выставки. Вот она проходит до конца февраля, а что будет дальше с этой экспозицией?
Анна Громова:
— Я предлагала владыке Илариону: а не хотите ли вы сделать постоянную экспозицию, посвященную пяти векам русской духовной музыки? Это было бы потрясающе, тем более многие специалисты, приходящие на выставку, говорят о том, что очень часто музыканты, особенно исполнители, работают в узком спектре своих профессиональных действий, в сугубо профессиональных рамках, но при этом, когда они после этой выставки или в процессе обучения они представляют себе частью какого огромного музыкального пласта является их деятельность, это по-настоящему потрясает всех приходящих на выставку. А когда особенно это музыкальная история, история музыкальной культуры представлена так живо, в огромном количестве рукописей, партитур, художественных полотен, личных вещей знаменитейших наших композиторов, регентов и так далее, это производит ошеломляющее впечатление. Мы очень рады, что Господь нас сподобил всё-таки поработать над этой выставкой, хотя это было не просто для нас, мы всё-таки не специалисты по истории музыки, но тем не менее с нами работали такие прекрасные специалисты, такие доктора наук, кандидаты музыковедения, такие как Шеховцова, Зверева, владыка Иларион нам написал сейчас вступительную большую статью по древней истории музыки с 14-го по 17-й век для каталога, над которым мы сейчас работаем. И очень надеемся, что в середине февраля мы уже сможем представить каталог выставки, и всё-таки я всегда являюсь сторонником работы над каталогами, потому что работа эта сложная, но тем не менее она позволяет потом ещё и ещё раз вернуться к этой выставке, мы сейчас уже провели специальную съемку, которая позволяет сделать виртуальную выставку, выложим её обязательно на сайте со всеми комментариями, с виртуальной экскурсией, даже те люди, которые не могли посетить выставку по тем или иным причинам смогут в интернете с ней познакомиться. Ну сейчас всю информацию о выставке можно получить на сайте: музей современной истории ГЦМСИР, и как только будет готова виртуальная экскурсия, я думаю, что это где-то через недельки полторы произойдёт уже, мы уже сможем выложить, и возможно уже выложим в электронном виде и каталог выставки. Чтобы с ним могли ознакомиться все, кого эта тема интересует.
Елизавета Волчегорская:
— Интересно, сколько ресурсов ушло на создание такой масштабной, объемной экспозиции?
Анна Громова:
— Работал совсем небольшой коллектив над выставкой, мы, конечно, очень благодарны руководству Музея музыки и руководству музея современной истории, с которыми мы тесно сотрудничали, и Алексей Константинович Левыкин, директор Государственного исторического музея тоже очень нам помогал, и Михаил Аркадьевич Брызгалов, Ирина Яковлевна Великанова, нужно сказать, что даже музеи Санкт-Петербурга, у которых своя очень плотная экспозиционная программа, не так-то просто было их убедить в том, что те немногие экспонаты, которые дал Русский музей и Музей истории города Санкт-Петербург они являются ключевыми, потому что я ещё не говорила, у нас ещё одна есть тема, эта тема Санкт-Петербургской певческой капеллы. Тема творчества Бортнянского, как директора капеллы, тема творчества Львова и так далее, это тоже очень интересно, ну о Турчанинове у нас тоже отдельная часть экспозиции, в общем, очень много интереснейших, а какое количество книг со знамённым распевом, которые фиксируют знаменный распев, у нас совершенно потрясающие есть гравюры на нашей выставке, различные изображения государственных событий, которые сопровождало пение Синодального хора, у нас даже есть голографическое изображение яйца Фаберже, которое исполняет музыку Кастальского, к сожалению, само яйцо уже было абонировано на выставку в Англии, и оно туда уехало, но вот руководство кремлёвских музеев, Гагарина нам великодушно дала такое 3D изображение этого яйца, это тоже очень интересная конструкция, стоит прийти на неё посмотреть, она очень своеобразная, но тем не менее дает полное представление 3D проекцию яйца Фаберже, посвященного именно тому моменту, когда император Николай Второй впервые услышав Херувимскую Кастальского, был настолько впечатлен, что в 1903-м году он заказывает Фаберже это яйцо со специальной шкатулкой музыкальный, которая после того как её заводят специальным ключиком радует всех этой дивной мелодией. Собственно говоря, яйцо это было подарено государыне-императрице Александре Фёдоровне. Ну в общем, много всяких интересных любопытных вещей, я думаю, что каждого приходящего на выставку заинтересует какая-то своя история на ней, а если ещё добавить, что вся выставка озвучена самыми известными песнопениями того или иного периода, длительного периода, о котором мы повествуем, пяти веков русской духовной музыки, русского хорового пения, то это становится особенно интересным и занимательным.
Елизавета Волчегорская:
— «Светлый вечер» в эфире радио «Вера» с вами Елизавета Волчегорская, и мы говорим с Анной Витальевной Громовой, историком, общественным деятелем, председателем наблюдательного совета фонда содействия возрождения традиций милосердия и благотворительности Елизоветинско-Сергиевское просветительское общество, кандидатом исторических наук, ведущим научным сотрудником института всеобщей истории РАН. Анна Витальевна, хотела с вами поговорить о ещё одном знаменательном культурном событии, начал свою работу Музей августейших покровителей российского общества Красного Креста, владельцев имения Ильинское- Усово, работает ежедневно с 10 до 5, кроме понедельника, по адресу: городской округ Красногорск, село Ильинское, улица Ленина, дом 3а, по четвергам и субботам в 2 часа проходят авторские экскурсии, добираться очень просто, например, от Белорусского вокзала электричка идёт меньше 20 минут и пешком совершенно недалеко, вы увидите храм, и он будет служить ориентиром, и о музее, открывшемся в подмосковном императорском имении Ильинское-Усово, а точнее, к сожалению, в том, что от него осталось, что удалось сохранить, сейчас и пойдёт речь.
Анна Громова:
— В этом году исполнилось 10 лет Елизаветинско-Сергиевскому просветительскому обществу, собственно, появлением общество обязано как раз усадьбе, императорскому имению Ильинское-Усово, вообще этому чудесному месту, так называемой царской дороге, это паломнический путь царской семьи на богомолье со времён ещё Ивана Грозного и затем особенно в царствование первых Романовых, Михаила Фёдоровича, особенно Алексея Михайловича, который любил Саввино-Сторожевский монастырь и очень почитал святого преподобного Савву Сторожевского, вот здесь пролегал паломнический путь из центра Москвы, из Кремля в Савиново-Сторожевский монастырь, собственно говоря, вдоль царского пути, как это и положено, возникли усадьбы особо приближенных государю, одна из таких усадеб Усово- Ильинская, само место существует более 600 лет, а храм Ильи-пророка с 1618-го года существует здесь в селе Ильинское. Конечно, эти древние места привлекли государя-императора Александра Второго в очень трудный для императорской семьи год, это имение было куплено примерно в то же время, когда семья потеряла цесаревича Николая Александровича, который скончался в Ницце от костного туберкулёза и костного менингита, вот мы знаем все эту грустную историю, когда он, будучи помолвлен с датской принцессой Дагмар, оставляет безутешную свою невесту, оставляют безутешной свою семью, потому что императрица Мария Александровна особое внимание уделяла воспитанию цесаревича. Николай Александрович обладал вообще совершенно невероятными способностями, к этому времени уже огромным запасом знаний и опытом государственного управления, то есть, конечно, это потеря была не только для семьи, не только для родителей, но и для страны, и Мария Александровна так до конца своих дней и осталась безутешной матерью, и конечно, состояние здоровья очень ухудшилось, она страдала уже в этот момент открытой формой туберкулёза, до этого она болела, было известно, что у неё туберкулёз, ну здесь особо тяжелую форму принимает эта болезнь. И Александр Второй начинает судорожно искать какую-то возможность, пока строится дворец в Ливадии, в благоприятном крымском климате, он ищет какой-то очень хороший климат в Подмосковье, обращает внимание на вот эти благодатные места, потому что действительно роза ветров в этом западном секторе Подмосковья она исторически очень благоприятная, сосновый бор, но мы знаем у нас Борвиха, от слова бор, это всё, здесь действительно были потрясающие сосновые леса, замечательный воздух, минеральные источники и чистейшая река Москва, но в то время, так скажем, в середине 19-го века, и как сказала императрица Мария Александровна, когда она впервые увидела эти места, увидела имение Ильинское, она сказала, что ландшафтом: вот этот изгиб реки, высокий и низкий берег, такое особое расположение природных красот и достопримечательностей напоминает ей Хелиндерберг, замок земли Гессен, где она выросла, и который особенно дорог её сердцу. Когда Александр Второй купил это имение и подарил ей, то она сказала ничего здесь не менять, и только привезла с собой садовника своего немецкого Ланге, который немножко облагородил, так сказать, заложенный ещё Остерманом Толстым, героем войны 12-го года, предыдущим владельцем, такие совершенно особые уголки сада, какие-то моменты благоустройства, которые уже присутствовали на территории имения и так далее, то есть это имение было любимым, здесь Мария Александровна воспитывала своих младших детей, великого князя Сергея Александровича, Павла Александровича и Марию Александровну, ну мы знаем, что в семье Александра Второго четверо было старших, да, это вот цесаревич Николай Александрович, который ушел, Никса, затем великий князь Александр Александрович, будущий император Александр Третий, потом сыновья Владимир и Алексей, то есть это все старшие великие князья — четверо, а потом трое было младших. Именно поэтому усадьба это уникальна, это единственная в Подмосковье императорская усадьба, если Санкт-Петербург может похвалиться Царским Селом, и Петергофом, и Гатчиной, и много чего есть интересного, я считаю, что мы свою жемчужину не уберегли, к сожалению, основная часть усадьбы, та, в которой находился дворец Сергея Александровича и Елизаветы Фёдоровны, она находится в частном владении, и судьба её печальна, но благодаря традиции, которая была заложена в дворянских имениях того времени, мы знаем, что была основная усадьба, в которой жили сами владельцы, хозяева, ну и принимали своих высокопоставленных гостей, а другая часть усадьбы находилась за оградой усадьбы, и она вся относилась к социальной поддержке, к просветительской поддержке, к благотворительной деятельности, которая оказывалась местным крестьянам, и именно благодаря этому мы сейчас имеем восемь объектов вне территории усадьбы, три из которых мы уже восстановили, и милостью Божьей мы эту задачу поставили себе 10 лет назад, и сейчас благодаря совместным усилиям Одинцовской администрации, Красногорской администрации, благодаря помощи наших благотворителей, мы смогли сейчас восстановить и музифицировать уже три здания, одно из которых находится в Ильинском, и одно из них народное училище императрицы Марии Александровны, оно единственное каменное, оно находится на территории посёлка нынешнего Огарёва или бывшего Усово, так скажем. И, конечно, для нас огромная радость, что эти музеи начинают работать и, первым открыл свои двери для посетителей Музей августейших покровителей российского общества Красного Креста, владельцев имения Ильинское-Усово. Этот музей полностью посвящен милосердию владельца усадьбы, то есть императора Александра Второго и императрицы Марии Александровны, великого князя Сергея Александровича и великой княгини Елизаветы Фёдоровны, и их племянника великого князя Дмитрия Павловича и племянницы великой книги Марии Павловны младшей, которым после смерти Сергея Александровича это имение перешло. Вот поэтому мы в одинаковой мере рассказываем о первых годах существования российского общества Красного Креста, это очень интересно, мы рассказываем об учреждении международного общества Красного Креста, о том, как Россия присоединилась к этому общемировому гуманитарному движению, об Анри Дюнане, знаменитом швейцарце, который заложил Красный Крест, о тех благодеяниях, которые были оказаны императрицей Марией Фёдоровной, покровительницей Красного Креста, уже супругой Александра Третьего, потом вдовствующей императрицы, после гибели супруга, Мария Фёдоровна до 17-го года оставалась попечительницей Красного Креста. Она более 50 лет прожила в России, и конечно, это ужасный её отъезд в 19-м году на корабле «Мальборо», когда она уезжала из революционной России, ну это было ужасно. Для неё это было огромное горе, невосполнимая утрата, потому что она писала: я уезжаю из страны, которую я люблю, от народа, который я всегда любила, и действительно она сделала для России очень много. И вот о вкладе императрицы Марии Александровны, которая являлась попечительницей российского общества Красного Креста и одной из главных благотворительниц, которая отправляла отряды сестёр милосердия на русско-турецкую войну, которые снаряжала санитарные поезда, которая провожала отряды врачей, санитаров, которая за свои средства снаряжала летучие отряды, которые помогали на первой линии фронта. То есть это огромная работа, которая проводилась не только в военное время, но очень интересно, что деятельность именно российского Красного Креста заключалась в постоянной помощи населению при различных обстоятельствах, не совместимых с благополучной жизнью, так скажем, это и эпидемии, неурожаи, землетрясения, всякие природные бедствия, пожары, наводнения, и самое потрясающее, что если международные общества Красного Креста в основном пеклось о состоянии воинов на полях, наш Красный Крест брал на себя заботу о семьях, брал на себя заботу о детях воинов, ушедших на войну, о вдовах погибших, о трудоустройстве воинов, вернувшихся с войны, и обо всём об этом мы рассказываем в нашей экспозиции. Она у нас совершенно удивительная, потому что большое количество экспонатов за все время существования фонда было собрано для того, чтобы рассказать об общинах сестёр милосердия, которые были созданы Сергеем Александровичем и Елизаветой Фёдоровны, это, в частности, Елизаветинская община в Санкт-Петербурге и Иверская община в Москве, Иверская община сестёр милосердия, об их международной миротворческой деятельности, потому что, например, отряды иверских сестёр милосердия принимали участие в помощи населению во время греко-турецкой войны, во время балканских войн. То есть Российское общество Красного Креста выполняло ещё свои международные обязательства, миротворческую деятельность. В тоже время это потрясающий подвиг сестёр милосердия во время борьбы с неурожаем 1891 г., когда Сергей Александрович приехал в Москву, и первая проблема, с которой он столкнулся 25 губерний в центральной России пострадали от неурожая, практически с этой проблемой за полтора года удалось справиться благодаря тому, что Елизавета Фёдоровна возглавила комитет помощи населению, пострадавшему от неурожая. Она провела благотворительные базары в Москве, она привлекла внимание царской семьи к этой проблеме, в её благотворительном рождественском базаре 1891 г. принимала участие вся царская семья, Юсуповы 50 000 руб. внесли, эта сумма просто грандиозная совершенно. То есть привлекли всех родственников, друзей, и глядя на то, с каким энтузиазмом царская семья включилась, естественно, московское купечество щедро распахнуло свои кошельки, свои чековые книжки выложило и так далее. То есть вот этот энтузиазм, который охватил людей, когда они увидели, что едины здесь все, и весь императорский дом Романовых в стремлении помочь каждому, кто лишился крова, кто лишился возможности в следующем году засеять свое поле, потому что это должны быть обязательно семенные материалы, потому что собирали, работали на перспективу, не только накормить, не только создать народные столовые, не только предотвратить эпидемии, которые всегда следовали вслед за неурожаем, как только голод, сразу же волной потом или холеры, или чума, или дизентерия, или ещё что-то охватывало целые губернии. Потом отдельная часть нашей экспозиции посвящена Елизавете Фёдоровне как покровительнице общества помощи погорельцам Москвы и Московской губернии. Это была колоссальное бедствие для России, потому что иногда финансовые потери от пожаров в России были равны объему бюджета годового, то есть это просто колоссальные совершенно деньги, там речь шла даже не о миллионах, а о полумиллиарда, то есть это огромная проблема, с которой боролись, и Елизавета Фёдоровна принимала самое деятельное участие в этой борьбе. И это просветительская деятельность, это и развите таких местных ячеек, это и работа с населением, это и помощь складов Красного Креста, которые раздавали погорельцам одежду, продовольствие, выдавали субсидии на возобновление жилья и так далее, то есть совершенно многогранная деятельность. И подвиг княгини Марии Павловны младшей, которая работала хирургической сестрой, сестрой военного времени и работала и в Свято-Евгеньевской общине в Пскове, и непосредственно на западном фронте, мы вот недавно были в Калининграде и просто были в госпитале, где они были вместе с Еленой Петровной, супругой князя крови императорской Иоанна Константиновича, где они вместе сёстрами милосердия военного времени работали и оказывали помощь раненым на передовой. То есть об их воинском подвиге тоже рассказывает наша выставка. Мне кажется, что она настолько интересна, что посетить ее непременно стоит. Часы работы нашей выставки, которая находится в селе Ильинское с 11 до 17 каждый день кроме понедельника. И по четвергам и субботам с 14 до 16 мы проводим авторские экскурсии, то есть на авторские экскурсии можно записаться, можно записаться как индивидуалам так и целым группам приезжающих, мы будем очень рады вас видеть, в своём Музее августейших покровителей российского общества Красного Креста. Все наши три музея в имении Усово-Ильинское, это лазарет, о котором мы уже говорили, родильный приют, опять же Музей охраны материнства и младенчества и народное училище императрицы Марии Александровны в Усово, в котором будет располагаться музей-школа детства, все эти музеи связаны тематически, все они вызовут особый интерес, я думаю, педагогов и учащихся, потому что все практически музеи приспособлены своей мультимедийной составляющей, игровой составляющей и так далее для посещения детей. Для нас это очень важно, потому что мы параллельно создаем безопасный путь доставки экскурсионных детских групп по железной дороге, потому что мы знаем, что автобусами, автотранспортом ми существуют определённые ограничения по доставке детских туристических групп, поэтому в наших ближайших планах брендированная электричка из Москвы в Усово, то есть от Белорусской до Усово, и этой электричкой могут пользоваться детские группы по программе «Моя Россия» и по многим другим просветительским программам и, конечно, я думаю, что посещение старинных храмов, посещение новых храмов, которые сами по себе уникальными являются, таких храмов как храм Спаса Нерукотворного образа с иконами, росписью и архитектурным убранством, внутренними интерьерами архимандрита Зенона Теодора, это само по себе является совершенно уникальным явлением в нашей культуре, в нашей архитектуре, и все они как бы по-разному привлекательны эти объекты, если говорить о том, что рядом находится усадьба Архангельское Юсуповых, рядом находится Звенигород, рядом находится Новый Иерусалим, то есть это западная часть Подмосковья она становится сугубо привлекательной на императорском маршруте, самое главное, что все эти объекты связаны хронологически, переходя от одного к другому, мы можем развивать тематику, мы можем двигаться в пределах одной эпохи, что тоже очень важно для понимания, особенно детского, потому что здесь очень важно выстроить логические связи и вот эту непрерывную историческую память, которая будет связывать нас прочно с нашим прошлым, а когда речь ещё идёт о различных краеведческих аспектах этой проблемы, то если это дети, проживающие в Подмосковье, то они почувствуют свою причастность к этой истории своей земли, к истории Подмосковья, начиная от первых романовых и до сегодняшнего дня.
Елизавета Волчегорская:
— Музей августейших покровителей российского общества Красного Креста, владельцев имения Ильинское-Усово работает ежедневно с 10 до пяти кроме понедельника по адресу: городской округ Красногорск, село Ильинская, улица Ленина, дом 3 а, более подробная информация о музее, а также номер телефона, по которому можно записаться на авторскую экскурсию, вы можете найти на сайте Елизаветинско-Сергиевского просветительского общества, я надеюсь, что мы ещё много раз в нашем эфире вернёмся к рассказу о музее, о музейном комплексе, который будет развиваться, к этому моменту, я уверена, многие наши слушатели успеют побывать там.
Анна Громова:
— Я хочу поблагодарить всех за внимание, за терпение, потому что хотелось о многом рассказать, ещё больше у нас осталось за кадром, поэтому я надеюсь, на наши новые встречи, а самая главная встреча в наших музеях, приезжайте в Ильинское-Усово, добраться до нас легко, вот идёт прямая электричка от Белорусской каждый час, мы ждём вас с нетерпением, рады будем вам рассказать об этой удивительной части Подмосковья и об этой очень важной части нашей истории.
Елизавета Волчегорская:
— Я напоминаю, что с нами была Анна Витальевна Громова, историк, общественный деятель, председатель наблюдательного совета Фонда содействия возрождению традиций милосердия и благотворительности Елисаветинско-Сергиевское просветительское обществ, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник института всеобщей истории РАН, программу для вас Елизавета Волчегорская, всего доброго!
Артёму Казённых важно отправиться на лечение, нужна помощь
Артёму Казённых 9 лет, он не может нормально двигаться и очень плохо видит. Но благодаря любви и заботе близких, жизнь его наполнена теплом и радостью. В семье мальчика есть особенная традиция — когда кто-то из друзей и знакомых приходит в гости, Артём неспеша подходит к человеку и аккуратно кончиками пальцев трогает его лицо. Так он здоровается с близкими людьми и понимает, кто пришёл в дом.
Артём всю жизнь борется с последствиями остановки сердца и нескольких операций на головном мозге, которые пережил в младенчестве. Чтобы помочь ребёнку развиваться, мама ежедневно выполняет с ним разные физические упражнения, возит сына на реабилитации. «Постепенно наш герой восстанавливается, — говорит Лидия. — Сейчас Артём осторожно делает первые шаги, самостоятельно может подняться и сесть на стул, что-нибудь съесть. Его крёстная, кондитер, каждый праздник старается порадовать Артёмку маленьким бисквитным десертом, что вызывает у него бурю положительных эмоций. Ведь теперь он может сам прожевать кусочек торта, хотя раньше ел только протёртую пищу», — продолжает рассказ мама.
Жить сегодняшним днём и замечать всё хорошее — вот девиз семьи Артёма Казённых. «Мы радуемся даже самому малому, тому, чему многие люди не придали бы значения. Например, недавно сынок впервые смог обнять меня одной рукой за шею. Просто обнять — какое это счастье!» — радуется Лидия. Она верит, что у сына впереди много новых побед.
Сейчас Артёму предстоит следующая реабилитация, которую мама оплатить не в силах. На помощь пришёл благотворительный фонд «Дети Ярославии», он открыл сбор для мальчика. И если вы хотите поддержать Артёма, переходите на сайт фонда: deti-yaroslavii.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
У нас в гостях был настоятель московского храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове протоиерей Павел Великанов.
Мы размышляли с нашим гостем о смыслах и значении Страстной Седмицы и о том, как участие в богослужениях этих дней может помочь подготовиться к встрече главного христианского праздника — Пасхи.
«Страдания и вера». Татьяна Семчишина
У нас в гостях была медсестра детской реанимации Татьяна Семчишина.
Мы говорили о том, как страдания и жизненные испытания могут способствовать приходу к вере, о том, как поддержать человека в горе, а также о важной роли тишины и молчания в нашей жизни.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья! У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Татьяна Семчишина, медсестра детской реанимации. Добрый вечер!
Т. Семчишина
— Здравствуйте!
К. Мацан
— Вот не первый раз Татьяна у нас в гостях в программе «Светлый вечер», а уже даже второй. Мы с Таней не то, чтобы давно, но знакомы, поэтому, как в жизни, будем общаться «на ты». И я бы вот с чего начал. Вот я тебя представляю как медсестру детской реанимации... Нередко я встречаю такое мнение, что вообще во врачебном сообществе, скорее, человек будет неверующим, потому что взгляд на мир научный, естественнонаучный, работаете вы с конкретными данными физиологии, анатомии, биологии и так далее, и вот места чему-то такому, что не измеряется на приборе, здесь, вроде бы, не остается. Почему «вроде бы»? Потому что, с другой стороны, а где еще встретить чудо, как не в больнице, где происходят, наверное, иногда необъяснимые с медицинской точки зрения вещи, когда врачи говорят: «Ну, бывает, и такое бывает. Хорошо, что человек выздоровел». Вот как ты это наблюдаешь, будучи человеком внутри этого процесса?
Т. Семчишина
— Наверное, стоит сразу оговориться, что поскольку я не врач, а медсестра и могу говорить от лица не столько врачей или врачебного сообщества, а медицинского сообщества, как медработник, как я сама это переживаю или как я это наблюдаю... И, конечно, ты абсолютно прав, что, с одной стороны, медики имеют дело с множеством данных, законов, процессов, опять-таки, опыта врачебного профессионального, медицинского, тех случаев, которые наблюдают, и это, конечно, в какой-то степени сужает область такой детской... назову это... не хочу никого обидеть, но какой-то слепой веры, когда ты надеешься и очень хочешь надеяться, тем более, когда речь идет о любимом человеке, близком, который болеет и страдает. Наверное, в этом смысле медики гораздо более люди отстраненные, может быть даже, циничные, потому что там, где мама болеющего ребенка продолжает надеяться, медики понимают, что это закончится тем или иным исходом.
С другой стороны, в нашей области, и это знает очень хорошо любой врач, медсестра, все те, кто каждый день занимается лечением людей и пытается им помочь, всегда есть место для необъяснимого и для того, чтобы... я назову это «действовал Бог», как человек верующий. Потому что даже если будет самая лучшая команда профессионалов, которые будут, допустим, оперировать в самой лучшей больнице, с самым лучшим оборудованием и самым лучшим обеспечением всеми необходимыми препаратами, есть всегда место, ну, случайности, стечению обстоятельств, когда что-то может пойти не так, или когда что-то может пойти так в тех больницах, местах, где нет совсем никаких условий. Но почему-то в одних ситуациях человек выздоравливает и получает исцеление, а в других вдруг начинаются какие-то осложнения, которые могут привести и к смерти. И, наблюдая за этим, наверное, люди могут по-разному это истолковывать — и как, опять-таки, случайность, совпадение, но здесь всегда есть место тайне, и я думаю, что никто другой, как медики, не наблюдают этого так часто, когда, кажется, по всем законам, все должно пойти таким образом, а оно идет совершенно другим.
Ну и, плюс, конечно же, никто, как медики, так часто не видит страдания и, в том числе, смерти, которая, да, к сожалению, становится частью нашей рутинной работы. Но без осмысления этого ты не можешь там оставаться. Другое дело, что каждый человек находит для себя разный ответ в этом осмыслении, и кто-то находит его действительно в вере, а кто-то — в такой отстраненности и некотором, наверное, ожесточении, может быть, сердечном, которое скрывается за словом «профессионализм».
К. Мацан
— Ну, говорят, что врачи — циники. Вот это — про это, да?
Т. Семчишина
— Наверное, да, можно и так сказать.
К. Мацан
— Вот ты, мне кажется, важнейшую тему ты такую поднимаешь — вообще о приходе к вере, о, скажем так, содержании этого процесса. Вот ты сказала, что, встречаясь часто со смертью, с уходом людей, разные люди совершают разные выводы, иногда противоположные, из одной и той же ситуации. А вот от чего это зависит, как тебе кажется? Почему один человек приходит к мысли, ну, к какому-то обоснованию для себя религиозной веры, включая то, что вот жизнь не заканчивается со смертью и есть надежда на вечную жизнь, вот в этом тоже выражается вера, а кто-то из той же самой ситуации делает вывод, что «нет, все» (я сейчас, может быть, огрубляю), «все бессмысленно». Вот этот самый цинизм, как, может быть даже, защитная реакция, возникает, бросающаяся в глаза бессмысленность. Вот я даже уже, скорее, знаешь, тут не про медицину, а к твоему опыту просто верующего человека, многолетнего прихожанина храма, который при этом с этой темой сталкивается, с темой медицины и смерти, — что Бог касается в какой-то момент сердца человека и говорит, что «вот найди утешение в этом, ищи утешение здесь», а другого, получается, Бог не касается, раз он ожесточается и не верит?
Т. Семчишина
— Это сложный вопрос.
К. Мацан
— Конечно, сложный. Я, вообще-то, простых вопросов не задаю.
Т. Семчишина
— Сложный вопрос, на который я могу попробовать ответить некоторым предположением, потому что все-таки опять я говорю с позиции человека верующего, хотя и мне знакомы сомнения, недоумение, и уже в профессию я пришла верующим человеком. Хорошо, конечно, ответить просто и схематично, сказав, что это зависит от того, с каким сердцем, наверное, с каким багажом ты уже приходишь, ну вот, там, например, в профессию или в какую-то конкретную ситуацию страдания, боли и какого-то экзистенциального напряжения. Потому что, конечно, влияют и встречи, и воспитание, духовное воспитание наших учителей. Потому что в том, как я вижу какие-то вещи и как я их трактую, огромная заслуга, и это результат работы множества людей, с которыми мы общались — и отца Георгия Чистякова, и владыки Антония Сурожского, чьи книги оказали на меня очень большое влияние, и Фредерики де Грааф, и многих других людей. И когда ты встречаешься лицом к лицу с конкретной ситуацией, она ложится уже на подготовленную почву. Хотя, говорю, конечно, это не исключает вопросов, недоумений, сомнений и боли.
С другой стороны, наверное, и благодать Божья... Я не знаю, как ответить на вопрос, почему кого-то касается, а кого-то не касается. Но это еще и выбор, это и выбор человека в том, чтобы оставаться открытым или нет. Мы все испытываем боль — это я совершенно точно могу сказать. Мы все, работая там, где мы работаем, и видя то, что мы видим, переживаем за наших пациентов и не можем эту боль не испытывать. Другое дело, насколько мы ее в сердце допускаем и насколько мы готовы и в дальнейшем ей открываться и — может быть, не самое удачное выражение — что-то с ней делать. Потому что я могу отдать ее Богу — это, мне кажется, единственное, что имеет смысл, и дать согласие на то, чтобы снова этой боли открываться. Но я совершенно точно знаю и понимаю, что бывают и моменты, и бывают ситуации, когда человек говорит: «Нет, я не хочу этой боли. Да, я вижу ее, но я совершенно не готов ее испытывать и снова и снова к этой ситуации возвращаться, поэтому я выбираю такое дистанцирование». Потому что это тоже ведь может быть объяснено очень логично и какими-то важными причинами и мотивами для того, чтобы профессионально не выгореть, для того, чтобы мочь помогать больным, для того, чтобы уметь профессионально оказывать им помощь, и так далее. И, наверное, да, мировоззрение, наверное, готовность открывать сердце и готовность как-то рефлексировать и, ну, назову это «что-то делать» с этим переживанием и что-то делать с этой болью. Наверное, от этого зависит.
К. Мацан
— Ты эту фразу произнесла, очень такую цепляющую в хорошем смысле слова — «отдать Богу». Вот мне эти слова очень нравятся — «надо отдать боль Богу», потому что в них, что называется, постулируется сразу и существование Бога, и Его активное участие в жизни человека верующего, то, как это верующий видит, Его готовность эту боль человека забрать, какое-то такое динамичное отношение. То есть, Бог из какого-то слова, фигуры, идеи, чего-то такого большого, где-то существующего, превращается в Того, Кто близкий с тобой, Кому до тебя есть дело. А вот как ты это переживаешь? Как бы ты, ну, если угодно, объяснила вот это свое чувство — отдать боль Богу — человеку, который этого опыта не имеет? Понятно, что это сложно, может быть даже, невозможно объяснить до конца или даже хоть сколько-то. Но описать, свидетельствовать, наверное, можно. То есть, это невозможно передать, как любой опыт, но, может быть, что-то о нем можно сказать?
Т. Семчишина
— Ты знаешь, однажды у нас был такой разговор с коллегой — ночной, в какое-то небольшое затишье и в какой-то небольшой такой промежуток передышки. Она спросила меня: «Скажи, вот ведь я вижу, что довольно часто ты общаешься с семьями наших детей, и даже с кем-то, и со многими ты продолжаешь общаться после смерти детей. Они присылают тебе фотографии. Как ты все это выносишь? И зачем?» И тогда я попыталась ответить на вопрос, именно используя вот этот образ «отдать Богу», при этом понимая, что я разговариваю с человеком, который, может быть, где-то очень на пороге веры, как-то задумывается. Это действительно было сложно, как это можно объяснить, потому что, разговаривая со «своими» (я беру это сейчас в кавычки) — ну, с теми, кто как-то более в церковный контекст погружен, среди верующих людей, я могу что-то говорить о молитве, хотя все эти слова — они, наверное, будут достаточно плоскими, и все будет не то. Но здесь суть в том, что есть боль, которую на самом деле очень сложно вынести. Ее довольно сложно вынести еще и потому, что ты не можешь ничего с этим сделать. Иногда это твоя боль, личная, потому что ты соприкасаешься с какой-то трагической ситуацией и видишь, как это отражается на семье, на ребенке. Может быть, еще обстоятельства какие-то сложные. Иногда это, действительно, да, тоже вот отражение боли других людей. Ты видишь, насколько другому человеку больно — матери, потерявшей ребенка своего, или самому ребенку. Но наше, наверное, такое человеческое, естественное желание — эту боль утишить сразу, уменьшить ее, избавиться от нее. Когда я говорю о том, что мы можем отдать эту боль Богу, это, наверное, больше о том, что мы можем ее с кем-то разделить. Это не всегда означает утешение, но когда ты в боли не один, это приобретает какой-то другой смысл. И особенно когда ты в этой боли не один, а с кем-то, кто больше тебя, больше всей этой ситуации, Тот, Который благ, Который милостив и Который, в общем, не хочет никому зла и не хочет никому ничего плохого. И когда ты в этой боли с тем, кто в глубине своего существа видит и держит судьбы всех и знает тайну, и знает каждого по имени — и этого ребенка, который ушел, или этой семьи, каждого ее члена. Наверное, как-то более стройно мне сложно это объяснить, но, как говорил кто-то из великих, что боль... ты можешь горе разделить пополам с кем-то, и это уже... Ну это совместное проживание — оно и объединяет, и оно помогает тебе в этом быть и продолжать, продолжать существовать, продолжать жить.
К. Мацан
— Татьяна Семчишина, медсестра детской реанимации, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Мы говорим о трудных вопросах, на самом деле, веры, которые возникают в связи с болезнью, в связи с испытаниями. И наша сегодняшняя гостья видит это просто в процессе своей работы в детской реанимации. Вот еще немножко останавливаясь, может быть, задерживаясь на этом выражении, на этом состоянии, наверное, сердца человеческого — «отдать боль Богу»... Я вот в прошлой части упомянул, что мне оно очень нравится, это выражение, потому что в нем дается какое-то представление о Боге активном и с нами взаимодействующем, к нам обращающемся. Но ведь тут еще, наверное, важно, что и человеческая активность здесь постулируется? Я почему об этом спрашиваю — потому что я вот помню, в похожем контексте когда мы с кем-то говорили, вот отдать боль Богу, отдать проблему Богу, поручить эту проблему Богу, человек совершенно нецерковный и неверующий услышал в этом пофигизм. То есть, «вы, верующие — вы просто от этого закрываетесь». Ну, «отдай Богу» — это то же самое, как, другими словами, просто «не думай об этом», «да не парься!». Но правильно, что мы не про это же говорим сейчас? А вот как ты это чувствуешь? Почему это не про «не парься»? Вот я даже понимаю, что в плане твоей работы в реанимации это глупый вопрос и наивный. Я не предлагаю тебе сейчас переносить его на конкретные ситуации, когда перед тобой страдающий человек. Но если говорить именно о вере, о том, как ты проживаешь отношения с Богом, которые вот не про «не парься», а про твое активное участие — что это такое?
Т. Семчишина
— Я думаю, что если говорить с точки зрения психологии, наверное, можно назвать это формой рефлексии, да? Что когда происходят какие-то сложные события — ну, например, смерти пациентов, еще какие-то неразрешимые вещи, с которыми мы активно в рамках своих профессиональных обязанностей сделать ничего не можем, то просто забыть и как-то отодвинуть это в долгий ящик — это, наверное, да, была бы, наверное, пассивная позиция. Мне кажется — ну, может быть, я так устроена, но мне кажется, что очень важно все-таки не оставлять эти ситуации, а к ним возвращаться и их обдумывать. Пусть это будет с точки зрения психологии действительно такой рефлексией. Но если говорить с точки зрения веры, то мне кажется очень важным вот что. Когда-то я услышала это от Фредерики де Грааф. В каком-то разговоре мы с ней обсуждали тоже какую-то рабочую ситуацию, и она говорит: «Ну ты зовешь туда Бога, ты зовешь туда прийти Бога? Ты знаешь, что в какие-то моменты ты можешь требовать, чтобы Бог туда пришел? Да, Он знает это и без тебя, да, Он видит эту ситуацию, но ты можешь требовать, чтобы Божья Матерь и Господь в эту ситуацию вошли». Я не сразу это поняла, что она имеет в виду, но мне кажется, что это какая-то точка соприкосновений, точки встречи именно активности человека и активности Бога. Потому что это пространство человеческого сердца. И человек, видя или участвуя в неких обстоятельствах, где человек страдает, его призыв Бога туда — это, мне кажется, именно это и есть проявление активности, неравнодушия, неотстранения. И то же самое — если речь идет о смерти или вот о каких-то таких сложных событиях. То есть, мы, с одной стороны, молимся и отдаем Богу эту ситуацию — может быть, непонятную, может быть, с которой мы не согласны, но, вместе с тем, мы призываем Его прийти туда и освятить эту ситуацию Своим присутствием. Как дальше будет, я не знаю, но что-то страшное уже случилось, что-то трагичное уже случилось. Но призвать Бога в эту ситуацию, мне кажется, это лучшее, что можно сделать.
К. Мацан
— Я помню, в одном интервью священник Александр Ткаченко, создатель первого детского хосписа в России, сказал, что у Бога нет других рук, кроме наших. Ну это не он первым сказал — это такая известная, бесспорная, с одной стороны, мысль. С другой стороны, я помню, что в другом интервью человек тоже, много работающий, скажем так, в социальных проектах, помогающий и бездомным, и больным, к этой фразе по-другому отнесся — что «не, ну, конечно, у Бога есть другие руки, кроме наших, потому что, может быть, если Господу надо, Он Своими руками что-то сделает и без нашей помощи». И тогда человек добавил: «Ну, в лучшем случае, пальцы». Но, может быть, мы не будем множить дальше физиологические метафоры — «руки», «пальцы», но что ты об этом думаешь? Как в тебе эти слова отзываются?
Т. Семчишина
— Мне кажется, что это — опять-таки, наверное, возвращаясь к вопросу открытости сердца и открытости... ну, открытости миру, открытости человеку, причем, в совершенно разных реакциях. Мне почему-то первое, что приходит на ум, когда я слышу эти слова, это какие-то ситуации... Ну вот, например, самая простая — допустим, закончилась моя смена, и я выхожу из отделения, может быть, очень уставшей и, может быть, думающей только о том, чтобы поскорее добраться домой...
К. Мацан
— Потому что после суток дежурства.
Т. Семчишина
— Да, ну, после суток, и поехать скорее домой, и лечь спать, и вообще как-то немножечко отключиться от той реальности, которая была моей реальностью в последние 24 часа. И в этот момент, например, я вижу, что на диванчике около отделения нашего сидит женщина и, например, плачет. И, может быть даже, я узнаю в ней маму кого-то из наших детей. И здесь может быть несколько вариантов, да? Это может быть, например, мама, с которой есть у нас какой-то контакт и с которой у нас, ну, какие-то отношения даже сложились, потому что ребенок уже лежит какое-то продолжительное время. Это может быть мама какого-то другого ребенка, с которым я никогда не работала, но я знаю, что она приходит. Или, может быть, это совсем незнакомый человек. В целом, реакция моя может быть такова, что, ну, вообще-то, я закончила уже работать. Лифт — вот, пожалуйста, здесь пройти пять метров, и я сажусь на лифт и уезжаю к себе. Ну, потому что это не мое дело. Ну, плачет она — почему она плачет? Я не знаю, почему она плачет. Узнавать и как-то погружаться в это все еще я могу быть совсем не готова. Но, на мой взгляд, если так сложилось, что на выходе со смены почему-то я встретила эту женщину, ну, лучше подойти к ней, сесть и спросить ее, по крайней мере, что случилось. Или, ну, может быть, какими-то другими словами. Потому что мы все очень сильно нуждаемся в том, чтобы быть увиденными другими людьми. И, может быть, я ничем не смогу ей помочь. Может быть, я и выслушать ее не могу. А может быть, она мне как-то грубо даже ответит, или агрессивно, или... Да все, что угодно, может быть. Но в данном случае как-то Божьими руками... Что я могу, как Божьи руки, здесь, да? Я... вот как задание от Бога такое, да, это переживаю — что если человек встречается, даже если мне очень не хочется, даже если как-то вот... ну, как будто бы даже я имею моральное право пройти, но лучше все-таки подойти и спросить. Ну не захочет она другого человека рядом с собой, не нужно ей это будет — ну тогда так, как есть. Может быть, посидеть с ней какое-то время. А может быть, она пришла, потому что были ситуации, когда, например, мама потерялась просто. Ну, то есть, она должна была прийти в другое место, и она потерялась, растерялась, там, ребенок в тяжелом состоянии, и она не поняла, куда идти. И это все тоже решалось довольно просто, потому что я вернулась в ординаторскую, мы позвонили лечащему врачу и поняли, что требуется — она перепутала этажи и пришла не туда. То есть, это могут быть какие-то вещи, которые совсем не «великие», но если мы пришли в этот мир, если мы родились и продолжаем жить, и если как-то мы хотим для Бога тоже что-то делать, мне кажется, хорошо бы стараться — конечно, это не всегда получается, но — держать глаза открытыми, уши открытыми и сердце открытым.
К. Мацан
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» Татьяна Семчишина, медсестра детской реанимации. У микрофона Константин Мацан. Не переключайтесь.
«Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. Мы говорим сегодня с Татьяной Семчишиной — медицинской сестрой детской реанимации.
Вот до перерыва, знаешь, какую-то ты очень важную тему затронула, причем, важную, знаешь, вот мне лично в плане каких-то лайфхаков. Лайфхаков, потому что мы хотим, чтобы от наших программ была сплошная польза, и вот на практике что выносить. Я вот могу тебе признаться, что для меня вот в той ситуации, которую ты описывала — допустим, сидит человек в больнице ли, на улице, на работе ли где-то, например, плачет, и, в принципе, ситуация, с одной стороны, располагает к тому, чтобы подойти, спросить, что случилось, а с другой стороны, ты понимаешь — вот это моя проблема психологическая, честно признаюсь тебе и всему честному народу, — я боюсь вот того самого какого-то грубого ответа, неловкости, которую я могу создать, в которой я могу оказаться, боюсь почувствовать себя глупо. И боюсь одновременно и человеку как-то... Может быть, ему сейчас не нужно внимание. Вообще, я понимаю — допустим, когда мне плохо, я, может быть, не хочу, чтобы вообще меня трогали. Но это индивидуально. Я внутри себя борюсь, с одной стороны, с каким-то правильным пониманием, что, ну, хорошо бы сейчас подойти, узнать. И я вот абсолютно понимаю тебя, когда ты говоришь, что «вот мне сейчас, именно мне этот человек именно попался — ну неслучайно же это, ну Господь же все видит!» А с другой стороны, какие-то внутренние ограничители включаются. Вот что ты посоветуешь? Ты отчасти уже об этом начала говорить. Может быть, ты тоже это испытываешь. Судя по всему, тебе это знакомо. Как находить для себя внутреннюю мотивацию все-таки поступить по-христиански, громко скажем, и вот это внимание проявить, не боясь, несмотря ни на что, и быть готовым даже, там, не знаю, к неловкости, к грубому ответу, но все-таки сделать?
Т. Семчишина
— Ну, начнем с того, наверное, что касается мотивации, что, боюсь, нет готовых рецептов, потому что каждый раз и в каждой ситуации приходится делать выбор. Это не что-то такое, что идет по накатанной и что один раз уже решено, и теперь наконец-то все просто и легко.
С другой стороны, я вот о чем думаю. Господь дал нам свободу, и эта свобода — она выражается во всем. Она выражается, в том числе, в том, что решим мы сами — подойти или не подойти. Она заключается и в том, что человек может принять нашу помощь, не принять нашу помощь, нуждаться в нас, не нуждаться в нас, а нуждаться в ком-то другом. И, наверное, один из тех принципов, которые хорошо бы постараться соблюдать, это человеку эту свободу предоставить. И в каких-то ситуациях я понимаю, что мне проще все-таки тоже опираться на рецепты на какие-то готовые, и в каких-то ситуациях я для себя формулировки нашла. Вот, например, я живу на метро «Теплый Стан», где у нас находится рынок, и там переход довольно длинный из метро, много лестниц, куда довольно часто приезжают бабушки со своими сумочками-кошелочками на колесиках. И для того, чтобы подняться или спуститься (а чаще всего бабушки приезжают уже с нагруженными сумочками), ну это требует усилий, чтобы по ступенькам их поднять. И тоже кажется — ты видишь пожилого человека, который с этой тележечкой со своей цок-цок-цок по ступенькам, и реакция может быть очень разной, потому что бабушки тоже по-разному настроены.
К. Мацан
— Меня однажды так отшили, будто я хотел сумку забрать, а не поднять.
Т. Семчишина
— Да. Потому что бывает, что, действительно, ну вот люди как-то так реагируют остро. И, ну, для себя я какую-то формулировку нашла такую, что когда я подхожу, говорю: «Извините, пожалуйста, разрешите вам помочь!» — и это оставляет человеку абсолютную свободу, потому что кто-то может сказать: «Да мне и так удобно». О’кей. «Да, хорошо, очень было бы здорово». «Нет, не нужно». И... Ну, и когда... И себя чувствуешь в этом тоже свободной. И человеку ты предлагаешь, и оставляешь ему право отказаться и свободу отказаться или принять.
Конечно, гораздо сложнее, когда речь идет не о физической помощи, которая очевидна, а о помощи (или не помощи), о каком-то участии, когда речь идет о горе, слезах или какой-то сложной ситуации, и мы не знаем, что случилось. Но, мне кажется, если иметь в виду, опять-таки, эту деликатность и какое-то пространство свободы, ну, по крайней мере, может быть даже, и вопрос «что случилось?» не такой удачный... Там, что ты расскажешь, что случилось? «Мне плохо». Там, «моему ребенку плохо». Что случилось... Все плохо. Но, может быть, спросить: «Я могу вам чем-то помочь?», как бы по-киношному ни звучала эта фраза. Или: «Не могу ли я что-то для вас сделать?» И если человек скажет «нет», может быть, побыть еще, посмотреть на него и уйти?
К. Мацан
— В прошлой части программы ты говорила, когда мы начали в самом начале размышлять о том, насколько человеку в медицинском деле труднее или проще, скажем так, прийти к вере, найти утешение к вере, ты сказала: «Все мы переживаем боль и сомнения». Я вот хотел бы к этой фразе творчески придраться. Опять же, может быть, это будет связано с твоей работой, может быть, нет, но какие у тебя сомнения в вере, какие вопросы к Богу (если это одно и то же — сомнения в вере и вопросы к Богу)? Я понимаю, что ты вряд ли ставишь под сомнение бытие Божие как таковое. Хотя сейчас ты расскажешь. Но тогда чего они касаются?
Т. Семчишина
— Они действительно не касаются бытия Божия. Но... Есть, например, сомнение — это один из самых болезненных вопросов, я думаю, что не только для меня. Это вопрос, что есть благо. Что есть благо, ну, например, для конкретного ребенка. Или что есть благо для его семьи. И если мы говорим о том, что, ну, «я верю, что Господь всемилостив и благ, и в Его деснице тайна человеческой судьбы», то где это благо в какой-то конкретной ситуации, где его очень сложно разглядеть или невозможно? И что есть благо в этой ситуации? Это вопрос, который довольно часто снова и снова приходится ну как-то решать, задавать, по крайней мере, этот вопрос.
К. Мацан
— Ты имеешь в виду, может ли болезнь, например, быть благом для семьи, для человека, для ребенка?
Т. Семчишина
— Я боюсь сейчас уйти в какие-то теоретические размышления, потому что все-таки эти, наверное, вопросы имеют право задавать только непосредственные участники. Легко сидеть в студии и говорить о таких вещах. Но, скорее, это какие-то очень конкретные события или конкретные... Даже, наверное, не столько сама ли болезнь — благо. Я не буду касаться этой темы — она слишком деликатная, и она слишком индивидуальна для каждого конкретного человека. Но в процессе лечения и в процессе борьбы за жизнь мы, да, сталкиваемся с ситуациями — ну все ли мы сделали правильно и все ли мы сделали, исходя из блага, из пожелания блага, например, такой вопрос. И еще вопросы смысла, который, наверное, основополагающий — в чем смысл, где смысл? Наверное, немножко сложно говорить об этом абстрактно, но я боюсь, честно говоря, приводить какие-то конкретные примеры, потому что опасаюсь быть недостаточно бережной и деликатной к тем людям, о которых я могу рассказывать.
К. Мацан
— Когда человек надеется на чудо, а чудо не случается, это вызов вере?
Т. Семчишина
— Это очень серьезная проверка, я думаю. Потому что, как сторонний наблюдатель, опять-таки, я могу говорить о том, что очень часто чудо, которого мы хотим, оно имеет очень конкретные осуществления, да? То есть, мы хотим очень конкретных вещей, надеясь на чудо. Например, в ситуации болеющего ребенка хотим его выздоровления во что бы то ни стало. Вопрос блага в этом тоже очень важен, потому что иногда, например, в силу ряда причин, осложнений, лечения мы, как медики, можем понимать, что если даже ребенок выживет в этой ситуации, то его жизнь не будет полноценной. Он, например, ну, не сможет никогда ходить или не сможет говорить, или еще чего-то не сможет. То есть, его выживание физическое — оно не будет означать качества жизни и полноты этой жизни. Ну, хотя о полноте, наверное, можно говорить в духовном смысле, и мы, наверное, не будем эту тему затрагивать. Но я вижу, например, несколько вещей и могу поделиться такими размышлениями — что чудо иногда может быть в другом. Мы просим конкретного чуда в выздоровлении, а чудо случается, выражаясь в каких-то других вещах, хотя ребенок погибает, например, и этого выздоровления мы не получаем.
Но когда я говорила еще о том, что это такая проверка того, что стоит наша вера... С одной стороны, мы помним прекрасно все евангельские строки — «просите, и что бы вы ни попросили Во Имя Мое, да будет вам», С другой стороны, это тоже достаточно известные слова — о том, что «что нам дороже — сам Бог или Его блага, или Его благодеяния?» И вот в ситуации, когда мы просим и не получаем, очень бывает сложно, но возможно сохранить веру в то, что Бог всемилостив и благ, и неизменен, и принять из Его руки то, что происходит, даже если мы сейчас этого не понимаем. И даже если очень больно. И даже если эта боль потери разрывает сердце.
Но я вот, наверное, не посмею здесь говорить о наших родителях, потому что действительно для этого каждый проходит свой путь, и свой путь осмысления, и свой путь веры. Но вот здесь очень серьезно встает вопрос, насколько дорог мне Бог. Если я не сомневаюсь в Его существовании, если Он был здесь, если Ему небезразлична судьба моего ребенка, если Ему небезразлично все, что происходит с нами, как дальше строить эти отношения, если случилось то, что случилось.
И почему-то вот хочется мне еще одним поделиться — тоже важным, мне кажется, моментом таким. Однажды мы провожали семью, у которой умер малыш. Было отпевание, и батюшка наш, больничного храма после того, как отпевание закончилось, он подошел к супругам, к родителям малыша, обнял их и сказал: «У вас было время надежды, теперь оно закончилось, и наступает время веры и любви». И это настолько точно отражает состояние... Ну вот, по крайней мере, это такое было точное описание для этой конкретной семьи, потому что они до последнего надеялись. И сейчас, когда все закончилось так, как закончилось, они возвращаются домой, но возвращаются домой, к сожалению, с погибшим ребенком. Но наступает время, когда ты можешь верить во встречу, ты можешь верить в то, что любовь не заканчивается земной жизнью, и что любовь продолжается. Вот, мне кажется, это какое-то максимально точное описание того, что может происходить.
К. Мацан
— Татьяна Семчишина, медицинская сестра детской реанимации, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Вот буквально предвосхищаешь ты ту тему, о которой я хотел бы в этой последней части нашей программы поговорить, без которой, конечно, наш сегодняшний разговор был бы неполным. В том смысле, что мы всю программу говорим о твоей работе, о том, что ты видишь на работе, как медицинская сестра в детской реанимации, о трудных ситуациях, боли, страдании, смерти как о вызове вере. Как о вызовах. Но что-то мне подсказывает, что этим, скажем так, духовная палитра твоей работы не исчерпывается, и наверняка есть место и наблюдениям встречи с надеждой, с любовью, с тем светлым, что происходит. И это тоже связано с верой, может быть, дает ей расти, укрепляться, убеждаться, утешаться, получать от Бога утешение. Вот насколько в этом смысле тут твоя работа на твою веру влияет? Был ли пройден какой-то путь — вот не с точки зрения вызова и проверки, а с точки зрения вот ее еще большего какого-то раскрытия и, ну, если угодно, открытия красоты Божьего замысла о нас всех?
Т. Семчишина
— Мне действительно не хотелось бы, чтобы у наших слушателей создалось впечатление, что где-то мы на передовой, где постоянные испытания и непрерывные вызовы жизни и вере. (Смеется.) Хотя, я говорю, конечно, это часть тоже нашей повседневной жизни.
Изменилось ли как-то само понимание, да? И как-то больше раскрылось ли видение Божьей красоты? Мне кажется, что очень явно в наших вот повседневных делах, в нашей повседневной работе раскрывается красота встречи. Красота встречи с человеком. Потому что, несмотря на то, что иногда рутина подразумевает какую-то скорость — что один, второй, третий, это поток людей, но эти лица и судьбы, которые проходят, это, конечно, удивительные какие-то такие нити и удивительные переплетения. Огромное у меня уважение вызывают наши родители и дети. Хотя с детьми мы не всегда имеем возможность общаться — ну, потому что, в силу особенностей отделения, мы можем уже видеть их в медикаментозной коме и под аппаратами, но с кем-то мы общаемся, и это люди, которые дарят огромную радость, как бы это ни странно показалось, и удивление, и удивление жизни. И... Ну, мы тоже меняемся, видя этот свет и видя эту красоту.
И, конечно, не могу не вспомнить одну из наших недавних таких историй, когда у нас полгода лежал малыш, и ему нужна была почечно-заместительная терапия. Ну, поэтому он был в сознании, он мог общаться. У него была масса каких-то игрушечек, книжечек. И мы его очень полюбили все — женская часть коллектива точно, но даже наши реаниматологи, конечно, они с большой нежностью относились к этому малышу. И поскольку он был у нас достаточно долго, и, конечно, для ребенка ситуация непростая — да, он днем находится с мамой, но он все равно в относительно незнакомом пространстве, на ночь он должен оставаться один, незнакомые люди, которые постоянно меняются и которые какие-то процедуры проводят. Но он, как любой ребенок, растет, смотрит на мир, чему-то учится, что-то ему нравится, что-то ему не нравится. И он это все разделял с нами. Мы научились читать, играть, какие-то новые вещи придумывали для того, чтобы его порадовать. (Смеется.) И мы многому учились...
Я не знаю, как ответить на этот вопрос, мне немножко сложно. Наверное, мне даже сложнее ответить на этот вопрос, чем на вопрос касательно вызовов. Но мы видим, насколько... Вот я думаю, что благодаря работе это тоже очень проявляется. Мы видим, насколько мир разный, насколько люди разные. Иногда, как бы банально это ни прозвучало, насколько уникален путь каждого человека и насколько все бывает неоднозначно, и не надо торопиться с выводами о человеке, например, или о семье. Лучше всего не пытаться со своими какими-то понятиями «правильными» на семью наседать, а побыть рядом с ней и сопроводить. Это, наверное, лучшее, что мы можем сделать. Этому работа очень учит. И она всегда напоминает о том, что Дух Святой — Он не в грохоте, а Он в тихом веянии ветра, вот в такой деликатности, нежности и соприсутствии. Это очень явно всегда.
К. Мацан
— Не могу тут не спросить, раз уж прозвучало имя чрезвычайно дорогого мне митрополита Антония Сурожского. Дорогого — в смысле, автора, пастыря, чьи тексты во многом вообще меня, конечно, тоже к вере привели и сформировали, видение каких-то вещей. Он много говорит о необходимости... Не необходимость — плохое слово «необходимость»... о молчании, о возможности молчания. В каких-то ситуациях быть с человеком рядом, без слов, просто быть, присутствовать, чтобы суть твоя была здесь, вместе с ним. И, с одной стороны, в общем-то, не так уж редко мы об этом говорим — о том, что слова часто не нужны лишние. А с другой стороны, так ли это просто на практике? Владыка Антоний тоже в своих текстах... Мне даже довелось один переводить с английского на русский, ранее не опубликованный по-русски текст. Вот об этом он там подробно размышляет — что тоже по-разному можно молчать. Можно просто прийти и помолчать. Ну вот я пять минут помолчал, вроде как, и исполнил завет владыки и больше... пойду дальше, поработаю. Можно молчать, говорит он, с таким достаточно напускным видом и молиться внутренне, показывая, что «вот, вот я молчу наполненно и молюсь за того человека, который рядом со мной». Может быть, такого молчания тоже не надо.
И мой вопрос к тебе, собственно, простой: а что это такое на практике? Удавалось ли, вот удавалось ли этот совет владыки воплощать по-настоящему? Я спрашиваю без подвоха, потому что мне это неизвестно — мне не удавалось, не было повода проверять это. А у тебя, наверное, поводов предостаточно.
Т. Семчишина
— Это совет, наверное, во многом «на вырост». Потому что это то, к чему можно всегда стремиться и пробовать, пробовать, пробовать снова, как и множество других советов, которые владыка дает. Но ты помнишь эту ситуацию, которую мы обсуждали, этот пример — если мама сидит около отделения заплаканная. Иногда... ну здесь какая-то чуткость, наверное, все-таки нужна. Потому что иногда, может быть, действительно один из способов проявить участие — это сесть рядом с ней. И, может быть, не сразу начать говорить, предлагать, и это тоже может быть такой формой, ну, «я свое дело сделал, могу теперь идти, быть свободнее». Я подошел, спросил: А ничего не надо? Помочь вам?" — «Не помочь». — «Отлично!» И с чистой совестью уходить домой.
К. Мацан
— Я прямо себя узнаю, сейчас ты описываешь...
Т. Семчишина
— Но посидеть рядом и как-то прислушаться — может быть, человек что-то скажет, а может быть, нет, и вот, как это владыка часто называет, «из глубины молчания задать вопрос», это уже, наверное, уже такая способность и какая-то душевная внимательность более высокого уровня.
Удавалось ли или не удавалось — я не знаю. Я не знаю, не мне судить, но...
К. Мацан
— Надо спросить у тех, рядом с кем ты молчала.
Т. Семчишина
— Вот я точно знаю вот что. Иногда мы с коллегами с нашими тоже обсуждаем какие-то сложные ситуации, которые случаются у нас на работе. Это могут быть и конфликты, например, с кем-то из родителей или какие-то ситуации кризисные такие, когда не знаешь, как реагировать, и довольно часто я слышу от наших девушек-медсестер вопрос (ну, он такой даже риторический), что «ну я не понимаю, что говорить, я не знаю, что сказать». Вот идет человек, который вот только что вышел из палаты, где умер ребенок его. И, вроде, с одной стороны, я тоже с ними работала, и как-то хочется выразить им соболезнование, но я боюсь подойти, потому что я не знаю, что сказать.
И однажды, когда мы беседовали с человеком вне нашей сферы, и я вдруг поймала себя на мысли, что у меня вопрос этот не возникает — о том, что сказать. И, наверное, можно считать это вот таким плодом наследия владыки. Потому что я не владею какими-то техниками и словами, которые всегда срабатывают, что придает мне уверенность и ту самую мотивацию и отсутствие страха в том, чтобы подойти к тому-то. Но иногда я понимаю, что ты можешь, даже переступив, там, через собственные неудобства, страх внутренний или все, что угодно, но просто подойти, и этого бывает достаточно. Иногда из этого рождаются слова, иногда нет. И иногда бывает, что... ну особенно когда ситуация крайне напряжена в силу переживания... И говорить, что... Просто я понимаю, что говорить что-то — довольно глупо. Да даже не только желание исполнить совет владыки, а просто слова неуместны. Ты в этом, может быть, минуту, две, пять, не знаю, сколько, будешь, а потом всегда можно спросить у, там, родителя, например, у мамы: «Вы хотите, чтобы, там, я осталась, или уйти?» И принять тот ответ, который будет озвучен.
Но мне кажется, что я бы, наверное, так отреагировала на этот вопрос — мы очень недооцениваем роль тишины и роль молчания. И как-то иногда как будто есть какое-то клише, что вот эта тишина и молчание — это отсутствие действия. Или это отсутствие, там, наполненности действия, наполненности смыслом. Хотя очень часто оно может быть гораздо более значимым, чем любые слова, сказанные от души, формально, те, не те. Часто слова действительно не имеют значения, мы об этом забываем. И отношение человеческое — оно не обязательно выражается в словах. Оно может быть в жесте или во взгляде выражено.
К. Мацан
— Вот мы на радио, к сожалению, не можем вообще без слов обойтись. Иначе это была бы тишина, которую было бы странно слушать. Но пускай наша сегодняшняя беседа, вот чьи-то слова сказанные, послужит к тому, чтобы, их услышав, нам всем захотелось — я это говорю абсолютно искренне и ответственно — немножко помолчать и побыть в тишине, но в такой вот не отсутствующей тишине, а вот именно в том, о чем ты сказала, — в тишине присутствия и в наполненном молчании рядом с ближними, с тем, кому сейчас нужна наша помощь.
Спасибо огромное тебе за нашу сегодняшнюю беседу. Татьяна Семчишина, медицинская сестра детской реанимации, сегодня с нами и с вами была в программе «Светлый вечер». Я уверен, не последний раз на радио «Вера» мы с тобой общаемся, так что до новых встреч на волнах нашей радиостанции.
Т. Семчишина
— Спасибо большое! Всего доброго!
К. Мацан
— Счастливо! До свидания!