«Принятие смерти». о. Григорий Геронимус

Ведущая: Марина Борисова

---

М.Борисова:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА.

Здравствуйте, дорогие друзья!

В студии — Марина Борисова, и сегодня со мной и с вами этот час «Светлого вечера» проведёт священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино.

О.Григорий:

— Добрый вечер!

М.Борисова:

— Отец Григорий, я хотела с Вами сегодня поговорить на тему, достаточно тяжёлую, но касающуюся почти всех нас. Рано или поздно, нам приходится прощаться со своими родителями.

Пока мы молоды и родители молоды, эта мысль даже не приходит в голову, несмотря на то, что многие из нас читали в юности роман Булгакова «Мастер и Маргарита», где на одной из первых страниц сказано, что человек смертен, а главное, что он — внезапно смертен.

Поэтому, всё может быть в любое время нашей жизни. Всё это только в воле Божией — когда прийти человеку в этот мир, когда из него уйти. Но, при этом, мы живём так, как будто мы вечны уже здесь, на Земле.

Мы очень редко думаем о смерти, хотя нам все святые отцы советуют думать о ней постоянно. А уж о смерти близких мы задумываемся только тогда, когда они, к несчастью для всех нас, тяжело заболевают.

Но те, кто проходил испытание уходом родителей из этой жизни, возможно, со мной согласятся, что это очень сложный и очень важный период в жизни не только самих родителей, не только самих людей, которые уходят, но и их близких и детей, особенно. Потому, что, чем старше ты становишься, тем больше ты начинаешь понимать, что такое связь ребёнка с родителями.

Мне это понимание пришло уже где-то около 50 лет, когда заболела последней болезнью моя мама. И, вот, на этом последнем этапе её жизни, настолько многое стало понятно... Зачем, вообще, мы в жизни друг друга... что мы можем друг другу дать... именно, не только на уровне физическом, а, вообще, как единое целое, единый родственный организм.

Но испытание это — очень трудное. Тем более, что у многих оно растягивается иногда на годы. И не только достойно его пройти, но и вынести пользу для души из этого испытания не всегда хватает мужества и разума.

Поэтому, мне кажется, поговорить об этом, поразмышлять об этом — как пройти этот путь, чтобы он стал ступенькой нашей лестницы к Небу... вот, об этом хотелось бы поговорить.

О.Григорий:

— Я с Вами полностью согласен, что эта тема — очень важная. Ну... просто, потому, что она касается, действительно, всех. По-разному. Но, так или иначе, каждому из нас приходится проходить этот путь, нести этот крест, и прощаться со своими родителями, провожать своих родителей.

Иногда, это, действительно, бывает через длительное заболевание, которое может очень долго продолжаться — годы... десять лет... ещё дольше... Особенно тяжело, когда заболевание касается, что часто бывает у пожилых людей, ментальной сферы, когда бывает старческая деменция и человек перестаёт соображать, не узнаёт своих близких... это очень тяжёлый крест, который приходится нести тем, кому Господь доверил.

Я, наверное, слабый человек, и мне Господь... меня, вот... моих братьев, сестру... таким, вот, тяжёлым крестом не нагружал. Папа у меня ушёл, практически, скоропостижно. Там... за сутки до его кончины и в голову никому из нас не могло прийти, что настолько всё серьёзно, что он может скончаться, и...

Ну, тут у меня... не знаю... может быть, такой, необычный опыт, но... когда уходил отец, было очень такое... светлое чувство. Настолько, что меня даже самого это немножко беспокоило. Ну, вроде, вот, должна быть скорбь, отчаяние... все эти слова, о которых Вы сказали, которые Вы произнесли... а чувство, вот — какого-то даже праздника, света!

Я обратился к духовному отцу — отцу Георгию Брееву — и спросил: «Батюшка, как, вот... почему — так, и всё ли во мною в порядке?» На что отец Георгий сказал: «Светла бывает смерть праведника».

Мне очень повезло — у меня был замечательный отец, действительно, святой жизни, замечательный священник. И, вот, его кончина — она как-то очень была светлой.

Было тяжело в том смысле, что... всю жизнь надо было перестроить, на моём отце очень много держалось, он был главой семьи, в широком смысле этого слова, главой прихода... как теперь без него? Как это может быть? Вот... как бы... такие, земные заботы — они, конечно, были. Но скорби — не было. На сердце было светло.

Вот... несколько раз я в жизни переживал такое, и вспоминал слова отца Георгия, что светла бывает смерть праведника. Как будто, как Небо открывается, когда уходит человек святой жизни. И... такое, вот... пасхальное какое-то чувство!

Мама — болела, не очень долго, меньше года. Это была очень серьёзная онкология в большой стадии. Мама очень мужественно держалась.

Сначала пытались мы её лечить, потом стало понятно, что это уже бесполезно, и она сама сказала: «Больше не надо меня мучить, возить по врачам...» Она сохраняла до последнего очень ясный рассудок, уже была слабенькая — буквально, не могла уже пошевелить ни руками, ни ногами, но одной знакомой женщине, которая пришла её навестить, попрощаться, по сути, сказала: «Я тебе даю три поручения. Первое — то-то, то-то. Второе — то-то, то-то. Третье — то-то, то-то», — вот, настолько ясный был ум и... чётко... всё было очень по делу.

И... маму мы провожали, конечно, понимая, что к этому идёт дело. Собрались всей семьёй, приехали дети, все мои братья, сестра, из разных мест, и вместе маму провожали. Многие другие люди приехали, чтоб с мамой проститься.

Но... мне, вот, Господь такого тяжёлого креста не дал, а бывает, конечно, что это — годы, и, действительно, деменция, и это очень тяжело.

Одна женщина — я приходил её причащать — она соображала, но не очень хорошо... немножко соображала... и она знала, чувствовала, насколько она большая обуза для своих близких. И она говорила: «Я хочу уже умереть, хочу преставиться, я их так мучаю... зачем это? Почему?» — и у меня не было никакого ответа для неё, но как-то... вот... я, сам собою, сказал такую фразу... наверное, дерзновенно так говорить, но мне кажется, что, прямо, как-то Господь открыл. Я сказал: «Это нужно не Вам, а нужно Вашим близким — им нужно пронести этот крест. Им нужно получить, вот, этот опыт ухода, и длительного ухода, за человеком. Это — то, как они могут научиться любви деятельной. Вот, им Господь дал такой жизненный опыт». И это её как-то очень примирило. Она, как-то, вот... прям... переживала, извозилась в этой мысли, что «я обуза... я мучаю...», и эта моя мысль, которая... как-то даже и не моя... я не знаю, откуда она мне пришла... её как-то примирила с реальностью, и, ещё через несколько месяцев, она отошла ко Господу, и тоже её близкие провожали.

Многие приходят к исповеди, просто посоветоваться, и говорят, что это очень тяжело... часто. Почему — тяжело? Потому, что... человек, которого ты привык воспринимать, как что-то самое надёжное в мире, с младенчества ты знаешь, что это — тот, кто тебя защитит, кто тебя научит, кто тебя накормит, кто тебе объяснит, как жить, куда двигаться... и вдруг — этот человек начинает говорить глупости, капризничать, кричать... всякие другие заболевания... это невозможно... Если это чужой человек, ты знаешь, что такое бывает, но если это собственный папа, собственная мама, ты... ну, настолько... сознание не может это принять. Да это же — наоборот... тот, кто всему учит... а тут — явные глупости... Это, вот, бывает очень тяжело, и только остаётся молиться, чтоб Господь дал терпения, мудрости, и научил бы воспринимать это всё именно как старческую немощь. Не принимать слишком близко к сердцу слова родителей, которые, вот, уже не всё понимают и, как младенчики, капризничают, не всегда понимая реальность. Я говорю: когда-то они тебя терпели, когда ты в младенчестве... бывало, что и не спал по ночам, хулиганил... теперь — тебе приходится потерпеть и отдать, вот, этот долг... как Феврония говорила... да.

М.Борисова:

— Вы говорите, что часто к Вам приходят советоваться и сетуют на то, что это очень тяжело. Я с этим абсолютно согласна. Потому, что у меня из самых близких людей уже не осталось никого, и, поэтому, опыт провожания всех близких по очереди уже есть.

Но, Вы знаете, очень... вот, сколько людей уходит — все уходят по-разному. Вы вспоминали, как светло ушёл Ваш отец... моя бабушка была неверующей. Она была крещена, естественно, поскольку родилась до революции, но она была неверующей. Не то, чтобы она была какой-то воинствующей безбожницей, а она просто об этом не думала. У неё так сложилась жизнь, что она как-то была далека от размышлений на религиозные темы.

И у неё, как раз, была деменция. Причём, деменция была внезапная. Ну, буквально, там, за неделю, человек превратился, вот, в этого самого младенца, которого ещё и опасно оставлять одного дома. И никто из семьи не был к этому готов.

Но так совпало, что эта её болезнь пришлась именно на тот момент, когда я приняла Крещение. И те, кто был неофитом, знают, что это такой удивительный период в жизни, когда всё происходит, как бы... с помощью Ангелов. Не знаю, как это ещё объяснить. Потому, что у неофита всё происходит так, как написано в Евангелии, и совершенно не потому, что это он так хочет, а потому, что ему показывают, как оно может быть... наверное... я так себе объясняю.

И, когда мне пришлось за бабушкой ухаживать... всё это длилось недолго, но... от неожиданности казалось очень тяжёлым... вы знаете, она из всех родных, кто к ней приходил ( потому, что её пришлось поместить в стационар ), она узнавала только меня. И... тогда это был Советский Союз, семья была неверующая... и, когда она преставилась, я её заочно отпевала — это практика Советского Союза, когда всё было очень сложно, но можно было, вот, без присутствия самого покойного, его отпеть, и положить с ним вместе... там... землю... разрешительную молитву... иконку...

И, когда я всё сделала... ну, прочитала... так, как положено, было ощущение... знаете... как на иконе «Успения», как ни кощунственно это прозвучит. Там Господь держит спелёнутую душу Матери Божией, как младенца. У меня было ощущение, что я бабушку свою, вот, такую, спелёнутую, как младенца, держу на руках и передаю ещё куда-то туда... в Облако. И, действительно, было ощущение светлое, радостное, причём, только у меня. Из всей семьи.

Поэтому, тут... есть тайна. И она занимает огромное место... вот... в процессе нашего прощания с близкими.

Мне об этом тоже хотелось бы с Вами поговорить. Потому, что у многих людей горе, заботы, труд, вот, этот настолько затеняют, вот, эту сторону — молитвенного какого-то соединения внутреннего — что человек сам делает свою ношу ещё тяжелее.

М.Борисова:

— Священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино, проводит с нами сегодня этот светлый вечер.

Отец Григорий, как Вы объясните, что происходит между нами и уходящими нашими родными? В тот момент, когда... вот... уже всё... уже финишная прямая...

О.Григорий:

— Все религии мира говорят о том, что со смертью не кончается существование человека, что у каждого человека есть бессмертная душа. Разные религии, разные философские системы... там... немножко по-разному это понимают, но христианство говорит об этом с особой силой, с особой убедительностью. В центре нашей веры — тот факт, что Христос Воскрес, и Своею Смертью победил нашу смерть. И, теперь, смерть — это уже не переход... в «никуда»... там... в шеол... в «ничто»... в небытие. Это — для тех, кто имеет в себе... ну, вот, что-то от Христовой любви — для них это шествие за Христом, тем путём, которым Он прошёл, в Его Царствие, где нет ни болезни уже, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная.

Смерть древние христиане называли «родины», то есть, родами в вечную жизнь. Как, вот, младенчик — формируется в утробе матери, потом рождается в эту земную жизнь, и живёт совершенно другой жизнью, не похожей на ту, которая у него была, когда он был эмбрионом — там, вот... в тесном и тёмном месте в утробе материнской. Он уже самостоятельно действует — вот, как мы здесь и живём на земле.

Так и здесь — вот, он рождается в смерти в какую-то новую реальность, намного-намного-намного превышающую... отличающуюся от того, к чему мы привыкли. Но, вместе с тем, он остаётся самим собой, этот человек. Как Иов говорил: «Я сам, мои глаза увидят в последний день Его, Бога. И Господь возставит из праха эту плоть мою истлевшую». Вот, в этом состоит вера христианская — что Господь нас возставит, что Господь принимает нас в Своё Царствие, что Он, ценой Своей Крестной Смерти, нашу смерть победил.

И, вот, как роды — это очень волнительный момент, все всегда переживают, просят помолиться, если это верующие люди, так и смерть — это волнительный момент, мы переживаем. А сможет ли, вот... как в родах... человек войти в эту земную жизнь? Будет ли он здоров, родится ли ребёночек полноценным, здоровым? Бывает же и так, что больной рождается, и неспособный к жизни на земле. Иногда и умирает в первые минуты, часы, месяцы, годы жизни... всякие беды бывают.

А, вот, здесь... душа человека — способна ли она раскрыться, вот, в этой вечной жизни?

Мы переживаем, мы молимся, мы верим, что, по нашим молитвам, Господь может иногда и чудо сотворить, и ребёночка, скажем, с диагнозом, может, всё-таки — и с помощью врачей, руками врачей, непосредственным чудом — всё-таки, исцелить и ввести в земную жизнь.

Вот, так и здесь — душа человека не вполне готова к этой вечной жизни. Могут быть такие страшные духовные болезни, которые крайне затрудняют, делают невозможным вхождение в эту вечную жизнь. Апостол Павел перечисляет нам, кто не наследует: «Не обманывайтесь...» — вот, такие-то, такие-то, такие-то вечной жизни не наследуют. И только чудом Божиим, по молитвам близких, может произойти какое-то исцеление от этих болезней.

Пока мы живём здесь, на земле, очень важно позаботиться об этом. Когда мы провожаем наших близких, то важно молиться о них. Молитва — это выражение нашей любви.

Смерть многое у нас отнимает. Мы уже не можем общаться с человеком, как раньше... но самого главного не может смерть отнять — если мы человеку благодарны, то мы продолжаем его благодарить... если мы полны уважения к человеку, мы его уважаем, даже когда он уже скончался... и самого главного — любви — смерть не может отнять.

Если мы человека любим, то мы любим его и когда он болеет, и когда он стал немощным, и когда он капризничает. Да, эта любовь может быть болью в какой-то момент: как же, вот, такое любимое мною существо — и таким недугом одержимо? И в смерти эта любовь не прекращается. И выражается, находит своё выражение любовь, для верующего человека, прежде всего, в молитве. И, иногда, Господь милует нас, и открывает нам, как... мы, прям, вот, ощущаем, как эта молитва действует. И, вот, как Вы сейчас рассказывали, что было ощущение, как на иконе «Успения»... и у меня так же с моим отцом было, что видно, что Господь принимает эту молитву, и всем существом чувствуешь, как... нету смерти! А есть то, что Господь в Своё Царствие принимает душу новопреставленного человека.

М.Борисова:

— Но... помимо всего прочего, силы на подготовку к этому моменту нужны и человеку, который готовится перейти в мир иной, и его детям. Детям, может быть, не меньше нужно сил — и физических, и духовных. Потому, что... ну, во-первых, далеко не всем у нас заболевающим к смерти родителям могут сказать, что с ними, на самом деле, происходит.

Зачастую, ситуация складывается в семье так, что стараются... ну... смягчить диагноз, или сделать всё, чтобы человек думал, что... если он безнадёжно болен, что, всё-таки, может быть какое-то лечение новое, и оно поможет... то есть, человека поддерживают в некоторой иллюзии того, что... ну, вот... жизнь ещё продолжится.

Но сами дети взрослые, которые ухаживают за своими уходящими отцом или мамой, они, зачастую, точно знают, что это — всё. Я проходила через это сама — потому, что мама моя умирала от рака, и мне сказали диагноз, мне сказали, что она — терминальная больная. Это... страшные, вот, эти, вот... медицинские термины ужасные! Вот, когда тебе говорят про родного человека, что он «терминальный» больной — то есть, это тебе сообщили, что твой родной человек вышел на финишную прямую. И ты с этим живёшь. И ты делаешь всё, чтобы облегчить состояние мамы или отца, но с твоей шеи этот камень не снимается никогда — ты-то точно знаешь.

И ты общаешься с врачами, ты уточняешь диагноз, ты выписываешь лекарства и ищешь их, если они в дефиците — то есть, вся, вот, эта, вот тяжёлая ноша сознания, зачастую, лежит именно на детях.

Что правильно, и что неправильно... наверное, никто не возьмёт на себя мужества сказать: только честно сказав своему близкому, что он умирает, ты выполнишь свой христианский долг, потому, что он сможет подготовиться должным образом.

Во-первых, никто не знает, как это — подготовиться к смерти должным образом. Святые отцы, великие подвижники — не знали. А уж... что про нас говорить? Мы только можем предполагать, догадываться и делать какие-то шаги в этом направлении, но... никто не скажет наверняка, что именно — так, а не иначе. Люди все разные.

Я точно знала, что моей маме нельзя говорить о том, что это приговор — просто, в силу её характера. Она была верующим человеком, я приглашала к ней священника, он приезжал домой... её исповедовали, Причащали, всё это так. Но сказать ей «ты умираешь» — вот, именно, такими словами — было невозможно. Потому, что она была так устроена — ей... наверное, она понимала... наверное, что-то в ней происходило такое, что невозможно словами передать, но, вот... я думаю, что эта ситуация — достаточно распространённая.

И, вот, эти, вот, дети, которые несут на себе этот груз — где им черпать силы?

О.Григорий:

— Да, мы все очень разные, и у нас по-разному и психика устроена, и разное воспитание. И, когда человека, например, с детства, не берут на похороны, чтобы не напугать, стараются не говорить, вообще, «на эти темы», то, вырастая, человек несёт на себе, вот, такую особую испуганность перед этой темой. И, может быть, будет неделикатно уже в конце жизни это нарушать.

Но, давайте, всё-таки, проговорим, что есть, такая, нормальная, здоровая церковная ситуация, когда верующий человек... ну... не имеет такого уже... Смерть — это всегда трагедия, это всегда противоестественно, это то, чего не должно быть. Бог не творил смерти. Но и бояться этого, как-то уж особенно, не надо.

Я со своими детьми говорю на эти темы совершенно нормально, абсолютно спокойно, мои дети часто присутствуют при отпеваниях, похоронах, участвовали в проводах самых близких людей. Мы с ними всё обсуждаем, что происходит — как кладут в гроб, как привозят, как происходит отпевание, зачем это нужно...

И я думаю... может быть, я ошибаюсь... но, мне кажется, что, когда мои дети сами пройдут путь своей жизни и подойдут к какому-то финалу, если он будет... такой, вот... постепенный, то им будет не так уж страшно услышать о том, что и их жизнь заканчивается. Они знали с детства... вот, воспитаны в том, что — да, жизнь земная конечна, да, мы к этому подходим.

Я, вот... с папой мы даже не говорили... и в голову не могло прийти, что это может случиться — это было очень скоропостижно. С мамой — мы очень открыто и ясно говорили на эту тему. Мама давала распоряжения, как должна быть устроена её могила... там... какую она хочет надпись... что должно произойти после её кончины... мы всё постарались это исполнить. В общем, не было никаких недомолвок, все понимали, что происходит — что ей осталось жизнь, может быть, дни... может быть, недели... может быть, месяцы...

Мы знаем из житий многих святых, что им Господь открывал о их кончине, и давал возможность, может быть, какие-то последние слова сказать, подготовиться, действительно... и это — некоторая нормальная церковная ситуация.

Я сейчас хочу вспомнить ещё одну замечательную девушку, женщину — юную, маму двух детей, нашу прихожанку. У неё тоже выяснилось, что очень серьёзный диагноз, тоже онкология, и врачи сказали, что ей осталось жить точно не больше года, скорее всего — меньше, и что нет возможности уже никак ничего сделать.

Очень трагическая ситуация, да? Только, вот, детки подрастают... муж любящий... она у нас много чего делала в храме, все её очень любили, и вот — мы все стоим перед тем, что, через короткое время, её с нами не будет.

Я думаю: как мне с ней поговорить? Что я могу ей сказать? И — попытался эту ситуацию, как бы, на себя... вот, мне, допустим, сказали бы такой диагноз — как бы я к этому отнёсся?

И, вот, исходя из этого, я ей сказал, что... ну, там... допустим: «Катя, я думаю, что, в каком-то смысле, тебе очень повезло. Потому, что только святым людям Господь открывает их кончину. И тебе, вот, почти как святой, Господь дал тоже такую милость — дал тебе время на то, чтобы подготовиться».

Вы говорите: «Как подготовиться?» Вспомнить с кем-то какой-то конфликт, по возможности, примириться с этими людьми, поговорить со своими детьми, попрощаться. Конечно же, как можно чаще причащаться Святых Христовых Тайн. Поисповедовать какие-то грехи, которые, может быть, раньше ложных стыд мешал до конца открыть...

И, вы знаете, она, вот, эти последние... ну, почти год своей жизни... ещё год почти она прожила... она совершенно преобразилась. Она стала такой светлой... она, действительно, очень много молилась, была на службе... со всеми примирилась... То есть, можно подготовиться! И она ушла, вот... ну... тоже, вот... невероятно светлая!

Полежала в больнице, в какой-то момент сказала: «Можно мне домой?» — врачи её отпустили. Вернулась домой, со всеми попрощалась... То есть, уйти, подготовившись, можно.

Ну, конечно, бывают и такие случаи, когда, действительно, человеку затруднительно сказать, что ему осталось совсем немножечко.

М.Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям: священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино, проводит с нами сегодня этот светлый вечер.

В студии — Марина Борисова.

Мы ненадолго прервёмся, и вернёмся к вам, буквально, через минуту. Не переключайтесь!

М.Борисова:

— Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается

В студии — Марина Борисова и наш сегодняшний гость — священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино, и мы говорим о том, как проводить в мир иной родителей, и как не разорвать эту связь, не смотря на то, что их земная жизнь закончилась, а наша ещё продолжается.

Вот, тут — очень много всего фольклорного напридумано за много-много веков вокруг ухода родителей. И — как нужно себя вести после их смерти, как соблюдать какие-то, там, обычаи и ритуалы. А главное, что начинается дальше устное народное творчество по поводу — кто, кому и как является... во сне... не во сне... наяву...

Но... я могу сказать, по своим воспоминаниям. Когда умерла мама, я, помню, ловила себя на том, что мне, всё время, хотелось ей позвонить. Ну... я, за всю жизнь, так привыкла, что, если я где-то... или вовремя не могу прийти домой... или мы просто живём в разных местах... мне, непременно, нужно утром и вечером ей позвонить, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. И, вот, это преследовало меня довольно долго... чисто, вот... на каком-то психофизическом уровне. Я, всё время, ловила себя на том, что я тянусь к телефонной трубке, чтобы набрать мамин телефон.

Это... связь, которая очень долго ощущается... чисто, вот... как физическая. И у людей начинаются какие-то смещения — им кажется... призраки какие-то им начинают... они начинают «ловить» родного человека в толпе — такое тоже бывает, что идёшь по улице, и тебе мерещится, что, вот... там... буквально, через три головы... вот... надо просто окликнуть...

То есть, вот, эти какие-то... связки с физическим существованием уже несуществующего физически человека — они остаются довольно долго. И если это помножить на угнетённое состояние — просто, потому, что ты остался один... Когда уходят все твои близкие, ты понимаешь, что ты... вот... как на войне — один в окопе! То есть, тебя некому прикрыть. Тебя некому защитить. Тебе не к кому прислониться. Ты... только, вот, ты — и окружающий тебя мир.

И эта адаптация — она даётся далеко не всем, и нелегко. Что делать в этой ситуации?

О.Григорий:

— Да, то, о чём Вы говорите — это отдельная проблема.

Мы говорили о том, как подготовиться к смерти, о том, что происходит в смерти, о тяжёлой болезни, а есть ещё и такой аспект, о котором Вы сейчас сказали: что из нашей собственной жизни целый сегмент выдирается. То... какие-то вещи, к которым мы привыкли — позвонить, прийти в гости, посидеть за одним столом и выпить чаю, подержать за руку, чем-то поделиться, отправить смс... у каждого своё... но, вот, есть какой-то сегмент жизни, связанный с этим человеком — этого больше нельзя. Это навсегда ушло.

Мне вспоминается сейчас письмо одного замечательного священника, миссионера XIX века, который написал молодой вдове. Он ей писал так: «Ты скорбишь о своём муже — его больше нет с тобою, и твоя жизнь полностью поменялась. Ты должна думать об этом так: как будто, он ушёл работать в соседнюю комнату и крепко закрыл за собой дверь. И ты — не можешь ему помешать, ты не можешь туда зайти — этого нельзя сделать. Но ты знаешь, что он — там, в этой комнате, и что когда-то, однажды, эта дверь приоткроется, и ты тоже сможешь туда зайти.

Вот, так же и в смерти — он перешёл в иное пространство, куда тебе пока доступа нет. Когда-то и ты туда пройдёшь, но сейчас просто знай, что он — жив, что он — у Бога, что он... ну, вот, как бы... работает, занят...»

Что-то подобное говорила моя мама! Сегодня много мы говорим о родителях, и я — вспоминаю собственных родителей. Папа умер на 10 лет раньше, чем мама, и мама говорила: «Мне иногда кажется, что...» — там, где служил мой отец, был, такой, двухэтажный приходской дом, и, вот, мама говорила: «Мне иногда кажется, как будто, я — внизу, на 1 этаже, хозяйством занимаюсь, а отец — наверху, на 2 этаже, работает, но, вот, мне туда — нельзя, чтоб ему не мешать». Вот, это очень перекликается с письмом этого подвижника-миссионера. И, вот, наверное, так мы должны думать о наших усопших.

Да, сегмент из моей собственной жизни вырван... я уже не могу это сделать... но не буду слишком много и так эгоистично думать о себе, о том, что «я не могу»... Да, мне сейчас — нельзя... нельзя позвонить, нельзя прийти... ну, вот... в другом пространстве человек, в другой «комнате»... но я знаю, что он жив. Жив у Бога. Жив в некоей иной реальности. И вера моя состоит в том, что «чаю воскресения мертвых и жизни будущего века».

Моя любовь к этому человеку является залогом того, что, однажды, мы встретимся, что Господь нам это позволит.

Раньше я свою любовь выражал в том, чтоб позвонить и поделиться всем, что в жизни происходит, и узнать, как дела, а теперь — эту же самую любовь — я буду просто немножко по-другому выражать«.

В добрых делах, в память об этом человеке — это очень древняя христианская традиция: в память об усопших, совершать дела милосердия. Кому-то помочь, кого-то поддержать, денег кому-то дать, лекарство кому-то купить. Ну, как бы: «Вот, человек закончил свою земную жизнь... что я могу ему подарить? Ничего земного ему уже не нужно. Но, вот, в копилку его добрых дел — прими, Господи, хороший, добрый поступок. Не для меня, не мне в заслугу... да, и, вообще, какие, там, заслуги... а в копилку добрых дел этого человека — как будто, это он сделал». Вот, делать дела милосердия — это очень древняя христианская традиция.

Вот, это я ему могу подарить. И, конечно, молитва. И в молитве... ну... такое утешение люди находят, когда, вот, подлинно, искренне молятся! Читают Псалтирь, молятся своими словами, приходят в храм, когда чувствуют, что, вот, своих слов не хватает — можно договориться со священником, чтобы послужить панихиду, или поприсутствовать на общей панихиде, когда она служится в храме, и, вот, в этих удивительных словах церковной гимнографии, церковной поэзии... заупокойные тексты — это одна из вершин церковной литургической поэзии... и там говорится больше не о смерти, а о жизни, о том, как жива душа во Христе... вот, в этом всё мы находим утешение. В том числе, для самих себя.

М.Борисова:

— И, всё-таки, когда мы стоим на чине погребения, мы слышим «надгробное рыдание, творяще песнь: Аллилуия...», и перед этим: «Плачу и рыдаю, когда помышляю смерть...» — всё-таки, «плачу и рыдаю», и об этом говорит даже церковный гимн...

О.Григорий:

— Да. Мы уже сказали сегодня, что смерть — всегда трагедия. Если человек умирает в пожилом возрасте, долго болеет, и... даже говорят в русском языке — «отмучился», да? — всё равно, это — трагедия. А, тем более, уж если это — скоропостижно, если это — в молодом возрасте — всегда смерть, какие бы ни были обстоятельства, смерть — это то, чего, вообще, не должно быть в нашем мире! Бог не творил смерть, об этом очень ясно говорится в Библии. Поэтому, конечно, мы и плачем, и рыдаем, и плачем о самих себе, что мы лишились возможности общения, и плачем о том, что такое зло входит, вошло в наш мир. «Последний враг — смерть», — так говорится в Библии. И, вот, этот последний враг — вот, он: перед нами лежит бездыханный человек, который только что был жив. Это — последний враг... конечно, мы и плачем, и рыдаем, и мы осознаём эту трагедию.

Но, вместе с этим, есть и другое. Нельзя замыкаться только на этой трагичности, и... богослужебные тексты говорят и об этом, но и о другом тоже. Знаете, как, вот, один и тот же предмет, с разных ракурсов, очень по-разному можно увидеть. С одной стороны — один будет силуэт, с другой стороны пойдёшь — там совершенно другой. Это — и то правда, и то правда. Просто, с разных сторон.

Так и здесь. Вот, это — трагедия, при взгляде здесь и сейчас. Но, при взгляде из Вечности, это — тайна рождения души в вечную жизнь. И в этой тайне есть что-то пасхальное, что-то радостное, что-то светлое. Этот свет становится очень явным, когда умирает человек праведный, и его, может быть, намного труднее ощутить, когда уходит человек тяжело, после какой-то очень тяжёлой и непростой жизни, но он всё равно... вот, что-то там есть... есть некоторая пасхальная тайна рождения души в Вечную жизнь.

И, когда мы стоим на отпевании, хорошо бы и то, и другое — осознавать. И трагичность происходящего, и, вот, эту пасхальную тайну рождения в Вечную жизнь.

М.Борисова:

— Священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино, проводит с нами сегодня этот светлый вечер.

Мы говорим на очень трудную тему — о том, как мы провожаем в Вечность наших самых близких — родителей — и как нам после этого быть, и как нам после этого жить.

На самом деле, эта проблема, я думаю, стоит у каждого по-своему, но очень многие переживали то, что, вот, мне, в своё время, пришлось пережить после маминой смерти. Ты пользуешься советами и стараешься делать всё, как тебе советуют люди духовной жизни, и это — действует, это помогает.

Но, всё равно, человек так устроен, что, в какой-то момент, он остаётся один на один с тем, что у него внутри, и тут, как сейчас многие говорят, его «накрывает».

У меня, вот, это состояние, когда на меня обрушилась мамина смерть, пришло через год после неё. То есть, я была всё время занята: сначала я за ней ухаживала, потом я её хоронила, потом я представляла себе, что бы хотела мама, чтобы я делала, и я делала. Меня хватило на год.

И, в какой-то момент... то ли от усталости, то ли ещё что-то... я притормозила... и тут — на меня свалилась такая горечь, и она так долго меня не отпускала!

И я знаю, что... почему я рискую поделиться собственным опытом — потому, что я много раз слышала от знакомых своего поколения — так уж получилось, что в нашем возрасте, в основном, провожаешь — очень многие через это проходят. Когда это — эффект... вот... какого-то... «отложенного горя», что ли. И оно тебя настигает тогда, когда тебе кажется, что ты с этим справился, что, с Божией помощью, как-то, самое тяжёлое — позади. А оно — только наступило. Вот... что делать тут?

О.Григорий:

— Это так и бывает. Это так устроена наша психология. И, когда происходит какая-то особенно большая трагедия — несчастный случай, там... внезапно кто-то погиб — все бросаются помогать, утешать... ну, если есть рядом любящие люди.

А, может быть, эта помощь нужна не с самого начала? А немножко попозже, когда все уже забыли о том, что эта помощь нужна? Потому, что... ну, вот, такие законы психики нашей, что самое первое время, как правило, близкие люди — держатся. Конечно, тоже нужна помощь, но самое первое время, особенно когда хлопоты есть некоторые — необходимо организовать проводы... организовать отпевание, организовать похороны, организовать поминки... там... какие-то документы... ритуальные агенты... вот, это всё — человек держится, он должен всё это сделать. Ну... какие-то такие законы психики.

А потом... проходит какое-то время — месяц, два, год, как Вы сейчас сказали — и человеку кажется, что он со всем уже справился, он... вот, может быть, какое-то, такое, внутреннее напряжение, которое в нём было, чтобы преодолеть: я должен сделать, я должен проводить, я должен всё выполнить... и, вот — выдыхаешь... и, в этот момент, как раз, это горе тебя и настигает. И близким — вот, если есть такие близкие, любящие люди — важно об этом помнить, что, вот, эта поддержка нужна не только в первые дни, а нужно очень быть внимательным к человеку, лишившемуся своих близких, и через месяц, и через полгода, и через год. Спрашивать: «А как ты? А что у тебя?» — и... такое, вот... плечо близкого человека — оно может очень помочь, очень поддержать.

«Носите немощи друг друга, и тако исполните закон Христов». Такое, вот, горе о наших ушедших близких — это тоже немощь некоторая, очень естественная, очень понятная. И тут важно, чтобы рядом были другие люди, которые могли бы помочь и поддержать — члены семьи, дети, братья, там, сёстры, родственники, знакомые, друзья, братья и сёстры по приходу церковному...

Вот, если человек чувствует, что его захлёстывает это горе, надо постараться найти того, с кем можно об этом поговорить, кто мог бы с тобой разделить это горе, кто мог бы с тобой помолиться вместе. К священнику прийти, рассказать об этом. И, часто, вот, через общую молитву, через поддержку, через то, что тебя выслушали, восприняли, это горе немножко облегчается.

М.Борисова:

— А ещё я, после маминой смерти, много размышляла о том, что, в принципе, это испытание может дать... Ну, отношения ребёнка и его родителей длятся всю жизнь, и, казалось бы, все краски, все аспекты, все стороны этого общения уже пройдены, и ты можешь только их повторять. Но... почему, вот, на исходе жизни, такое вдруг острое испытание? Для чего?

И, вы знаете, совершенно неожиданно, ко мне очень простая и, может быть, тривиальная мысль пришла в голову. Вот, у Марины Цветаевой есть одно из самых ранних её стихотворений, которое заканчивается словами:

«... Послушайте, ещё меня любите

За то, что я умру...»

Меня, просто, вот... как будто... знаете, бывает такое — как будто тебя пробило электрическим током! Ведь, на самом деле, мы забываем любить своих родителей — потому, что мы забываем, что они — умрут. В особенности, когда ссоримся... когда они уже в пожилом возрасте... когда что-то в них раздражает... когда что-то кажется... уже, вот... какие-то старческие завихрения...

И я ловила себя на том, что когда я ходила в магазин... бывает... днём, там, около кассы скапливается какое-то количество пенсионеров, которые приходят... там... какие-то акции, какие-то скидки... и, вот... они, обычно, начинают там считать деньги и как-то очень долго суетиться... и стоишь, бывало, в этой очереди, и думаешь: «Господи, ну когда же они уже... я бы сама заплатила, только бы побыстрей!»

И, тут, после маминой смерти, я обратила внимание, что мне их безумно жалко... мне, вот, каждого этого старика, который не может... там... правильно посчитать свою сдачу... мне хочется обнять... я не знаю... всё сделать для них! Просто, потому, что эта мысль меня преследовала — они же умрут скоро! Как же мы, вот, идём мимо, мы на них сердимся, раздражаемся... а их... там... через минуту — не станет! А потом, так же, через минуту — не станет нас...

Вот, эти мысли — они родились, как раз, вот, на фоне этих переживаний и прощания с мамой.

И, я думаю, может быть, самое главное, что нам посылается в этом испытании — это оживить любовь?

О.Григорий:

— Да. Вообще, вот, самое главное, что есть в жизни — тем более, в христианской жизни — это любовь. И любовь к нашим пожилым близким — это то, что... ну, напрямую заповедано от Бога: почитай отца и мать. И очень нормальное христианское чувство — видеть отца и мать не только в родных родителях, но и в любом пожилом человеке... видеть того, кто был до тебя, того, кто что-то передаёт твоему поколению. И не только в христианской, а, вообще, во всех, таких, вот, традиционных религиозных культурах всегда это вшито — почтение к старшим, уважение к старшим.

К сожалению, сейчас это у нас, во многом, потеряно, и, когда есть примеры такого, всё-таки, очень внимательного отношения к пожилым людям — это очень радует. Противоположные примеры, наоборот, очень огорчают.

Иногда... так, вот... с пренебрежением говорят: «Ну, вот, ты молодец — перевёл старушку через дорогу...» — а это большое дело! Уступить место, перевести через дорогу, потерпеть, действительно, в очереди, как Вы сказали, помочь... там... с вещами справиться — это большое, важное и очень нужное дело. И хотелось бы, чтобы у нас этого было больше и больше.

И Господь даже поясняет — Он говорит: почитай отца и мать, чтобы ты был долголетен на земле. И, вот, тот, кто... опыт, действительно. это показывает, что тот, кто имеет такое, вот, особое почтение, особое уважение, особое внимание к пожилым людям, земная жизнь того человека устраивается как-то крепко и разумно. И она, действительно, такая, вот — продолжительная, уверенная и стабильная.

Так, что этому очень важно учиться, и к родным родителям, и, вообще, к пожилым родственникам, да и к незнакомым пожилым людям проявлять особое внимание.

М.Борисова:

— Но ещё есть особая культура общения с родителями, которые уже перешли в мир иной. Происходит это, как это ни печально, чаще всего, всё-таки, на кладбище. Я и думаю: а почему — на кладбище? Да, безусловно, за могилами надо ухаживать, и нужно их посещать, но есть же церковь, в которую можно ходить и общаться со своими умершими близкими, практически, без всякого посредства! Без грабель и лопатки, без веника... вот, просто — с ними прийти пообщаться.

Надо убираться на могиле, но это не главное...

О.Григорий:

— Пообщаться можно даже и у себя дома: почитать немножко Псалтирь, вспомнить их, обратиться к ним с какими-то словами — это можно и должно. И это не должно собой заменять церковную заупокойную молитву — и дома мы помолились, но потом и в храм пришли, и на панихиде постояли. Особенно, когда какой-то день памяти. А это не должно заменять и посещение кладбища, и уход за могилами. И то, и другое, и третье — это всё составляющие части нашего почтения к уже усопшим нашим родителям.

В родительскую субботу прийти, вспомнить. В день кончины. Может быть, собраться с другими — близкими, друзьями. Поделиться какими-то хорошими воспоминаниями. Это — важнейшая часть церковной культуры.

Мне когда-то отец, я помню, дал стопку записок о упокоении и сказал: «Давай, читай, молись...» Я был мальчишкой, только начинал алтарничать, и я говорю: «А зачем? Я даже не знаю этих людей». Он говорит: «Молиться за усопших — это важнейшая обязанность христианина». Даже за незнакомых. А уж, тем более, за родных родителей. И эта молитва — ещё раз скажу — должна быть и дома, и в храме, и на могилке тоже.

М.Борисова:

— А общецерковная молитва? Ну... я имею в виду, что частная молитва, когда ты подаёшь записку и стоишь на панихиде...

О.Григорий:

— Нет... в храме ты можешь и прийти просто... в открытые двери храма зайти и самому помолиться. Но я сейчас имел в виду даже не это, а... прийти, когда служится панихида, прийти в день родительской субботы... так и называется — «родительская суббота», потому, что мы в этот день вспоминаем своих родителей и прародителей, и, вообще, всех от века усопших отец, братий и сестёр наших.

И... как, вообще, в жизни христианина... частная, или, как мы говорим, келейная молитва не заменяет собою соборной, церковной молитвы. А соборная, церковная молитва не отменяет необходимости частной молитвы — и то, и другое нужно для здоровой духовной жизни человека. Нужно уметь и самому помолиться, и участвовать в общецерковной молитве — это касается и молитвы об усопших.

Многие, кстати, приходят на панихиду, а в Литургии, например, не участвуют... а высшая форма церковной молитвы о наших усопших — это заупокойная Литургия, которая служится в дни родительских суббот. Очень важно бывать на этой Литургии, и, может быть, причащаться Святых Христовых Тайн — выше литургической молитвы ничего нет.

М.Борисова:

— Спасибо огромное за эту беседу!

Сегодня этот час «Светлого вечера» с нами провёл священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино.

С вами была Марина Борисова.

До свидания, до новых встреч!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Преподобный Максим Исповедник». Петр Пашков
• «Ремесло пекаря». Валентин Максимов
• «Святитель Григорий Нисский». Алексей Гагинский