«Помощь детям из детских домов». Священник Феодосий Амбарцумов

У нас в гостях был отец 16 приемных детей, руководитель центра приемных семей «Умиление», руководитель координационного центра по работе с детьми-сиротами отдела по церковной благотворительности и социальному служению Санкт-Петербургской епархии священник Феодосий Амбарцумов.

Разговор шел о поддержке детей из детских домов, о значении усыновления для сирот и о том, как можно помочь тем детям и подросткам, главное желание которых — обрести семью.

Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский

В. Рулинский

— Добрый день, это Радио ВЕРА, программа «Делатели», с вами в студии Тутта Ларсен...

Т. Ларсен

— И пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.

В. Рулинский

— У нас замечательный гость, священник Феодосий Амбарцумов, отец Феодосий приехал к нам из Петербурга. И я позволю себе представить этого прекрасного гостя, должностей у него очень много, это и руководитель православной «Детской миссии» преподобного Серафима Вырицкого, директор центра приемных семей «Умиление», руководитель православной школой приемных родителей при Александро-Невской лавре, ну и еще отец шестнадцати приемных детей с инвалидностью. Все правильно, отец Феодосий?

о. Феодосий

— Добрый день. Немножко подкорректирую: у нас школа приемных родителей находится не при Александро-Невской лавре, хотя и на территории, а при Отделе по церковной благотворительности и социальному служению Санкт-Петербургской епархии. И стоит упомянуть, что еще одна должность, она так долго звучит: руководитель Координационного центра по работе с детьми-сиротами Отдела по церковной благотворительности Санкт-Петербургской епархии.

Т. Ларсен

— Можно сразу про «Детскую миссию» рассказать, потому что когда ты сказал «Детская миссия», я так понимаю, что это, наверное, миссия заботы о детях, но в то же время мне почему-то вдруг представилось, что это какая-то особая миссия ребенка в Церкви и, может быть, это (сейчас глупость какую-то скажу), но почему-то мне представилось, что это вроде такого отряда маленьких тимуровцев христианских, которые что-то тоже с младых ногтей, из своих детских возможностей чему-то учатся и что-то делают, но, наверное, это я сочиняю.

о. Феодосий

— Ну, отчасти, потому что изначально, конечно, это не тимуровцы, по крайней мере не маленькие тимуровцы, у нас все так спонтанно получилось, зародилась «Детская миссия» в Духовной академии Санкт-Петербургской, как волонтерское движение семинаристов.

Т. Ларсен

— Помощь детям.

о. Феодосий

— Сиротам, детдомовцам даже, прямо вот именно воспитанникам детского дома. И с этого все началось, то есть мы стали работать с одним детским домом в Ленинградской области, познакомились с детьми, ну и это все перевернуло, в результате мы в какой-то момент, когда у нас уже было несколько детских домов, с которыми мы работали и много волонтеров, мы поняли, что Духовная академия это ...ну, уже пора что-то такое делать самостоятельно, то есть все-таки Духовная академия — это учебное заведение со своей направленностью, там есть социальное аспекты, работа социальная, но не до такой степени, потому что в нашей жизни «Детская миссия», она всю эту нашу жизнь и заполнила, меня и моих близких, помощников, товарищей, и тогда мы создали уже благотворительный православный детский фонд.

В. Рулинский

— Я так понимаю, отец Феодосий, что все начиналось с вашей еще учебы в семинарии, когда образовалось какое-то сообщество людей, которые хотели как-то помогать?

о. Феодосий

— Не учебы, я закончил Академию духовную и был оставлен преподавателем, и вот молодой преподаватель, мне было 25 лет тогда, даже, знаете, я всегда люблю об этом говорить: мне никогда социальные темы не были близки вообще, то есть вот до 25 лет, я восемь лет учился в духовных школах, я никогда в жизни, можно сказать, старушку через дорогу не перевел, я не посетил ни одно социальное учреждение...

Т. Ларсен

— А что случилось в 25 лет?

о. Феодосий

— Вот сейчас скажу. И жил исключительно вот этой семинарско-богословской жизнью, книгами, учебой. А в 25 лет я остался преподавать, но преподавал и кроме этого был референтом ректора владыки Константина, и мне стали поручать разные задания по этой линии от ректора. Однажды он пригласил меня в свой кабинет, там были какие-то люди, и он сказал: «Вот это межвузовская ассоциация „Покров“, (может быть, слышали, в Петербурге такая есть) и вот, — я тогда был Феодосий Николаевич — Феодосий Николаевич будет у вас координатором от Духовной академии в этой ассоциации». Ну как-то мы так поговорили, у нас был долгий разговор, меня очень вдохновила их деятельность, они занимались разными направлениями по работе с молодежью и в частности там была работа с Лопухинским детским домом в Ломоносовском районе Ленинградской области. И мы так подсоединились к этой работе, стали принимать детей в Духовной академии, они приезжали к нам, и вот эта встреча, они к нам пришли первые...

Т. Ларсен

— Они в гости к вам приезжали, на экскурсии?

о. Феодосий

— Экскурсии, да, там целая программа была, бывало, даже на два дня приезжали с ночевкой, мы организовывали в гостинице Академии ночевку для них.

Т. Ларсен

— Расскажите про первую встречу с детьми.

о. Феодосий

— А первая встреча: мне сказали, что вот приезжают дети из Лопухинского детского дома, их привозит межвузовская организация «Покров», вы должны организовать встречу.

Т. Ларсен

— Вам не страшно было с кучей детей неизвестных встречаться?

о. Феодосий

— Нет, что вы, никакого страха никогда не было, потому что я уже тогда был дежурным помощником проректора по воспитательной работе и семинаристы, они пострашнее, чем дети, то есть все это было гораздо проще, как мне казалось. И нужно было организовать трапезу в трапезной Духовной академии, нужно было организовать экскурсию по Академии, посещение богослужения, тоже такое умеренное, чтобы они не устали, и потом у них была экскурсия по городу. Отрезок времени, который они провели в Академии духовной — это то, что перевернуло всю мою жизнь, если кратко сказать. Я когда их увидел, встретился, познакомился, я тогда не думал, что это так будет, но это было настолько как-то потрясающе, знаете, это была действительно встреча.

Т. Ларсен

— Ну а что, вам стало их жаль, или вы испытали к ним какую-то нежность, или вы поняли, что вам хочется взять на себя за них ответственность, что это было за чувство?

о. Феодосий

— Все вместе, но самое, наверное, глубокое было какое-то ощущение — вот у человека нет одежды, тебе его жалко, хочется купить ему одежду, нет пищи, ты беженцам помогаешь и так далее, а здесь ты видишь, что он человек одинокий именно в каком-то глубоком таком онтологическом смысле, вот эта брошенность, сиротство, собственно, вот это сиротство, оно так глубоко резануло, и...У меня отец умер, мне было шесть лет, нас мама воспитывала с сестрой, но я не переживал такого ощущения, потому что все-таки у нас был дом, семейный очаг, мама о нас заботилась, а они были хорошо одеты, хотя это был областной детский дом, у них были телефоны лучше чем у меня, то есть они были в каком-то плане в комфорте, но вот ощущение, что они, знаете, есть какие-то пласты жизни, семинария своей жизнью живет, а детский дом — это как что-то между мирами, где находятся те, которые никуда не встроены, и вот эта невстроенность никуда, что: да-да-да, мы их накормим, напоим, но они не войдут в нашу жизнь, они будут там, где наши налоги организовывают нашу защищенность от того чтобы их взять как-то поближе. И вот само это ощущение: не хотелось расставаться, именно расставаться не хотелось, да, и отсюда, наверное, все и пошло, и это было никакое не умственное представление, ни какие-то умозаключения, это было именно глубокое переживание. И это привело к тому, что постепенно-постепенно, знаете, как поток неудержимо сметает все на своем пути, так и здесь, то есть когда... как «вкусивши сладкое, не захочешь горького», и вот вкусив этой работы, этого общения, этой жизни даже, нам хотелось больше, больше, у нас команда была несколько человек, и преподаватели, и студенты, и мы начали...слово «помогать, наверное, не очень хорошее здесь...

Т. Ларсен

— В них участвовать.

о. Феодосий

— Да, участвовали во всем, где можно было, везде мы были, начиная от церковных составляющих: поездок, крещений, причастия, заканчивая копанием картошки, игр в футбол и так далее, в самой жизни и проблемах их, которые были очень большие на ту пору у некоторых. И потихонечку, знаете, как солнце всходит, все остальное, и звезды тускнеют — тускнело богословское образование, тускнело референство, все это тускнело и остались только они.

В. Рулинский

— Я правильно понимаю, что, получается, вы начинали с какого-то такого подхода, попытки рассказать о православии детям, но потом поняли, что им надо давать больше и вот этот переход именно к тому, что надо давать больше...

Т. Ларсен

— И главное, что давать.

В. Рулинский

— Да, и что давать, это же такой очень важный переход, да?

о. Феодосий

— Конечно, но там видите, какая была история: действительно, когда я начал думать, то...Может быть, специфика семинарская такая, долгая, традиционная, основательная и мне казалось, что наша задача — научить, то есть когда у нас уже было несколько детских домов, я думаю: ну, всех не заберешь, мы люди церковные, кто еще, как не мы, можем им донести основы церковной жизни, дать им, даже мы так говорили: дать им в жизни духовно-нравственный фундамент, чтобы, почувствовав Церковь, они вкус ощутили к церковной жизни и выйдя из учреждения, уже имели под ногами такое церковное основание. Но все это, конечно, было теорией, в реальной жизни все было по-другому и в конечном итоге, с одной стороны, мы видели, что идет работа, то есть ездят волонтеры, семинаристы, рассказывают, но я помню, был случай, мы знали там одного ребенка в одном детском доме тоже питерском, она маленькой девочкой поступила в детский дом, родители погибли в автокатастрофе, вот такая ситуация, именно сирота-сирота, в основном у них есть родственники, родители, а вот здесь не было. И ей было годика четыре, такая маленькая, несчастненькая, через годик она приезжает, такая же маленькая, несчастненькая, но кроет матом уже вокруг, это что-то такое было, я думаю: надо же как, и волонтеры там работают с ними, и в храм они ездили, но вот сама среда, раз в неделю, два раза в неделю если ты ездишь...

В. Рулинский

— Все равно не поможет.

о. Феодосий

— Да, а потом случились события, которые повернули нас на путь опекунства, приемной семьи.

В. Рулинский

— События, я так понимаю, связанные с Анечкой, да?

о. Феодосий

— И с Анечкой, и с некоторыми потом другими детьми, но вообще да.

Т. Ларсен

— Расскажите, я не знаю про Анечку.

В. Рулинский

— Самый известный ребенок «Детской миссии», самый любимый.

о. Феодосий

— Человек-легенда, которая, там даже у нее был эпизод: встреча с Владимиром Путиным и вот эта встреча, там именно характерно, про нее все рассказывали, рассказывали, и приезжали телеканалы, снимали ее в Вырице, она давала интервью на своем тарабарском языке, пока еще говорить не умела, и к какому сознанию это ее привело в конечном итоге, сейчас я вам это скажу, а прежде в двух словах, я много об этом говорил: в одном детском доме мы очень хорошо сотрудничали, там работа шла, а почему хорошо — потому что воспитатели и руководство было настроено на такое тесное взаимодействие с Церковью, когда есть такой настрой, тогда все шло как по маслу. Я помню, воспитательница говорила: «Дети после посещения храма как святой водой умытые, на них вот эта накипь всеозлобленности, досады, чувства предательства, вот это все уходит и они какое-то время как просветленные». И однажды мы с ней встретились, и она говорит, что: «Вы знаете, сейчас и государство у нас, и Церковь настроены, чтобы детей всех в семьи раздавать, детские дома сокращать (но это правда), а вот к нам сейчас девочку перевели из дошкольного детского дома, которую никто никогда не заберет». Вот так вот.

В. Рулинский

— А что случилось после, мы узнаем после короткой паузы.

В. Рулинский

— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА, с вами в студии Тутта Ларсен...

Т. Ларсен

— Василий Рулинский.

В. Рулинский

— И у нас в гостях священник Феодосий Амбарцумов, руководитель православной «Детской миссии» преподобного Серафима Вырицкого, руководитель центра «Умиление» в городе Вырица. И мы хотели бы предложить всем нашим радиослушателям поддержать центр приемных семей «Умиление», для этого нужно перевести на номер 3434 сумму пожертвования, написав слово «центр», поставив пробел и написав сумму, например: «центр» пробел «300», а если вы хотите стать приемным родителем в Санкт-Петербурге, то вы можете зайти на сайт центра umilenie.ru. А что было дальше, отец Феодосий нам расскажет прямо сейчас.

Т. Ларсен

— Да, итак, девочка, которую никто никогда не возьмет, это почему же?

о. Феодосий

— А вы знаете, после этого была встреча, но до этой встречи, просто как факт, у меня как-то внутренне было, сразу думаю: а мы заберем. Хотя мы ее не видели и не знали, в чем дело, но настолько этот приговор прозвучал как удар колокола, думаю: как же так? Причем у них был уже интернат, то есть с семи лет дети там находились, раз только перевели, значит, ей было семь лет, это еще маленький ребенок, сколько лет у нее впереди, либо она проведет их в детском доме, либо в семье, ну и как-то кольнуло сердце, сильно причем, а с сердцем много чего потом было связано в отношении этого ребенка. И тут сыграл еще свою роль отец Иоанн Миронов, наш старец, такой духовный покровитель, который очень сильно возлюбил эту Аню Яковлеву. Мы познакомились с ней, действительно, девочка, звали Аня, фамилия Яковлева, ей было семь лет, она не могла говорить и была крайне агрессивная, крайне, то есть она была маленькая, худенькая и очень, невероятно агрессивная в плане того, что она царапалась, кусалась, бороды для нее были вообще как красная тряпка, она драла их с невероятной силой и все наши батюшки, они все пострадали от нее очень сильно, это не было игрой или шалостью, это было очень больно, невероятно, отца Иоанна она дернула так, что у него слезы на глазах выступили. И вот это был первый период.

В. Рулинский

— По-моему, она очень сильно ругалась еще.

о. Феодосий

— Ругалась матом, коротеньким словечком, но часто, она много не говорила, не могла говорить. И, вы знаете, вместе с тем было ощущение какой-то невероятной трагичности у нее, то есть она была для нас, как вот символ сиротства, а отец Иоанн Миронов, как символ Церкви, и вот когда они встретились, для меня это было, как Церковь навстречу детям, то есть один из самых маститых, опытных священнослужителей, ему 96 лет сейчас будет, встретил маленькую сиротку и возлюбил ее просто невероятно, история их отношений это можно отдельную книгу написать. Началось все с того, что он тогда ее увидел, она его дернула за бороду, он мне сказал, что самым хорошим ребенком будет, и я не поверил, конечно, тогда, много раз об этом говорил, что: ну а что тут еще скажешь, когда мы вдвоем ее держали, чтобы она батюшку не искусала совсем, что еще скажешь в такой ситуации, ну, утешение такое. Но прошло два года, и Аня Яковлева пошла в школу, поступила в иконописную мастерскую, и сейчас я смотрю, мы с ней разговариваем, общаемся, ей 19 лет, вся эта жизнь, 12 лет прошло, они прошли под покровом, под епитрахилью отца Иоанна, причем бывали ситуации, когда он прямо говорил, «моя профессорша» он ее называл, потому что она в очочках была, и для него вот есть Аня, есть все остальные дети, вот он так и говорил всегда. Я помню, мы однажды приехали: я, еще со мной два священника было, и мы позвонили помощнику отца Иоанна, можно ли батюшкам зайти и я говорю, что вот три батюшки и девочка, и он так: «ну батюшки — да, а вот девочку...» Ну, думаю, возьму, я же знаю, какой батюшка. И вот мы подходим к домику, отец Иоанн открывает калитку: «Заходи, Анечка, к отцу своему духовному», обнимает ее и поворачивается к нам спиной, и они уходят вместе, а мы как втроем стояли, так и остались стоять. И я говорю: вот, понимаете, что такое для него...И были случаи, когда: «Там дети приехали? — Приехали, в алтаре». Встает: «А Анечка приехала? — Нет, Анечка заболела. — Ну так я и выходить не буду». Садился и не выходил, вот так даже. И много чего, и в конечном итоге он ее исцелил в полном смысле слова, конечно, у нее какие-то вещи остались, то есть нельзя сказать, что она здоровый человек.

В. Рулинский

— Я видел ее иконы, это фантастические, замечательные иконы.

о. Феодосий

— Да, в наш храм на Гжатской она написала икону «Умиление» под руководством педагога, но это она сделала, это не то что ее рукой водили или вообще педагог рисовал. И вот это был поворот, но там даже еще хуже было, ее мы стали привозить к отцу Иоанну, просто по-волонтерски так, забирая на гостевом таком режиме на службу, а потом ее в Сергиевскую больницу отправили, немудрено, что она творила, ее любимым занятием было: она ходила, раскачивала тапок на ноге и швыряла его в люстру, желательно чтобы попал и разбил, и с успехом все это у нее было. Она могла подойти, взять тарелку со стола, раз, куда-нибудь там ее.

Т. Ларсен

— Слушайте, но это удивительная история, это просто какое-то чудо, но ведь наверняка же бывали ситуации с другим финалом за все эти годы. Вот у людей, которые занимаются профессионально благотворительностью есть такой процесс и такой термин, как «выгорание», мне кажется, что человек светский, может, я ошибусь, но он как-то больше права имеет на это выгорание, на то, чтобы разувериться в людях или на то, чтобы устать, в какой-то момент отступить, а может быть, вообще отступиться, а священник, мы от священника ждем какого-то суперменства, какого-то сверхчеловеческого терпения, внимания, доверия, веры в нас, в людей, но ведь у вас, наверное, тоже были, я понимаю, что Аня — это просто символ и смысл служения, каждый раз, когда ты думаешь о выгорании, наверное, ты думаешь: а вот Аня пишет икону «Умиление». Но как сохранить ту же любовь к детям, когда эти дети ведут себя хуже многих взрослых, например, есть же такое?

о. Феодосий

— Разные категории детей, есть подростки такие, все это да, и были ситуации потяжелее, чем с Аней в плане таком, социальном. Знаете, во-первых, профессиональная благотворительность это получается что не совсем и ко мне, мы всегда старались, была стерта грань между жизнью и работой всегда, это не было работой, мы не уходили в свой мир, оставляя детей. Не то что это гордость какая-то и ни в коем случае мы не хотим никого обидеть, но это как-то шло изнутри, хотелось жить так, одной жизнью. Что было, было какое-то, вот сердце сжимается, сильно болит, когда были такие ситуации, что вот слезы сдерживаешь прямо физически, потому что чувствуешь, что когда с такими детьми сталкиваешься, видишь его поведение, что он говорит, как он себя ведет и понимаешь, что вот эта беззащитность, смешанная с тем, что сколько вложено зла у этого ребенка, сколько его...

Т. Ларсен

— Предали.

о. Феодосий

— Не только предали, но и...ой, это просто эмоциональная такая буря, знаете. Но вот здесь знаете, как старец Софроний (Сахаров) говорил, что боль души рождает энергию, это не то, что ты садишься, каждый день пишешь одинаковые письма, еще что-то, это то, что не дает тебе утонуть в каких-то будничных рутинных делах.

Т. Ларсен

— Ну, это как когда говорят, что ты не любишь грех, но ты любишь человека, из того что вы говорите, у вас есть способность даже за каким-то отвратительным поступком или образом жизни человека увидеть его беззащитность и его тоску, что ли, по любви, вот эту оставленность, жалость к нему, сострадание перевешивает возмущение и гнев его дурным поведением.

о. Феодосий

— Да, и так, но и даже не гнев, гнев — это обычно уже такие сформировавшиеся подростки, там другая история, там нужно уже такое кропотливое, духовная больше собственная работа, потому что ты ему какое-нибудь слово говоришь, чтобы оно проросло, но ты не можешь это делать, если ты сам его не тянешь на своих плечах при этом, так чтобы он этого не осознавал, потому что подростки — это отдельная категория такая, которая очень остро все переживает, а здесь нет, это из такого момента, когда ты видишь, засыпает ребенок и слышишь тихо, как вот она: «Где моя мама? Где моя мама?» и так много раз и ты знаешь, где и что, ну вот ты даешь все что можно, стараешься, а все равно вот горькая тоска такая, а ее нету, понимаете, ничего ты с этим не сделаешь. Ну вот так все.

В. Рулинский

— Да, я знаю, что дети переживают вот эти все события очень тяжело и это даже выражается в каких-то физических проявлениях, в раскачивании, известное, может быть, кто-то помнит такие видео, многие фильмы про это сняты, как дети в детских домах просто раскачиваются из стороны в сторону, потому что их недолюбили, их недообняли, они не получили того, что получают от папы и мамы каждый из нас в свои первые годы и, это, конечно потом ложится травмой на всю жизнь. И я знаю, для меня удивительная история была, что супруга отца Феодосия Надежда, еще до того, как они поженились, она уже двух взяла детей и сама воспитывала, одна детей с инвалидностью взяла как волонтер. Вот эту историю про то, как она стала вашей супругой, как потом дальше развивалось все, мы узнаем спустя некоторую паузу.

Т. Ларсен

— Вы слушаете программу «Делатели» на Радио ВЕРА, с вами пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский...

В. Рулинский

— И Тутта Ларсен. И наш замечательный гость, отец Феодосий Амбарцумов, гость из Петербурга, отец 16 приемных детей с инвалидностью, руководитель социального центра «Умиление», если вы хотите поддержать центр приемных семей «Умиление», необходимо отправить смс на номер 3434 со словом «центр», поставить пробел и написать сумму, например, «центр пробел 300», а если вы хотите стать приемным родителем в городе Санкт-Петербург, то можно зайти на сайт центра umilenie.ru и там вы сможете узнать всю информацию.

Т. Ларсен

— Расскажите про вашу семью.

В. Рулинский

— И про Надежду, которая фантастическим образом одна решила воспитывать двух детей с инвалидностью, а потом стала вашей супругой.

о. Феодосий

— Здесь, видите, так это все с волонтерства начиналось, волонтерство было основой нашей встречи...

Т. Ларсен

— Когда вы познакомились, у нее уже были дети, да?

о. Феодосий

— Нет-нет, это все произошло уже в процессе, когда она уже стала волонтером, стала активно посещать детский дом и так вот просветилась именно на этом поприще волонтерском, если говорить таким языком, активный волонтер, который был в состоянии организовать работу в крупном достаточно детском доме со сложными детьми, инвалиды там были, подростки, ну вот, пожалуй, самые такие категории, и тогда я обратил на нее внимание. Но это была комплексность такая, то есть, с одной стороны, отец Иоанн Миронов, который нас благословил и окормлял, но с другой стороны, это не было ни в коем случае таким, по благословению, это действительно шло из глубины, и встретились на профессиональной такой почве: и я, и она занимались работой с детьми-сиротами. И как-то все ближе, ближе и в конечном итоге таким естественным образом у нас создалась семья. А потом было так, что мы не планировали создавать многодетную семью, приемные дети, не было никаких планов, как шло, так и шло, но постоянно были какие-то ситуации, когда перед нами стоял выбор, забирать ребенка или не забирать.

В. Рулинский

— Я помню очень четко, что когда я впервые познакомился с отцом Феодосием, у отца Феодосия было, мне кажется, восемь детей с инвалидностью, вот сейчас прошло не знаю сколько лет, но сейчас уже шестнадцать, я все как-то спрашиваю батюшку: а когда, собственно, вы остановитесь?

Т. Ларсен

— Когда вы спите?

о. Феодосий

— Отец Иоанн Миронов, встречаю, говорит: «двадцать два», но здесь о цифрах не хочется говорить, тут разные формы, одно дело — 26-летний парень, который инвалид и вышел уже в состояние такое, это уже подопечный скорее, другое дело — дети, которые ходят в школу, в кружки и так далее. Всегда с каждым ребенком связана своя история, мы даже говорили с Надеждой о том, что у нас самые вот эти разные срезы сиротской проблемы, кто-то возвращенный вторично...

В. Рулинский

— Причем и третично тоже бывает, да?

о. Феодосий

— Да, и третично, чтобы не сказать даже еще больше, то есть прошедший четыре семьи было.

В. Рулинский

— Это же ужасно травмирует детей.

о. Феодосий

— Ну вот так, да. И это же все хорошие люди, по большому счету, не справляется, не может. Одна женщина, помню, возвратила ребенка, мальчика со словами: «ему нужно очень много любви», понимаете, хотя мы брали даже благословение отца Иоанна, подводили и так далее. Потом инвалиды, подростки, братья и сестры возвращенные и еще же направление, которое связано с отношением с родственниками, например, детей, которые находятся в детском доме. В общем, это целый большой пласт, входя в который ты понимаешь, что это вся жизнь, здесь нельзя какой-то кусочек, какую-то полочку выделить и сказать: вот я этим занимаюсь, а плюс еще тем-то и тем-то.

В. Рулинский

— Отец Феодосий, а что такое вообще сегодня центр «Умиление», потому что, по-моему, мы про это сегодня не говорили, надо просто как-то, наверное, описать, кто эти люди, кто живет, я так понимаю, что это деревня такая, можно сказать, компактного проживания, да?

о. Феодосий

— Да, центр приемных семей — это сообщество православных приемных семей, взявших на воспитание из детских домов детей-сирот, детей, оставшихся без попечения родителей, в том числе детей-инвалидов, не исключительно, есть представление такое, что у нас вот инвалиды в основном, ну действительно, есть инвалиды, немало, у нас на сегодняшний день 43 всего подопечных, из них, наверное, 25 с инвалидностью.

В. Рулинский

— И все вот эти семьи, которые живут в Вырице — это семьи волонтеров, правильно?

о. Феодосий

— Бывших волонтеров. Все-таки, когда волонтер становится опекуном, по большей части он перестает быть волонтером, может быть, это и нормально, потому что это другой совершенно формат и ты ребенка этого забрал, новый этап жизни наступает. И да, подавляющее большинство — это бывшие волонтеры.

Т. Ларсен

— Мне хотелось вернуться к понятию «Детская миссия», вы уже объяснили, что «Детская миссия» — это участие в детях, но ведь дети вырастают и, наверное, благодаря тому, что в них вложено волонтерами и вами, они тоже, может быть, приобретают какую-то миссию и в жизни, а может быть, в участии в других таких же детях, как они. Ваши воспитанники, вырастая, они возвращаются в волонтерскую деятельность, они помогают, они поддерживают?

о. Феодосий

— Ну нет, еще рановато об этом говорить, мы большей частью то, что касается инвалидов, все-таки это скорее такое внедрение в церковную среду, кто-то алтарник, кто-то охранник при храме, кто-то свечница, иконописец и хор, вот так, то есть наша задача дать им возможность по мере сил, социализация фактически, но в церковной ограде. Что касается волонтерства, то среди выпускников «Умиления», может быть, там два-три человека максимум, у нас первая волна все-таки была практически инвалиды одни, именно первая, начали мы с этого и поэтому да, они подросли, но именно волонтерство в полной мере...

Т. Ларсен

— Да, у них другие задачи.

В. Рулинский

— А вот вопрос здесь такой, достаточно важный, мне кажется, особенно для любого человека, у которого есть ребенок с инвалидностью: что ждет сегодня ребенка с инвалидностью, когда он станет взрослым и дальше, понятно, что мы все не вечные, и этот вопрос, понятно, что когда они дети, можно плюс-минус совладать с ними, когда они взрослые это уже сложнее, здесь вопрос: как вы для себя видите дальнейшую перспективу и, может быть, не только в отношении конкретно «Детской миссии» и «Умиления», а в отношении всех людей, кто сейчас в такой ситуации находится, кто воспитывает ребенка с инвалидностью.

о. Феодосий

— Это же проблема проблем, если говорить всех людей, так, слушайте — психоневрологические интернаты, пожалуйста, вот и все, о чем говорить. Тяжелая такая тема, и с психоневрологическими интернатами мы знакомы и общались, и даже пара человек у нас оттуда есть. Если из детских домов еще кто-то кого-то забирает, то вот из психоневрологических интернатов уйти в семью уже взрослым таким инвалидом, которому тоже нужна семья...

В. Рулинский

— И никого у него нет.

о. Феодосий

— И наоборот, туда отправляют родственники, чтобы доживали свою жизнь. У нас все-таки тут два аспекта, один аспект — что никто не вечен, вот вы говорите, все-таки у нас, слава Богу, организация есть, много людей и вот это сообщество приемных семей, оно во всех смыслах помогает, то есть не получится так, вторичное сиротство у нас практически исключено, то есть в детский дом они не попадут, если только сами, конечно, не захотят, такое тоже не исключено, не сложившиеся отношения с опекунами и так далее, это один момент. А что касается социализации, то все-таки пока мы видим это, как такое стратегическое направление в рамках нашего прихода, там хозяйство монастырское в Псковской области отец Иоанн Миронов создает, там они встраиваются потихонечку, именно потихонечку, но встраиваются и слава Богу, и им нравится, и их там ценят, и то количество, которое пока у нас есть, оно вполне трудоустроится по этим направлениям. При этом мы, конечно, не закрываем дорогу тем, кто хочет уйти в мир, но это пока единицы.

В. Рулинский

— Это же действительно очень точечная работа, то что мировая практика показывает — это всегда такие инициативы на местах конкретных людей для определенного количества людей, вот совсем небольшого и тогда это может прорасти, если это действительно такой семейного типа проект.

о. Феодосий

— Но это должно все-таки прорасти, потому что, знаете, 43 ребенка — это хорошо, но недостаточно.

В. Рулинский

— Да, а в стране у нас больше ста тысяч детей, людей в психоневрологических интернатах.

о. Феодосий

— Да, здесь, конечно, должна быть система, прежде всего система церковная, которая могла бы...

В. Рулинский

— А вот в связи с этим вопросом еще один такой, достаточно часто звучащая тема — это церковные детские дома, часто возникает такая тема, что люди собираются, какие-то подарки собирают, думают: сейчас отвезу, привезу, помогу, детские дома при монастыре. У вас совсем другого типа проект, у вас центр приемных семей, почему в семье лучше, чем в детском доме, даже в церковном?

о. Феодосий

— Ой, слушайте, ну это же, что тут сказать, Бог детских домов не создавал, — мы обычно говорили в свое время, это создало человеческое стремление как-то отгородиться от тех проблем, которые эти дети с собой приносят, вот и все, поэтому ну вот мы читаем Священное Писание и особенно Ветхий Завет, там же кровь льется рекой, там какие геноциды фактически, сколько должно было быть сирот, и мы нигде не встречаем никаких аналогов детских домов, вот так. Поэтому мне кажется, что мы Аню когда взяли, она говорила в одно слово: «мамапапа», то есть не разделяла, «мамапапа» было для нее одно.

В. Рулинский

— Что-то типа воспитателя единого, да?

о. Феодосий

— Нет, «мамапапа» — это все и если в детском доме есть все, но нет «мамапапа», значит это личность развивается совершенно по-другому, ничем не заменишь присутствие родителей и хотя бы одного родителя приемного, биологического, конечно, в первую очередь, но если этого нет, то...это идет на уровне таком, можно купить хороший костюм, обучить музыке, нанять хороших репетиторов и выйдет что-то такое, неплохое, но при этом самое главное что нужно — это, конечно, семья, поэтому они хотят уйти в семью.

Т. Ларсен

— Это проект «Делатели» на Радио ВЕРА.

В. Рулинский

— С вами Тутта Ларсен...

Т. Ларсен

— И Василий Рулинский. У нас в гостях священник Феодосий Амбарцумов, мы говорили о том, почему семья лучше детского дома. Мне кажется, даже если мы говорим просто о бытовой стороне жизни, человек в детском доме не может научиться очень большому количеству вещей: как платить коммунальные платежи, правила дорожного движения, есть очень многие вещи.

В. Рулинский

— Но главное, у него нет того, что говорит отец Феодосий — у него нет любви матери и отца и это самое главное, в связи с этим вопрос по поводу школы приемных родителей: вы взяли на себя такой действительно ответственный труд — создать лицензированную государством православную школу приемных родителей, она, я так понимаю, вторая сегодня в России после московской при Марфо-Мариинском монастыре. У вас вторая школа и как пришла эта мысль, и много ли людей сейчас вообще к вам обращаются, и что вы можете сказать тем людям, которые хотят и думают о том, чтобы стать приемными родителями?

о. Феодосий

— Нам всегда хотелось расширить эту деятельность, был вопрос у нас, что были и отрицательные примеры, когда надо было забрать, а не находилось кому или как-то замыливалась ситуация, потом ты видишь, этому ребенку 16 лет уже, а ты не забрал, забыл, не успел, какие-то обстоятельства сложились, еще что-то, ну вот так вот, руки не дошли, как это ни безумно звучит, но когда ты находишься в этой теме, в какой-то момент, и это наша была такая мечта, желание, стремление, мне всегда казалось, исходя из нашего опыта работы с волонтерами нашими, что очень много людей в церковной ограде, в церковном мире, которые стали бы прекрасными приемными родителями и опекунами, замечательными волонтерами, но не хватает информации, мы живем в мире, где социальная проповедь в церковном плане звучит слабовато, по крайней мере по сравнению с проповедью как таковой, когда говорим мы, в общем-то, что «Господь наш Иисус Христос исцелял бесноватых, воскрешал мертвых, питал голодных, и вы делайте также», а надо говорить: «У вас за углом есть детский дом, адрес такой-то, мы завтра в два часа идем и там проводим детский праздник», понимаете, не то что надо, хорошо бы чтобы и это тоже было, это и есть, но не в той мере, потому что есть учреждения такие, где, к сожалению, там нога волонтера православного мало ступала, я уж не говорю о том, чтобы забрать этих детей...

В. Рулинский

— ...хотя бы на гостевой режим.

о. Феодосий

— Да. Ведь если посмотреть даже в цифрах, населенный пункт, сколько там населения тысяч? И двадцать детей в детском доме, почему они в детском доме, неужели среди этих тысяч семьи не найдутся? Конечно, найдутся, просто жизнь так организована, что ты проходишь мимо, как вот я до 25 лет жил и не думал совершенно об этом, ну разные причины.

Т. Ларсен

— А если вы говорите человеку с амвона: «Вот за углом детский дом, сходи», а человек говорит: «Я боюсь»?

о. Феодосий

— Нельзя говорить «сходи», надо говорить «пойдем вместе», когда есть приходская жизнь, это все...

Т. Ларсен

— Само собой.

о. Феодосий

— Да, решается, просто надо это сделать, а это, оказывается, трудно, когда у тебя один выходной, например, ты работаешь, один выходной в воскресенье, встать и пойти в детский дом, ну на следующей неделе, ладно, еще что-то. И поэтому мы хотели создать школу приемных родителей для того, чтобы искать для детей родителей, вот и все, особенно для детей-инвалидов.

В. Рулинский

— Тогда получается, у вас единственная школа в России, именно ориентированная на детей с инвалидностью.

о. Феодосий

— Да, но это сложный вопрос, все-таки когда речь идет о школе православной, то в первую очередь ориентируются на то, что это православная школа приемных родителей, люди приходят поэтому. Что касается — забрать инвалидов, это уже такая индивидуальная работа с человеком, она параллельная, это немножко другое, процент тех, кто берет детей с инвалидностью очень незначительный у нас, к сожалению, как оно, собственно, и вообще на сегодняшний день.

Т. Ларсен

— Слушайте, ну вот у вас 16 детей с инвалидностью, вот у меня трое здоровых детей, и то я ничего не успеваю.

о. Феодосий

— Нет, не все 16 с инвалидностью, у нас четверо сохранных.

Т. Ларсен

— Ну хорошо, много детей с особенностями, которые нуждаются в большем внимании, чем обычные дети, которые нуждаются даже в каких-то компетенциях, вам надо что-то узнать и как-то освоить, потому что кому-то надо какие-то аппараты, кто-то, может, на аппарате, кого-то надо специальной гимнастикой и так далее — откуда силы и время на это берутся?

о. Феодосий

— Так нет, это все время и все силы, большей частью моя супруга, конечно, я все-таки в силу совершения богослужений или организационно-административных дел, может быть, но даже эти дела, они тоже все направлены на них в итоге. Ели бы мы занимались каким-то направлением жизни другим, можно было бы сказать, откуда берется время, так а оно вот оно, время есть, вот оно и...Но конечно, у нас есть благотворительный фонд, есть социальный центр, есть помощники.

Т. Ларсен

— Я просто даже, знаете, абсолютно с житейской точки зрения, очень часто слышишь от родителей: хотим родить третьего-четвертого ребенка и я боюсь, что мне не хватит на всех внимания, не хватит на всех сил, я боюсь, что один ребенок получит от меня меньше любви и вот это вот все, а у вас шестнадцать.

о. Феодосий

— Да, все правильно, но, видите, ну так я и говорю всегда, что это плохо, плохо что 16...

Т. Ларсен

— Надо 22.

о. Феодосий

— Нет, надо гораздо меньше, но тут нет вопроса «надо-не надо», мы теоретически это понимаем, практически, когда складывается ситуация, ну вот как, когда конкретного человека, которого ты знаешь, ты понимаешь, что от твоего решения сейчас зависит его жизнь. Да, все в руках Божиих, да, мы доверяем Богу, но сейчас это правда и было бы лицемерием и лукавством сказать, что от тебя сейчас ничего не зависит — все зависит, и в этот момент ты не можешь сказать, что: «знаете, у меня уже вот столько есть, больше я не могу брать», поэтому это именно ситуации такие, когда буквально к тебе ребенок подкатывается и что ты будешь делать? Что ты будешь делать, как ты можешь не брать? И по каждому ребенку можно рассказывать такие истории, ну вот девочка шесть лет ждала, ну можно не взять? Даже мы говорили с Надеждой, я говорю: «Слушай, ну переполненная лодка ты знаешь, что идет на дно?» Она говорит: «Мы вот сейчас ее возьмем и все, больше никого не возьмем».

В. Рулинский

— Это какой по счету был ребенок?

о. Феодосий

— Это вот последний.

В. Рулинский

— Ну, отче, я же знаю, что сейчас семнадцатый появится, да?

о. Феодосий

— Да нет. Еще раз скажу: конечно, это неправильно с точки зрения организации обычной нормальной семьи, у нас ненормальная семья и поэтому ее нельзя рассматривать как образец для подражания или еще что-то, так сложилось. Что сможем сделать, то сделаем, но даже если бы все повторилось сначала, мы бы приняли то же самое решение.

Т. Ларсен

— Вот вы сказали про лодку, и я вспомнила и мне кажется, уже не раз эту цитату говорила, но она, мне кажется, опять уместна, наш духовник, когда мы ему что-то жалуемся на жизнь, он говорит: «Будь как Ной, греби и не ной».

В. Рулинский

— Очень правильные слова.

Т. Ларсен

— И лодка не переворачивается, плывет каким-то чудом.

В. Рулинский

— Я вот слышал такие страшные слова, произносят их иногда те люди, которые оправдывают аборты, они говорят: «не надо рожать, зачем плодить нищету?» Есть еще такие мнения, что когда узи показывает инвалидность у ребенка, тоже говорят: «иди делай аборт» и как-то оправдывают это. Вот у вас 16 детей и большинство с инвалидностью, вот что бы вы сказали этим людям?

о. Феодосий

— Знаете, это такие распространенные вопросы: что сказать таким людям, что сказать другим. Если бы были какие-то слова, которыми можно было бы какие-то проблемы решить, они бы давно были бы решены, наверное. К сожалению, часто, знаете, Спаситель как сказал: если даже из мертвых воскреснет и придет, скажет, все равно реакции-то не будет никакой, поэтому какие слова можно говорить человеку, который решается на такое? Конечно, для кого-то это не человек еще на этом уровне, здесь дело не в том, что, конечно, никто не скажет: «я иду убивать моего ребенка и не надо стоять у меня на пути», есть, наверное, и такие, но это исключения такие, изуверства, здесь речь идет о работе с человеком, как с человеком, чтобы не пришлось ловить его на том состоянии, когда он делает аборт, если до этого уже дошло, то значит дело плохо и каким-то словом волшебным ты не сделаешь ничего, здесь уже сила духовная нужна, вот как старцы, как святые люди, которые говорили, как вот отец Иоанн наш говорит какие-то простые слова, а у человека жизнь переворачивается, потому что это не просто слова, это благодать Божия, сила Божия, которая подается человеку, которая не его, но с помощью которой Бог останавливает это, мы своей силой ничего этого сделать не можем вот и все. А что касается конкретно когда это будет ребенок-инвалид... Знаете, нам приходилось видеть ситуации в детских домах, когда дети живут в детских домах, к ним родители приезжают навестить, к инвалидам, посидят: чаек, конфетки, и уезжают. Вот так. То есть это колоссальная проблема вообще, касающаяся инвалидов, начиная от абортов, продолжая их жизнью и заканчивая их жизнью, когда они уже не дети становятся, а взрослые инвалиды, на всех этих уровнях человек оказывается вне социума, вне жизни, ну это своего рода фашизм такой, когда ты, была в фашистской Германии программа по уничтожению инвалидов, потому что от него толку никакого нет, он обуза для общества, то есть если он что-то не производит, то соответственно... И таким образом можно же дойти до очень плохих результатов, до чего, собственно, и доходим в результате, поэтому, честно говоря, я не знаю что сказать человеку, который хочет сделать аборт, мы говорим в таких случаях: роди, пожалуйста, и отдай нам, мы его воспитаем.

В. Рулинский

— Действительно, этот замечательный проект отца Феодосия и его матушки Надежды, и огромного числа помощников, вобрал в себя, мне кажется, такое число людей неравнодушных, я просто поражаюсь, как много людей в Петербурге и в области помогают в разных совершенно ипостасях: и как помощники в сфере пиара, и как специалисты, которые просто ездят со своими представлениями, с какими-то конкурсами в детские дома, и те люди, которые берут детей на гостевой режим и потом берут в семью, и огромное число людей, и замечательно что отец Феодосий всех их как-то пытается объединить, молитвами отца Иоанна. У нас сегодня был замечательный гость, руководитель центра «Умиление» в Вырице и школы приемных родителей в Санкт-Петербурге отец Феодосий Амбарцумов, если у вас есть желание поддержать работу центра «Умиление», то это можно сделать, переведя пожертвование на номер 3434 со словом «центр», поставив пробел и написав сумму, например: «центр» пробел «300». А если вы хотите стать приемным родителем в Санкт-Петербурге, то можете зайти на сайт umilenie.ru и там прочитать всю информацию. С вами были Тутта Ларсен...

Т. Ларсен

— И Василий Рулинский.

В. Рулинский

— Спасибо большое отец Феодосий.

о. Феодосий

— Спасибо вам, благодарю.

Все выпуски программы Делатели

Другие программы

Актуальная тема