«Святость и ложь». Светлый вечер с прот. Алексеем Яковлевым (17.10.2018)

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера», Здравствуйте дорогие друзья, в студии моя коллега Марина Борисова...

М. Борисова

— Добрый вечер.

К. Мацан

— И я, Константин Мацан. И сегодня с нами в студии протоиерей Алексей Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раеве. Добрый вечер, отец Алексей.

Протоиерей Алексей

— Добрый вечер.

М. Борисова

— Отец Алексей, мы сегодня хотели затронуть тему достаточно острую и значимую для большинства из нас. Мы живем в странное время, когда все перепуталось в информационном пространстве — ложь и правда, и клевета, и похвала — и разобраться, что есть что, очень трудно. В особенности трудно церковному человеку, когда вся эта информация касается внутренней жизни Церкви и священноначалия, священства, да даже, в общем, и мирян благочестивых, которых мы уважаем. Но вот интересно, в нашей студии не так давно был гость ваш прихожанин, американец, который уже несколько лет живет и работает в России, принял православие, является активным участником вашего волонтерского движения по сохранению деревянных храмов Русского Севера. И когда мы его спросили, как он реагирует на вот такие новости, которые нелицеприятно затрагивают жизнь Церкви, он ответил очень мудро, несмотря на то, что в Церкви он не так давно. Он сказал, что это вообще-то его не очень интересует, хотя он и расстраивается, потому что его больше интересует тема спасения души. Вот каким образом нам всем прийти к такому пониманию того, что происходит вокруг. Наверное, лучше всего обратиться к каким-то достаточно ярким историческим примерам, поскольку клевета это такое явление, которое родилось не сегодня, а на протяжении всей жизни Церкви Христовой преследует ее. И собственно в Евангелии об этом говорится: «Блажени есте, егда поносят вам, и ижденут, и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради». И вот как яркие личности в нашей Церкви справлялись с этим искушением — хотелось бы с вами об этом поговорить, поскольку вы специально занимались этой темой как научной работой.

Протоиерей Алексей

— Это была одна из составляющих научной работы, не главная. Но дело в том, что действительно неслучайно, наверное, «диавол» переводится как «клеветник». Потому что это самое сильное оружие, которое даже из добрых, хороших людей делает врагов таким же добрым и хорошим людям. Потому что когда человек слышит клевету, как правило, клевета не может не оставить свой след, и человек так или иначе будет думать, что да, может быть, вот я этого не увидел, но наверное, что-то подобное в этом человеке есть. И от клеветы очень многие страдали, и даже более того, представьте, царь Давид, который говорит: «Избави мя от клеветы человеческия, и сохраню заповеди Твоя», — то есть он ставит в зависимость клевету и сохранение заповедей. Потому что ничего сложнее и тяжелее нет, когда ты делаешь доброе дело, а за это дело ты бываешь еще и распинаем, поносим. Вот в этой смысле христианская Церковь сталкивалась с клеветой с самого начала своего создания. Мы помним, как истребляли христиан как безбожников, которые не поклоняются идолам. Мы помним, как их истребляли как людей, которые приносят в жертву младенцев, пьют их кровь и так далее. Помним, как их сжигали после того, как Нерон спалил Рим и обвинил в этом христиан. И надо сказать, что Сам Христос — это был Богочеловек, Который был максимально оклеветан, никого не оклеветали больше никогда, чем Самого Бога. И вот поэтому клевета это составная часть нашей жизни, которая была и, пока мир во зле лежит, пока не наступило второе пришествие, она будет оставаться. Но нам очень важно сделать правильные выводы из истории. Василий Осипович Ключевский говорил о том, что история ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков. И вот поэтому нам очень важно узнать, что же происходило в нашей русской истории, для того чтобы не совершать ошибок, которые были, ну к примеру, совершены в предреволюционные годы. И сегодня мне хотелось бы поговорить о трех выдающихся миссионерах: об отце Антонине Капустине, об отце Иоанне Кронштадтском и об отце Иоанне Восторгове. Надо сказать, что в любом случае всегда, когда человек что-либо несет людям — знание о Боге, знание Бога — он всегда будет подвергнут поношениям, о чем вы как раз и говорили, цитируя евангельскую заповедь. Святитель Филарет Московский наставлял алтайского миссионера, архимандрита Макария Глухарева о том, что дело миссии нужно делать очень осторожно. «Век сей лукав, — говорил святитель Филарет, — чистому добру неохотно верит; случаи к нареканию и клевете ловит жадно; жалом насмешки, даже неосновательной, язвит иногда не без вреда успехам добрых предприятий». Мы знаем про святителя Филарета, сколько ему приходилось претерпевать клеветы, сколько приходилось претерпевать страданий. Но сегодня мы поговорим о архимандрите Антонине Капустине. Я думаю, что многие из слушателей, так или иначе, бывали на Святой Земле и знают о том, что все участки для Русской духовной миссии на Святой Земле фактически были куплены этим уникальным человеком. Это человек, который был великолепным ученым — он был и археологом, он был и лингвистом, он был и астрономом. И причем астрономию воспринимал как науку, в которой он, принимая участие как архимандрит, может принести славу и своему Отечеству, и своей Церкви. Знаете, вот к характеристике отца Антонина Капустина можно сказать, что однажды он нарисовал на листе бумаги различные телескопы, потому что телескопов было много — это середина XIX века, — немецкие, английские и прочие. Он не имел возможности купить такие дорогие телескопы, и вот в конце этого листочка он приписал: «Похоть очес».

К. Мацан

— Похоть очес — то естьэто похоть очей.

Протоиерей Алексей

— Да. То есть смысл какой, что есть в Священном Писании «похоть очес, похоть плоти и гордость житейская». Здесь это шутка. Шутка в том смысле, что это в прямом смысле слова желание глаз — смотреть через эти вот дорогие телескопы, потому что лучше будут видны звезды. Он публиковался в научных журналах астрономических всего мира. И когда он трудился на Святой Земле — и как исследователь, и как археолог очень многое сделал, но удивительно было, что он сумел купить участки для Русской духовной миссии в то время, когда в принципе России ничего нельзя было продавать. Это происходило через его друга, Якова Халеби, араба православного, который покупал участки себе на деньги, которые давал отец Антонин, а потом они уже очень долгим, тяжелым путем переоформлялись в имущество Синода Русской Православной Церкви. Вот участки Горненского монастыря, в Яффе, где раскопки он провел и открыл дом Тавифы, раскопки рядом, в самом Святом городе, рядом с вратами и прочее.

М. Борисова

— Мамврийский дуб?

Протоиерей Алексей

— Мамврийский дуб — это был первый участок, где в прямом смысле свистели пули, потому что не хотели продавать в этом святом городе участок для Русской Церкви. И еще больше было участков — Елеонская гора и прочее. Потом, в советские годы Хрущев значительную часть лучших земель продал Израилю, но даже то, что осталось, не может не радовать — участок в Иерихоне и прочее, и прочее. И вот этот человек, который всю свою жизнь посвятил Церкви, Русской духовной миссии и при этом наладил великолепные отношения с греками в очень сложной политической обстановке на Святой Земле — вот это человек, который в России подвергался презрению, надсмеянияю, оплеванию и прочее. Дело в том, что в Российской империи существовала цензура, и прямо клеветать, говорить какую-нибудь ерунду о представителе Церкви было нельзя. И вот тогда авторы, которые пытались дискредитировать кого-то, они прибегали к помощи литературного произведения. Под видом каких-то литературных героев в пьесах они делали пародии, вот в том числе на отца Антонина Капустина.

М. Борисова

— Но публиковались ведь и просто памфлеты отдельные.

Протоиерей Алексей

— Да, вышла такая пьеса, которая назвалась «Пейс-паша и его консорты. Мозаики, камеи и миниатюры из любопытных раскопок в трущобах Святой Земли». Роман был издан в 1881 году в Петербурге, автор неизвестен, он скрылся за псевдонимом. Было понятно по описанию этого пейс-паши, о ком идет речь, и отцу Антонину приписывали столь гнусные поступки, что, в общем-то, это соответствующим образом характеризовало и все это произведение.

К. Мацан

— А что являлось причиной? Ведь почему-то же люди — в силу незнания, в силу каких-то, не знаю, анти там государственных взглядов, — олицетворяя, как бы связывая в своем сознании Церковь с государством, пытались пастыря оклеветать? То есть из какого-то рационального зерна, пускай и для них только верного, а в целом ложного они исходили?

Протоиерей Алексей

— Дело в том, что вот представьте себе, что означала Святая Земля для России: с покупкой этих участков строились гостеприимные дома, развивалось паломничество, и тысячи людей отправлялись за совершенно приемлемую цену — в общем-то, как говорят, в принципе за зарплату месячную, — в путешествие на Святую Землю. И безусловно, паломничество такое, оно людей, ну мягко скажем, духовно облагораживало, давало больше знаний. Потому что неслучайно Святую Землю называют пятым Евангелием — то есть мы, с одной стороны, читаем Евангелие, а там мы его можем увидеть: мы можем стоять, например, в озере Гефсиманском, видеть, как это все происходило, где это происходило. И так вот вся Святая Земля. И чем больше архимандрит Антонин развивал вот это положительное явление в жизни Церкви, тем больше нужно было дискредитировать того, кто этим занимается.

М. Борисова

— Ну насколько я помню, там же еще была сложность во взаимоотношениях с российским консульством, которое тоже претендовало на управление этим имуществом. И собственно всегда и до того, как отец Антонин приехал на Святую Землю, практически своими, ну как сейчас бы назвали, доносами руководству, практически выжило оттуда двух предыдущих руководителей миссии. Потому что, насколько я понимаю, там камнем преткновения было именно управление вот этими новоприобретенными участками, которые ушли одно время из ведения миссии. Потом вот отец Антонин придумал такую схему, которая позволяла ему все-таки приобретать, но не давала возможности консульству отобрать это под себя. И там вот это вот брожение умов вокруг собственности шло в течение там чуть не ста лет.

Протоиерей Алексей

— Ну то что вы говорите, было озвучено также архимандритом Киприаном Керном, именно такая вот позиция, почему все это происходило. То есть с его точки зрения, исчерпав легитимные способы борьбы с начальником миссии, прибегли к вот такой вот дискредитации. И надо сказать, что хотя роман-памфлет вышел, был снят цензурой с продажи, но все равно это повлияло очень сильно на отца Антонина. Вот его свидетельство: «Книга глубоко возмутило то тихое и светлое течение моей жизни, которому многократно удивлялись имевшие со мной дело люди, — писал он в одном письме. — Бесстыдные нападки нам меня этого человека-диавола не дают мне совершенно успокоиться. Мне до смерти хочется ответить безумному по безумию его». Он перестал выходить из миссии без особой официальной надобности, но народ все равно приходил к нему. Вот интересно то что... Я прошу прощения, я вот когда-то, когда учился в семинарии, где-то в 2000 году ездил на Святую Землю, простите, в 99-м, наверное, и там работал в Хевроне. Где-то мне попалась в руки книга, где рассказывалось — я просто позже не нашел этой книги, может быть, это рукопись была, — что даже Священный синод отправил комиссию, чтобы оценить весь уровень тех «беспорядков и беззаконий», «разгульной жизни», «воровства», которые вел там отец Антонин. И эта комиссия приехала, я прошу прощения за подробности — это уже умершие люди, уже больше давно 100 лет назад, то что вот, собственно говоря, в этой машинописной рукописи было, — он просто показал им чресла свои и сказал, что если вы хотите проверить, сколько я детей нарожал, то посмотрите: вот после лихорадки, которая случилась со мной в Константинополе, как это могло случиться? И комиссия, собственно говоря, комиссия Синода — это очень серьезное разбирательство, — они поняли, что все остальное такого же уровня. И вот в принципе клевета, она действует на человека, но в то же самое время все-таки нужно научиться ее переживать и внимания на это не обращать.

К. Мацан

— Протоиерей Алексей Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раеве сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». И мы обсуждаем такую тему как проблема клеветы, и как в истории были оклеветаны выдающиеся пастыри и деятели Русской Православной Церкви, причем недавней истории, и как они это переживали. И вот меня, честно говоря, удивило, я этого не знал, то что очень болезненно архимандрит Антонин Капустин реагировал на клевету.

М. Борисова

— Но он же даже отвечал, он писал в «Церковном вестнике».

К. Мацан

— То есть, казалось бы, это в каком-то смысле такой разрыв благочестивого шаблона, что вот есть пастырь, молитвенник, деятель — от него все должно, как горох от стены отталкиваться, отскакивать, потому что он выше этого, он вообще высоко духовная личность. Все равно касается, все равно человек не может перестать быть человеком. Но, наверное, какой-то выход у него был, как-то он все равно в себе это пытался ну преодолеть. Вот в чем тут может быть, если угодно, вот пример реакции на клевету человека высокой духовной жизни?

Протоиерей Алексей

— Вы знаете, я привел вам цитату из письма Хитрово, но я не могу сказать вот большего. Дело в том, что в принципе клевета это то, что очищает жизнь любого подвижника от всего наносного. Потому что хорошо быть подвижником, когда тебя все хвалят. Хорошо что-то развивать, строить благоукрашать, когда о тебе говорят все хорошо. Но вот когда ты все это делаешь, а о тебе говорят плохо, то остается только один смысл делания всего этого — ради Христа. И вот так вот клевета, она очищает любого человека от самохвальства, от гордости, от тщеславия, от высокомнения и прочее. То есть она делает труд действительно чистым. Как бы вот мы читаем, что проходит через огонь, для того чтобы очиститься, драгоценный метал, то же самое происходит с душой подвижника. И это касается всех без исключения. Вот не так давно наместник, настоятель, простите, Киево-Печерской Лавры сделал заявление, вот обращаясь к своим прихожанам на сайте, и в нем говорится в частности, что он, взирая на иконостас в своей келье, не видит ни одного человека среди этих святых, который бы тихо, спокойно прожил бы свою жизнь. Если мы посмотрим, например, на преподобного Сергия, которого изгоняли из монастыря, посмотрим на преподобного Серафима Саровского, посмотрим на преподобного Амвросия Оптинского, когда были проблемы со строительством Шамординской обители...

М. Борисова

— А Васонофий Оптинский, которого тоже выгнали.

Протоиерей Алексей

— И посмотрим на Александра Невского, которого изгоняли с княжения, посмотрим на Петра и Февронию и так далее. То есть нет ни одного кто прожил бы ничего не делая. То есть все так или иначе прошли через определенный подвиг, прошли через непонимание, отторжение, обиды и прочее. А вот святитель, например, митрополит Петр Московский, святитель Петр Московский — ведь для того, чтобы решить его судьбу, даже собор собирался из восточных патриархов в Москве, потому что его оклеветали так, и уровень клеветы был насколько смешной, что он колдует там отсеченной рукой какого-то мертвеца и прочее. Вот все это показатель того, что клевета это то, что является частью нашей жизни. Но с одной стороны, не стоит на нее обращать внимания, как самим тем, кто делает что-то доброе и хорошее, как об этом говорит Христос: «В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь, Я победил мир». Точно так же не стоит обращать внимания на клевету и тем людям, которые живут в Церкви. Потому что клевета была, есть и будет. И если бы мы жили во времена Христа, у нас тоже был бы такой же выбор, потому что одни говорили, что Он добр, как мы знаем из Священного Писания, а другие говорили, что Он «обольщает народ». И можно было встать на сторону тех, кто говорит, что Он обольщает народ, и стоять и кричать: «Распни, распни Его!» — то есть вот точно так же мы могли бы распинать и Христа. И этот выбор что тогда, что и сейчас, он одинаковый: можно бросать камни, а можно почитать подвижника и самому трудиться.

М. Борисова

— Но все-таки Церковь же не оставляла этот вопрос на самотек и не предоставляла каждому это индивидуально решать. Существует, в конце концов, 121-е правило Номоканона, которое говорит впрямую о том, что нельзя мирянину осуждать священника и священноначалие, а если он будет в этой своей ереси упорствовать, то он подлежит анафематствованию, отлучению от Церкви. Но ведь это правило не просто так вот люди, от нечего делать, выдумали. Значит, это была реакция на ту обстановку, которую анализировали отцы, которые собственно и писали Номоканон. Но вопрос-то в том, что идут века, правило существует. Мы знаем по светской жизни, нам постоянно повторяют, что незнание закона не освобождает от его исполнения. Но вот что касается, этого правила, я как-то не припомню, чтобы реально им кто-то воспользовался, чтобы человек был анафематствован за клевету.

Протоиерей Алексей

— Дело в том, что, как правило, клевещут не часть Церкви, не члены Церкви. Это люди, во-первых, которые борются с Церковью. А вообще на самом деле, и сейчас такой тренд среди тех, кто борется с Церковью, что я вообще верующий человек, вот посмотрите, у меня крестик есть, но я против строительства храмов, или потому что они там мешать будут выгулу собачек или и так далее, и так далее. То есть отлучать от Церкви, анафематствоать можно только тех, кто является частью Церкви. А если является противником Церкви, то какой смысл его отлучать? С другой стороны, нам очень важно понять, что либо... Мы вот как-то были тоже с Константином на эфире, и он задал вопрос, его очень интересующий, в отношении Кондопоги: кто виноват?

К. Мацан

— В отношении, видимо, сгоревшего храма в Кондопоге, вот недавно, да, к сожалению, сгоревшего храма Божией Матери, который называли жемчужиной Севера.

Протоиерей Алексей

— Вот очень важно понимать, что если мы сами делаем, если мы сами трудимся, у нас не будет времени на чтобы кого-то осуждать, разбирать и так далее. Если ты делаешь, то ты видишь — точно так же, знаете, вот как пример старца Паисия: когда по полю пролетает муха и видит только грязь, и по полю пролетает пчела и видит только цветы. Вот если ты трудишься, то в этом случае ты видишь замечательных людей вокруг себя, ты видишь, как они трудятся, сорадуешься тому, как здорово у них что-то получается. И вот если ты кого-то начинаешь осуждать, переливать из пустого в порожнее — это означает, что ты перестал что-то делать, ты перестал развиваться. Когда ты кого-то начинаешь осуждать — в этот момент ты умираешь, ты не живешь, ты разлагаешься, ты деградируешь. Потому что если ты трудишься, то ты видишь других людей, ты видишь только созидание.

К. Мацан

— Я напомню, сегодня в «Светлом вечере» протоиерей Алексей Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раеве. В студии моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через минуту.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжаемся. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. Напомню, что с нами сегодня в студии протоиерей Алексей Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раеве. Мы говорим о проблеме клеветы, о том, как в истории люди клеветали на выдающихся подвижников и даже святых, тех, кто сегодня уже причислены к лику святых, как они переносили. И вот одни из тех трех, кого вы в начале программы, отец Алексей, назвали, это известнейший всем пастырь, святой праведный Иоанн Кронштадтский. А в чем его история, как он реагировал на клевету?

Протоиерей Алексей

— Ну вот для того, чтобы как-то осознать, что происходило, я приведу пример Бориса Шергина, замечательного русского писателя, который говорил так, что знали отца Иоанна Кронштадтского, но если берег либеральной интеллигенции отца Амвросия Оптинского, например, не желал замечать, то Иоанна Кронштадтского те поносили и забрасывали грязью. «Вот тут-то аксиома „мир во зле лежит“ и подтверждается. Узнав о святом, если святого поставят на свещницу, наш век не только не умилится, не только не почтит святого, а будет тщиться в грязь имя святое втоптать». Вот когда мы говорим про отца Иоанна Кронштадтского, замечательно, что у него есть дневники, и из дневников — конечно, я не прочитал все дневники, но кусочками, — можно видеть, что он за себя-то не переживал, он переживал за Церковь. Он переживал, например, за ту смуту, за то что делает для русской интеллигенции, например, Лев Николаевич Толстой. Потому что фактически — я думаю, что на радио «Вера» уже об этом говорили, — произошло разделение интеллигенции на два лагеря: один лагерь, который был традиционно церковен и другой, который ненавидел Церковь и был прогрессистских таких взглядов, идеологом этого, как вот флагман, выступал Лев Николаевич. И, например, Лесков написал повесть «Полунощники», в которой, собственно говоря, представлял отца Иоанна Кронштадтского человеком таким хитрым, лицемерным, высокообразованным, использующим все это для достижения каких-то своих целей. Притом что, в общем-то, отца Иоанна обвиняли в отсутствии духовной жизни, а достаточно было взять любую книгу, чтобы почитать отца Иоанна, чтобы понять о том, что и главное в его жизни и была как раз духовная жизнь. А в том, что его обвиняли, не было ни слова правды, легко было в этом удостовериться. Но все же дело в том, что интеллигенция наша, она благоговела пред Лев Николаевичем, она фактически ему отчитывалась. Вот если посмотреть переписку, например, Лескова с Толстым, если хотите, я приведу. Просто дело в том, что, может быть, это не очень приятно читать, но очень важно понимать, что нам нужно сейчас быть рассудительными, чтобы ошибок, которые были совершены, не повторять. Например, в своем письме Лев Николаевичу Лесков пишет об отце Иоанне Кронштадтским в 1890 году следующее: «Слава его и глупость общества все растут, как известного рода столб под отхожим местом двухэтажного трактира в уездном городе. Зимой на морозе это даже блестит, и кто знает, что это такое, — тот принимает это совсем не за то, что есть. Но мерило одурению это верное».

К. Мацан

— Это Толстой пишет Лескову?

Протоиерей Алексей

— Это Лесков пишет Толстому о славе отца Иоанна Кронштадтского — то есть вот пройдет немножко времени, все как пузырь лопнет, и все увидят, что отец Иоанн это пройдоха там и прочее, прочее. Время все расставляет на свои места. Толстой создавал общество свое, толстовство, которое позже там вот в Америке процветало там и прочее. Фактически сейчас уже они не остались, все эти общества, из-за очень странных там моральных каких-то постановок там и прочее, социальной доктрины и так далее, то есть оно перестало существовать. Отец Иоанн Кронштадтский — он как был, так и останется навсегда, на века. Потому что вот, собственно говоря, остается он за счет своей святости, он остается в истории как след, который менял эту историю, изменял эту историю. Вы знаете, я вот вчера буквально посмотрел — коротенькая заметка сына известного адмирала Макарова о том, как был исцелен его отец. В 1900 году его отец тяжело заболел — это рассказывает сын адмирала Макарова, — его отец тяжело заболел и пригласили отца Иоанна, потому что совет медиков и старших офицеров пришли к выводу, что другого способа излечить его болезнь... Он шесть недель не вставал с кровати, у него был сильный артроз со всеми осложнениями, другого способа вернуть его в строй нет. И пригласили отца Иоанна, решили, как пишет его сын, поддержать его психологически. Построили на всех кораблях команды кораблей, зачитали о том, что здоровье совсем плохое у адмирала, но что все хорошо, потому что отца Иоанна уже позвали. Под музыку всех распустили после донесения им этой информации. И когда отец Иоанн приехал, — вспоминает его сын, которому было тогда восемь лет, — он прошел к отцу, который лежал в белом кителе, очень в хмуром таком состоянии. Положил ему руку на голову, помолился, потом дал поцеловать крест и сказал: «Бог поможет». И когда он выходил из комнаты, то все врачи и старшие офицеры, и еще кто-то там присутствовал, все были уверены, что адмирал уже исцелен — свидетельство восьмилетнего ребенка. И на следующий день адмирал вышел к чаю, а после этого вернулся в строй. Вот история как бы, это история со слов очевидца. И вот отец Иоанн Кронштадтский, он жил, но в то же самое время кому-то это было поперек горла, а почему? Потому что он был традиционно церковен, он любил Церковь, он любил исповедь, он любил святых, он любил богослужение. Он любил Россию такой, какая она есть, он был сам частью России. Он был тем, кто не был таким, как меняющееся общество.

М. Борисова

— Батюшка, а может быть, причина не только в этом, может быть, еще все-таки неординарность самой личности? Ведь пока он служил в Кронштадте, никто собственно особенно против него не восставал, кроме его собственной матушки, которая жаловалась в консисторию, что он все деньги раздает, в результате добилась, что его жалованье стали отдавать ей в руки. Но именно его личностные качества, его, как сейчас бы сказали, харизма и то, что он стал выступать в печати, то, что он стал проповедовать достаточно широко, и то, что это отличалось все-таки от того, к чему люди привыкли — к просто такому спокойному требоисполнению, к совершению некоторых обрядовых действ. Он же, все кто описывает его служение литургии, именно о том и говорят, что он жил литургическим действом, он буквально там летал по солее и с каким-то совершенно удивительным голосом, который по мере служения креп. И именно эта, от него исходившая энергия веры, возможно, она провоцировала такое вот резкое неприятие каким-то числом людей?

Протоиерей Алексей

— Дело в том, что он олицетворял в тот же самый момент традиционную Церковь. А сама Церковь была не нужна. То есть вот когда рассказывают об отце Иоанне как о необыкновенном пастыре, который необычно служит литургию, для меня в этом смысле важны слова, например, Антония Храповицкого, который его лично знал и очень высоко ценил. Или отца Иоанна Восторгова. Потому что они были современниками. И они, будучи совершенно адекватными людьми, относились к нему как к святому, объективно это свидетельствуя. И вот если человеку не нужна Церковь, он хочет видеть в ней что-то мертвое, загнившее, старое — то да, тогда отец Иоанн его не устраивает, Иоанн Кронштадтский. В отношении Лескова можно закончить, как он подписывался, например, в отношении графа Толстого. Вот письмо, которое я цитировал, подписано: «Я шел и иду сам в течение всей жизни, но люблю сверять вас, но люблю себя проверять и укреплять вашими суждениями. Любящий вас Николай Лесков». Или в другом письме: «Простите мне, что я вам докучаю, и не лишайте меня своей нравственной поддержки. Преданный вам Николай Лесков». И Толстой тоже в свою очередь поддерживал Лескова, рассказывая, например: «Рассказ ваш об Иоанне чудесен, я хохотал все время, пока читал его вслух. Тут ужасно то, что сделали в продолжении 900 лет христианства с народом русским». Ну вот, собственно говоря, то, что происходило. То есть надо понять, что наша страна, которая скатывалась к революции, она внутренне была не единодушной, она была внутренне разделенной, и то, что последовало позже, это как раз вот следствие тех процессов, которые начинались еще в начале XX века и вот в конце XIX.

М. Борисова

— Смотрите, получается, что технологии-то дискредитации духовного авторитета приблизительно те же самые — что в XIX веке, что в XX веке, что в XXI веке. Вот у нас есть некоторая шаблонная фраза про «попов на «мерседесах». Вспомним, в чем обвиняли отца Иоанна Кронштадтского: что он весь увешан какими-то драгоценными крестами, что ему дарят какие-то сумасшедшие облачения, стоящие безмерных денег, что вот, вместе того, чтобы пожертвовать, помочь... Несмотря на то, что его-то дела милосердия были видны всей стране, но это никого не смущало, и продолжалось все в том же духе.

Протоиерей Алексей

— Ну вот как-то в эфире радио «Вера» было сказано, что более всех знали о делах милосердия Христа, все знали. И это не мешало Его распинать. То есть можно видеть — и не видеть, слышать — и не слышать. И вот то же самое происходило с отцом Иоанном. Это была не единственная повесть, была и следующая повесть, которая мало того, что была написана, она даже вот была поставлена — так называемые «Черные вороны». Написана была в 1905 году, когда была разрешена свобода слова, написал ее Протопопов, поставлена она была в 1907 году и шла с успехом на театральных подмостках. То есть это уже седьмой год, когда вот отец Иоанн болеет, умирает, а кому-то нужно, вот как Борис Шергин сказал, что если есть где-то рядом святой, то нужно сказать, что он не святой. Потому что в этом случае тебе плохо будет жить. Если ты грязный, то нужно забросать грязью, очернить другого. Вот когда Господь явился в виде трех ангелов Аврааму, мы помним, как раз вот в Хевроне, что по дороге Авраам упрашивал и говорил, что, Господи, если найдется сто праведников в городах Содома и Гоморры, может быть, Ты не уничтожишь эти города? Господь говорит: хорошо. А если девяносто? И так он упросил до десяти. И Господь сказал: хорошо, найдется там десять праведников — и Я их не уничтожу. Вот лично я понимаю эту историю так, что если даже десять человек живут не такой грязной жизнью, как остальные, то у остальных есть возможность измениться, потому что они будут видеть жизнь не такую, какой живут они. Но если нет этих праведников, то нет возможности изменения — все так живут, это норма. И в этой связи очень важны праведники, потому что они для остальных являют пример: можно жить не так, можно жить другими ценностями, другими отношениями в семье и прочее.

К. Мацан

— Протоиерей Алексей Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раеве, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Ну вот пытаясь перевести тему историческую на нашу действительность. Мы все находимся в ситуации, когда мы можем наблюдать, как на Церковь льется какой-то поток клеветы. Но нужно еще разобраться, клевета ли это. Мы видим просто какое-то количество разных публикаций, которые нам рассказывают какие-то ужасы в стенах Церкви — про какие-то страшные нравы православных приютов, про какие-то калечащие истории воспитанниц монастырей и так далее. И в принципе, так или иначе, может в сердце человека закрадываться мысль: ну а вдруг это правда? Ну а вдруг? Даже при всей благорасположенности к Церкви такая мысль возможна, и тогда что делать? Вот перед нами стоит вопрос: разбираться, правда или нет? Или правильная реакция, какая-то, может быть, разумная реакция воздерживаться от суждений, говорить, что я не обладаю информацией, не моего ума дело? Но я же не равнодушный, я же хочу за правду при этом быть. Как вот этот клубок распутывать?

Протоиерей Алексей

— Вот я однозначно живу в Церкви. Я являюсь священнослужителем, священнослужителем в городе Москве. Но поверьте, что вот эти истории, эти вопросы меня не очень затрагивают. Потому что я просто не читаю какие-то сайты, где вот этим занимаются. Если встают какие-то вопросы, то все вопросы, они, безусловно, индивидуальные. И имеет смысл разговаривать не с журналистами, не с аватарами, которые вот существуют в интернете, а с людьми, которых я, например, знаю и которым доверяю. Если какой-то вопрос встает, я могу спросить у кого-то из своих знакомых, что вот он по этому поводу думает. Ко мне приходят прихожане, которые спрашивают: батюшка, вот как, что вы думаете о том-то, или о том-то? И я могу сказать, что я думаю, потому что так или иначе я ну вот всех знаю. И в этой связи я бы советовал нашим прихожанам, вот тем, кто является частью Русской Церкви не доверять тому, что пишут, а доверять живым конкретным людям. И если есть какой-то вопрос, спросить у своего священника, который вот в вашем храме служит, что он по этому поводу думает. Если это задело...

К. Мацан

— То, что он знает по этому поводу.

Протоиерей Алексей

— Да, если это его задело, если у человека есть ну вот какая-то болезнь на душе. Потому что, во-первых, бывает так, что человек как бы увидел заглавие, начал читать, а прочитав до конца, понял, что у него душа изгажена всей этой мерзостью и гадостью, которую в нее вылили. И что же делать тогда? И тогда можно подойти к священнику и спросить, чтобы вот эту гадость всю из себя очистить каким-то мудрым словом, рассудительным. Поэтому я советую не читать гадость, а спрашивать у живых людей, которых мы видим и которые отвечают за свои слова. Кроме того, вот поверьте, что если бы мы сейчас были во времена, например, Христа, то продавший Христа Иуда тоже бы написал чего-нибудь в фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) там или интернете, что вот все плохие, лучше повеситься, чем в таком мире жить. Давайте, мы тогда можем и ему поверить —то есть вот тоже голос, тоже свидетельство. А это же так. То есть надо понимать, что люди разные, и разные пути жизни у людей. И в этой связи как бы то, что мы видим в печати, не значит, что это адекватный человек. Вот мы с вами сейчас поговорили как раз, ни много ни мало, о двух замечательных людях — об отце Иоанне Кронштадтском, об Антонине Капустине, которых сейчас никто ни в чем не упрекает. Вот отец Антонин Капустин, я думаю, что все русские паломники, когда видят его бюст в Горенском монастыре, когда бывают на Елеонской горе у его могилы, они все ему с благодарностью молятся за то, что он сделал. Потому что все время расставляет на свои места. И вот наше дело не кого-то осуждать, наше дело жить. А жить — это значит творить, делать, созидать. Значит, не там читать что-то там, какие-то споры, пересуды, а например, пойти в образовательный центр своего храма. Вот у нас при храме открывается такой миссионерско-просветительский центр, где будут читаться лекции о Русской Православной Церкви, о Священном Писании. Мы уже договорились вот с отцом Андреем Рахновским, который прочет курс лекций о Новом Завете. И вот для того, чтобы больше узнать о своей вере, для того чтобы эту веру больше использовать в своей жизни — вот этим, по большому счету, нужно заниматься, а не не какими-то как бы интригами, еще чем-то. Потому что время-то расставит на свои места, но где будешь ты, потерявший время на всю эту пустую как бы историю, клевету и так далее.

М. Борисова

— Ну вот как раз по поводу московского священства и просветительства. Казалось бы, отец Иоанн Восторгов — кого он мог так уж сильно раздражать? Человек ничего плохого вроде так не делал.

К. Мацан

— Отец Иоанн считал, что именно Церковь является препятствием для развития различных социалистических идей и прочее, в общем-то, для грядущей революции. И именно поэтому, по словам отца Иоанна Восторгова, нападки на Церковь были в гораздо большей степени озлобления, чем даже против самодержавия. Отец Иоанн издал перед революцией пять томов своих проповедей, и четыре тома были посвящены непосредственно проповедям, а пятый том был посвящен социализму. Дело в том, что в то время социализм воспринимался как одна из разновидностей сект — то есть фактически человек захватывался этим учением, и ради этого учения был готов идти на все, что возможно. И отец Иоанн показывал, что без Бога все придет только лишь к насилию. Он всеми силами пытался остановить то, что развивается в стране, вразумить и поэтому, безусловно, подвергался, в общем-то, травле и колоссальнейшей клевете со стороны либеральных сил. И это происходило еще с Грузии, в которой он служил. Надо сказать, что родители отца Иоанна, они родились во Владимирской области, а позже переехали на Кавказ. И там в очень тяжелых, стесненных обстоятельствах, рано потеряв отца, воспитывался отец Иоанн, в Ставропольской семинарии. И вот Иоанн Кронштадтский свидетельствовал о нем позже, что это русский Златоуст, он может великую пользу принести России. Интересно то, что все наши замечательные святые предреволюционного времени были между собой друзьями. Вот, например, письмо, которое до нас сохранилось, отца Иоанна Кронштадтского, он пишет: «Сегодня был в гостях у нас наш замечательный друг, отец Иоанн Восторгов, — пишет он митрополиту Серафиму Чичагову, будущему священномученику, расстрелянному в 37-м году. — Говорили о разных вещах, в том числе о ваших делах. Вспоминайте конец Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Богослова — Бог ведет вас через эти обстоятельства Своим путем к славе». Вот пророческое письмо Иоанна Кронштадтского, которым он вспоминает отца Иоанна Восторгова и прочее. Все святые, они всегда между собой были друзьями, потому что у них есть главное, есть то, что их объединяет. И точно так же дружили святые и в предреволюционные годы. Отец Иоанн Восторгов был тем, кто вместе с другими двумя священнослужителями был на аудиенции у Государя и просил, чтобы пьесу «Черные вороны» сняли бы с подмостков театральных трупп, с подмостков театров. И Государь отдал приказ Столыпину, пьесу сняли. Отец Иоанн Восторгов был тем, кто советовал, вот как только умер отец Иоанн Кронштадтский, собирать его вещи, собирать его дневники, потому что, он говорил, пройдет немного времени, и этот святой человек, объективно святой, он будет причислен к лику святых, не теряйте времени. И в этом смысле он был продолжателем и отца Иоанна Кронштадтского, и продолжателем делания, созидания, сохранения Церкви. Вот вообще надо сказать, что Церковь в начале XX века менялась, она преобразовывалась. Отец Иоанн Восторгов был как раз олицетворением вот той новой, можно сказать, Церкви. Церкви, с одной стороны, абсолютно традиционной, а с другой стороны, Церкви, которая проповедовала, которая воспитывала, которая образовывала. Отец Иоанн был Синодом поставлен на должность подготавливать священнослужителей для тех людей, которые уезжают в Сибирь по программе Столыпина. Потому что чуть не до там трех тысяч человек уезжало ежегодно в Сибирь, а священников среди них не было, и нужно было как-то их окормлять. И вот отцу Иоанну сказали: ты должен подготовить священнослужителей. И он дал объявление — из бывших учителей, из бывшей ну как бы такой вот интеллигенции, с огромным конкурсом он выбрал учеников, и почти сто человек подготавливая, за несколько месяцев рукополагая, он отправлял в Сибирь. Клеветали на всё, клеветали в том числе и на эти курсы. И вот действие клеветы было объективно даже для самих участников курсов. Вот они видят отца Иоанна Восторгова перед собой, а все равно мысль какая-то — а вдруг он не такой? а вдруг это льстец? и прочее, и прочее — была даже у учащихся этих курсов. Но вот клевета помогала исцелиться от подобных мыслей. Потому что рассказывали, что курсы закрыты, что все учащиеся разбежались — и это тогда, когда все эти сто человек не пропускают ни одного занятия и интенсивно учатся. И вот клевета на отца Иоанна Восторгова была большая, чем даже в настоящий момент клевета на Церковь. Были люди, которые писали конкретные произведения: «Отец Иоанн Восторгов и его политическая деятельность». Например, человек с фамилией Дурново, вот книгу, которую он написал, ну больше как... ну там рассказывается о том, как он соблазняет учащихся гимназии, как девушек заставляет потом покончить жизнь самоубийством, как ворует церковные деньги, как он отравляет свою жену медленным ядом, чтобы потом стать патриархом. И все это распространяется лично: рассылается всем министрам, рассылается сколько-нибудь значимым людям в государстве. Когда отец Иоанн Восторгов по поручению Священного Синода едет в Сибирь, то в какой бы город он ни приезжал, перед этим все газеты печатают выдержки о том, кток ним едет, что это за человек и так далее. И вот митрополит Евлогий Георгиевский, человек абсолютно адекватный, жизнь которого нам хорошо известна, он рассказывает в своих воспоминаниях «Путь моей жизни» о своей встрече с отцом Иоанном Восторговым. «Протоиерей отец Иоанн Восторгов был человек незаурядного ума и большой энергии. При жизни о нем ходили разные сплетни, но, кажется, они были необоснованны». То есть видите, насколько клевета оказывает действие, что как вы вот заметили правильно, Константин, она навсегда человека очерняет, и подозрение все равно...

К. Мацан

— Думаешь: а вдруг?

Протоиерей Алексей

— А вдруг, да, — у человека остается. Он рассказывает, как отец Иоанн принял его, показал, как действуют его пастырские курсы. Митрополит был в восторге. Познакомил его с супругой, которую, по словам газет, он отравил, для того чтобы стать патриархом — то есть вот с умершим уже человеком, и прочее. Отец Иоанн Восторгов отмечал в 1911 году: «Один из вдумчивых наблюдателей сказал о современной русской жизни, что она насквозь пропитана ненавистью. Безотрадная характеристика! Но если она верна относительно политических партий, сословий и бытовых групп русского общества и их взаимоотношений, то еще вернее она относительно чувств, питаемых ныне к Церкви». И вот в отношении того, как и что чувствует человек, который подвергается клевете, он пишет: «Мне часто приходится идти над зияющей бездной ненависти человеческой. Страшно заглянуть в нее, и нередко сердце сжимается от боли и естественных страхований». Мы знаем о том, что отец Иоанн Восторгов был расстрелян 5 сентября 1918 года. При этом, когда его расстреливали, он попросил разрешения у тех, кто совершал расстрел, благословить тех чиновников, которых расстреливали вместе с ним. Прочитал молитву, сказал проповедь перед расстрелом, сказал о том, что принесем эту жертву с надеждой на возрождение Отечества. И, обращаясь к палачам, сказал: я готов. Ему завернули руку за спину, выстрелили в затылок, толкнули в траншею — он был первым. И вот говоря об отце Иоанне Восторгове, это один из примеров. Сейчас мы знаем о том, что он канонизирован. И вот если посмотреть на его жизнь, то что происходило, очень важно делать выводы для настоящего времени и не читать то, что пишут в каких-то источниках, а подобно отцу Иоанну Восторгову, трудиться, жить полной жизнью, созидать, помогать Церкви, помогать людям.

К. Мацан

— Смотрите, одно дело, когда мы говорим, вот я задал вопрос про этот поток информации, который на нас льется о каких-то вот, казалось бы, может быть, нестроениях в церковной жизни — но это одно, тут можно там проверить, узнать, разобраться или обратиться, как вы сказали, к человеку, который в курсе. Это отдельная тема. А вот вы нам сейчас рассказываете про примеры, когда ну благие дела того, кто оклеветан, очевидны. Ну очевидна вся та милосердная деятельность, которая развивалась вокруг праведного Иоанна Кронштадтского, например, и все равно льется поток клеветы, который, ну казалось бы, рационально необоснован. Ну то есть он сталкивается с фактами, и все равно льется. Получается, есть у клеветы, у нашей, у моей склонности к тому, чтобы клеветать и верить в клевету, какие-то духовные причины, не только такие рационально-политические, социальные?

Протоиерей Алексей

— Вы правы. Дело в том, что для того, чтобы увидеть какой-то предмет в исследованиях научных, для этого нужно, чтобы прибор, которым ты это видишь, имел бы такие характеристики, которые давали бы возможность, чтобы как раз увидеть это. И для того, чтобы увидеть зло и грязь, сначала зло и грязь должны быть у нас. То есть мы должны быть, например, развратными, чтобы кого-то заподозрить в разврате. Мы должны быть ворами, для того чтобы кого-то заподозрить в воровстве. И поэтому это тоже вопрос духовной жизни, вопрос осуждения и неосужедния. Вот мы Великим постом читаем молитву: «Господи, даруй мне зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего» — то есть вопрос этот касается всех нас. И очень важно то, что у нас не предрешенная ситуация, которая будет с нами через год, через пять лет, через десять лет. Мы можем поступить, как это сделали наши предшественники — доверять клевете и оказаться уничтоженными в той мясорубке, которая произойдет позже. Или же мы можем быть созидателями, делателями, которые не осуждают, а трудятся. Выбор за нами.

К. Мацан

— Я благодарю вас, отец Алексей, за эту беседу. Напомню, сегодня тему очень острую, очень такую животрепещущую и очень актуальную, вот это уж точно, тему клеветы на Церковь и даже на ее святых подвижников, мы обсуждали с протоиереем Алексеем Яковлевым, настоятелем храма преподобного Серафима Саровского в Раеве. В студии была моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. До свидания, до новых встреч в эфире.

М. Борисова

— До свидания.

Протоиерей Алексей

— До свидания.