«Неделя по Рождестве Христовом. Обрезание Господне. Суббота перед Богоявлением». Прот. Федор Бородин

В нашей студии был настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин.

Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения в ближайшее воскресенье, а также о памяти святых 20 000 мучеников Никомедийских, 14 000 младенцев, в Вифлееме избиенных, мученицы Анисии Солунской, святителя Василия Великого и преподобного Серафима Саровского. Также мы говорили о значении праздника Обрезания Господня и о Субботе перед Богоявлением. Отец Федор объяснил, в чем смысл Евангельского чтения и отрывка из Деяний святых апостолов в воскресный день.

---

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья, в эфире программа «Седмица», в которой мы каждую субботу говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. Сегодня со мной в студии настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин и с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в 31-е воскресенье после Пятидесятницы и на наступающей седмице. Ну, как всегда, по традиции, мы стараемся понять смысл наступающего воскресенья, а это воскресенье называется «Неделя по Рождестве Христовом», исходя из отрывков из апостольских посланий и Евангелий, которые мы услышим завтра за литургией и завтра чтение, посвященное как раз неделе по Рождестве Христовом — это отрывок из Послания апостола Павла к Галатам из первой главы, 11-й, 19-й стихи и в нем сразу вот меня лично останавливает несколько мыслей, которые не совсем укладываются в традиционное восприятие самого Послания, вот буквально в самом начале этого отрывка есть фраза: «Я принял его и научился не от человека» — речь идет об учении Евангельском, «Я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа», и дальше апостол несколько раз подчеркивает, что именно по откровению от самого Христа он воспринял это послание, а не от его учеников. Дальше он говорит: «Я не стал тогда же советоваться, потом, спустя три года ходил я в Иерусалим видеться с Петром, другого же из апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня». И у меня возникает вопрос: почему апостолу Павлу так важно подчеркнуть, что он не воспринял учение через апостолов?

о. Федор

— Дело в том, что Книга Деяний вообще говорит нам, в основном, о трудах двух апостолов, в первой половине — Петра, во второй — Павла, и очень многие святые отцы, толкователи, рассуждая о том, почему так мало или почти ничего не сказано об остальных апостолах, приходили к выводу, что Петр занимался проповедью среди иудеев и обращенных в иудейство язычников, то есть прозелитов, а Павел Богом был призван проповедовать среди язычников, которые не переходили в иудаизм. И вот то, что Павлу было открыто, Павел называет это то Евангелие, то есть та благая весть, которую он возвещает, вызывала отторжение и неприятие, в том числе, у очень многих апостолов и уважаемых христиан иерусалимской общины и не только иерусалимской общины, именно поэтому Павлу очень важно подчеркнуть, что ему это открыл Сам Господь, явившись ему, Воскресший Господь повелел ему проповедовать именно так и именно этой аудитории, это было соблазном в течение всей практически жизни апостола Павла. Послание к Галатам не очень понятно, когда написано, но есть такая распространенная точка зрения, что оно написано еще до Собора 52-го года Апостольского, тогда, когда такое открытое неприятие линии проповеди, которую он избрал, которую для него избрал Господь, точнее, оно вызывало в нем очень тяжелое огорчение, и он вынужден был достаточно резко в этом Послании отзываться о других апостолах, что после достижения консенсуса и согласия, наверное, трудно себе представить и здесь поэтому очень важно для него, что ему отдельно явился Христос и направил его именно вот на такую уникальную миссию, которая, в общем-то, иначе не состоялась бы, если бы Павел, сидя в Иерусалиме, как остальные апостолы, думал, что надо сначала принять ветхий закон, а потом уже принимать святое крещение.

М. Борисова

— Ну он-то был ревнителем ветхого закона и даже гонителем христианства, поэтому, собственно, ему-то принимать было нечего, ему нужно было полностью измениться внутри, чтобы выйти на проповедь.

о. Федор

— Надо сказать, что тогда, когда его душа и сердце этого требовали, он оставался ревнителем закона, известно, например, что перед последним своим посещением Иерусалима, где он будет арестован, он давал обет назорейства — это типичная ветхозаветная форма поклонения Богу и известно, что он обрезал Тимофея, то есть тогда, когда это было надо аудитории, в которой он проповедовал и в этом не было никакого лукавства, никакого релятивизма, он брал какие-то части и исполнял из ветхого закона, тогда, когда это мешало, он их не исполнял. Но здесь важно, что Павел, поскольку все это и так знают, он это декларирует, показывает, что он это не скрывает, он сам об этом помнит, что он был противником, даже гонителем Господа Иисуса Христа, и он жалеет об этом, он говорит: «Мне, как некоему извергу (в другом Послании, то есть выкидышу буквально) такому уроду, Господь явился, но от того, что я был так плох и так страшен, от этого суть этого явления не меняется». Мне в этом отрывке, в начале Послания к Галатам всегда удивительны слова, которые он избирает для обозначения своего призвания: «Итак, Бог, избравший меня от утробы матери моей благоволил открыть во мне Сына Своего» — вот интересно, мы можем прийти к вере во Христа, допустим, через красоту иконы, через историю России, через чтение Достоевского и это будет важно, это будет хорошо, но суть этого явления — это когда Бог открывает в человеке своего Сына, то есть вот как бы Христос рождается в душе этого человека, из неважного Он становится самым важным, самым близким, самым родным. Интересно себя проверять по этим словам: а во мне открылся Иисус Христос или нет? Или Он не виден, Он закрыт, Он непонятен, Он так и остался где-то на периферии? Вот такие слова, они, с одной стороны, очень прекрасны, с другой стороны, такие обличительные очень для многих современных христиан.

М. Борисова

— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Матфея из второй главы, стихи 13-й и 23-й, которые тоже завтра будут звучать за литургией, и там, естественно, речь идет о бегстве святого семейства в Египет, но помимо того, что сам сюжет, он достаточно известен, когда Ангел Господень, уберегая святое семейство от мести Ирода, повелевшего истребить в Вифлееме всех младенцев, отправляет их в Египет, чтобы там укрыться, пока не пройдет опасность, там есть ссылки на ветхозаветные сюжеты, которые нам, по нашему невежеству в области Ветхого Завета особенно, не всегда понятны, вот, в частности, евангелист пишет: «Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: «Глас в Раме слышен, плач и рыдание, и вопль великий, Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет» — вот что означает эта отсылка к пророчеству Иеремии?

о. Федор

— Вифлеем в переводе: «Город хлеба» — это место, где любимая жена Иакова Рахиль умерла родами, она родила двоих детей, Иосифа и Вениамина, и вот Вениамин выжил, а Рахиль умерла, и это было страшное горе для Иакова, мы помним, что он любил ее больше, чем Лию. И вот в память об этом как бы город этот считал Рахиль своей покровительницей, она святая, она праматерь для них и для нас. И поэтому те дети, которые в этом городе, они воспринимались, как дети ее, можно сказать, духовные дети ее, и поэтому она рыдает о тех убитых детях, которые по повелению вот этого чудовища Ирода, они умерщвлены.

М. Борисова

— И есть еще один тоже не совсем понятный пассаж, это слова: «И, придя, поселился в городе, называемом Назарет, да сбудется реченное через пророков, что Он Назореем наречется» — вот что за пророчество имеется ввиду?

о. Федор

— Вы знаете, в прямом смысле это пророчество не сохранилось, в Библии нет параллельного места из Ветхого Завета прямого, вполне возможно, что Матфей ссылается на какого-то пророка, на какую-то книгу, которая тогда была в ходу и была доступна. Мы из самого текста Ветхого Завета знаем, что очень многие книги были утеряны, были периоды, когда священные книги были в огромном пренебрежении и известно, что, допустим, Книгу Закона приходилось очень долго искать для того, чтобы ее переписать и объявить заново после возвращения из плена вавилонского для того, чтобы просто научить народ и пришлось искать, ее не было. Также могло быть с другими книгами, поэтому нам трудно сказать, если сейчас в тех книгах, которые входят в канон Ветхого Завета этой книги нет, это не значит, что эта ссылка не была понятна для слушателей, но с другой стороны, назорейство — это такая практика или, как часто называется у исследователей: «протомонашество» — это брались определенные обеты, но брались они на время, вот назорей не стриг волос, мы все помним историю с волосами Самсона, бритва не должна была касаться его волос, и он не мог вкушать не только вина, но ничего, связанного с виноградом, даже изюма, касаться даже отжатых плодов, и третье — он не должен был касаться мертвых ни при каких обстоятельствах, даже отца или матери, если они умирали, то вот никакого осквернения — это воспринималось, как осквернение, быть не должно. Назорейство не предполагало отказ от семейной жизни, но, видимо, были еще какие-то молитвенные практики, которых мы не знаем, по крайней мере упоминавшийся сегодня уже обет назорейства, взятый на себя апостолом Павлом, он говорит о том, что в конце этого периода должны были быть отстрижены волосы, и они сжигались при специальной молитве, по-моему, во дворе Иерусалимского храма, если не ошибаюсь, там в определенном жертвеннике вот как символ некоего послушания, духовного труда, самоограничения, такого даже, скажем так, подвижничества, которое этот человек ради Господа три года, пять лет, год, несколько месяцев понес, поэтому назорей, происходящий от слова «Назарет» или, видимо, сродное ему Назарет, по-моему, происходит от слова «назир», что значит «выделенный», отделенный для Господа буквально святой, то есть принадлежащий Богу, это о Иисусе Христе говорится, как о том, кто полностью принадлежит Богу, вот он нарекается назореем, то есть даже не берет на себя короткий период, а вся его жизни становится назорейством.

М. Борисова

— Напомню нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица», со мной настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин, и мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Вот казалось бы, у нас сейчас самое такое праздничное, радостное время — Святки, приподнятое настроение, и вот именно в этот момент Церковь напоминает нам о самых таких тяжелых примерах, примерах мученичества, мы уже завтра, в воскресенье, будем вспоминать 20 тысяч мучеников Никомидийских, потом, в понедельник 11 января мы будем вспоминать 14 тысяч младенцев Вифлеемских и 12 января мученицу Анисию Солунскую, пострадавшую, как и 20 тысяч мучеников Никомидийских, во времена великого гонения времен императора Диоклетиана. Вот почему в разгар праздника, посвященного Рождению мы вспоминаем вот такую ужасную смерть?

о. Федор

— Дело в том, что само Рождество Христово, оно несет в себе напоминание, форма Рождества Христова не в городе, в хлеву, в скотском загоне, когда нет места ни в одном доме, когда свидетелями становятся пастухи и животные — это уже мы начинаем говорить о том, что начинается то, что в богословии называется «кенозис» — самоумаление, самоуничижение Бога, Бог нисходит к человеку и становится одним из нас, и Вифлеем таким образом — это начало Голгофы, потому что путь от уничижения к Голгофе — это путь все более и более глубокого уничижения, погружения в человеческую ненависть, неприязнь, мстительность, зависть, которая будет окружать Господа Иисуса Христа в течение всех трех лет его земного служения и в конце концов предательства, страшная, чудовищная смерть через распятие, поэтому мученичество, как соучастие в страданиях Христовых, как обозначает это апостол Павел или дополнение даже, у него есть такая мысль о том, что он восполняет страдания Христа своими страданиями, то есть участвует в этом, входит в некую меру, вот оно — это то, что забыть нельзя даже на фоне праздника.

М. Борисова

— Вот по поводу огромного числа мучеников, вспоминаемых в эти дни, начнем с 14 тысяч Вифлеемских младенцев, многие такие, критически настроенные исследователи говорят, что это невозможно себе представить, что имеется ввиду именно такое число, потому что в маленьком Вифлееме такого количества младенцев в те времена просто не могло быть. Есть версия, что это просто некий символ, а если это символ, то символ чего?

о. Федор

— Вы знаете, вообще, конечно, для древнего человека было очень важно, 40 лет хождения в пустыне, 70 лет Вавилонского плена — это могло быть не обязательно ровно 70 лет действительно, и сейчас мы уже так не мыслим, мы мыслим точными цифрами, точными периодами, потому что у нас есть к этому возможность, история с какого-то периода начала записываться и поэтому для нас это не приемлемо немножко. Но вообще, когда погибает огромное количество людей, то выбирается близкая символическая цифра, вот, например, 100 тысяч мучеников Тбилисских, убитых на мосту, где завоеватель положил иконы и предложил им пройтись по ликам святых и любимых икон и остаться в живых, и практически все население города, которое было поймано, они отказались, и поэтому река под мостом вскипела просто кровью от количества убитых тел. Также и здесь, к этому не надо относиться так прямолинейно, конечно, просто все были убиты, мы можем себе это представить, даже, наверное, не можем: горе и страх и ужас перед этой личностью, который весь уже Израиль ненавидел страшно и который совершил еще и вот какое злодеяние — убить беззащитных, невинных ни в чем младенцев только из опасения, что пророчество сбудется и среди них есть тот, кто может претендовать в его старости на престол, то есть в некотором смысле это чудовищно извращенная религиозность, он боится этого пророчества, но он верит, но вот ради этого приносится такая кровавая жертва страшная.

М. Борисова

— А вот что касается Никомидийских мучеников — ведь вот эти массовые казни христиан, тем более во времена великого гонения — достаточно такое распространенное явление, почему из этого огромного сонма память церковная выделила именно тех, кто пострадал в Никомидии? Я напомню тем радиослушателям, которые не знают подробности жития этих мучеников: в городе Никомидии сгорел императорский дворец и, как тогда часто бывало, в этом поджоге обвинили христиан и решили воздать око за око и сожгли их, заперев в церкви, вместе с церковью.

о. Федор

— Речь идет о 303 годе, когда такого размера христианских церквей не существовало, их и сейчас очень мало, которые могут вместить такое количество людей, позднее, уже после Миланского эдикта, Константина в некоторых больших городах центральные строения, которые назывались «базилики», то есть посвященные царю Василевсу, от этого слова «базилика», были переданы в церкви, поэтому ранние церкви и строятся в форме базилики, но все равно вряд ли там могло вместиться 20 тысяч, это тоже опять образ, просто в Никомидии гонение было особо лютое, особо свирепое, там это Диоклетианово гонение, если о нем почитать, то христиане успокоились, и Церковь расслабилась, даже историк Евсевий об этом говорит, начались сплетни, начались интриги, началась борьба за власть, клевета друг на друга и христиан было очень много, известно, например, что в Египте жаловались императору продавцы мяса в Александрии, потому что город перестал покупать мясо, потому что оно все было связано с принесением жертв животных, как-то все участвовало так или иначе, вся мясная продукция участвовала в этих ритуалах, просто вот целая отрасль народного хозяйства, она входила в жесточайший кризис, то есть христиан было очень много. Видимо, просто это сожжение, как месть, оно было наиболее распространенной и страшной казнью принятия мученичества в Никомидии, в ее окрестностях, это же такой сюжет очень известный, еще начиная с Нерона, когда есть подозрение, что сам Нерон поджигает Рим, а потом обвиняет в этом христиан, то есть Диоклетиан ничего нового не придумал.

М. Борисова

— Ну вообще это такая странная история, то есть она много раз описана и истолкована, но от этого она не перестает быть столь странной, потому что ведь гонение Диоклетиана началось в последние годы его жизни, он достаточно долго был на троне, и христиане чувствовали себя прекрасно, было очень много придворных-христиан, было много военачальников-христиан, по одной из версий даже жена Диоклетиана и его сестра были христианками, это при том, что у него достаточно приличная историческая репутация, никто не говорит, что это был какой-то изверг, что это был какой-то не очень умный правитель — напротив, историки воспевают ему панегирики именно, как вполне разумному и дальновидному императору Римской империи, и вдруг вот такое дикое изуверство спровоцировать в последние годы своего правления — как мне ни объясняют, я понять не могу.

о. Федор

— Может быть, для начала надо вспомнить, что большинство императоров за первые три века существования Церкви, которые были хороши, как, скажем так, правители и менеджеры, они были противниками христианства, потому что они в нем безошибочно чувствовали угрозу империи, как высшей ценности, все-таки для римлянина империя была высшей ценностью, это формировало все остальную шкалу ценностей и выразителем, и как бы сосредоточием этого, знаменем этого был император, именно поэтому ему приносили жертву, это было несколько кусочков ладана, но это говорило о том, что человек относится лояльно к власти и не собирается с ней воевать, а в христианстве, как в совершенно другой системе, где главный — Христос, а не человек-император, думающие императоры совершенно справедливо чувствовали огромную угрозу для существования самой Римской империи, поэтому те, кто царствовали для себя, правили — им было все равно, а те, кто пытался навести порядок, чувствовал угрозу, внутренние проблемы Римской империи нарастали, их очень много описано историками, сейчас не об этом разговор, и все факторы, которые могли «опрокинуть» империю, они увеличивались в глазах человека, высшего чиновника, и вот он с ними так боролся.

М. Борисова

— А что значат в принципе гонения в жизни Церкви? Ведь это тоже не без воли Божьей попускается, они же иногда без внешней причины возникают и, как правило, несмотря на очень такую дорогую цену, они оживляют веру, если можно так выразиться.

о. Федор

— Да, есть слова о том, что Церковь оживает во время гонений, я не дерзну их повторять, наверное, их можно услышать в устах человека, который что-то подобное пережил. Действительно, время, когда за христианство надо дорого платить, оно отсекает от Церкви лишних людей сразу, это естественно, но есть какая-то внутренняя глубинная ненависть у людей к праведникам, ко Христу у язычников, «да мерзок для человека праведного человек нечестивый и мерзок праведник для человека, идущего кривым путем», по-моему, вот так у Соломона, то есть есть некоторая мерзость, отторжение от святости, она неприятна, она мозолит глаза, надо смотреть, надо меняться, поэтому, понимаете в центре Москвы не может стоять видный отовсюду храм Христа Спасителя, он напоминает о Христе, его надо взорвать...

М. Борисова

— Пусть там лучше будет бассейн.

о. Федор

— Да, пусть там будет яма с водой, поэтому вот это неприятие, а христианство, его очень много, они живут по другим законам, да, у них есть грехи, у нас у всех есть грехи, но все-таки они — граждане Неба, это вызывает вопросы: почему ты продолжаешь так жить, если вот вокруг тебя люди твоего сословия, христиане были из всех сословий, как вы сейчас упомянули, даже из императорского дома, если они сделали этот выбор, может быть, и тебе пора? Или надо убрать их, чтобы они не обличали. Поэтому всегда было много людей, которые включались в это гонение.

М. Борисова

— В эфире радио «Вера» программа «Седмица», с вами Марина Борисова и настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. Мы ненадолго прервемся, вернемся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья, в эфире наша еженедельная программа «Седмица», с вами Марина Борисова и настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. И, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. В череде наших рождественско-новогодних праздников особое место занимает 13 января, в народе «Щедрый вечер», в таком советском и постсоветском народе это Старый Новый год, а на самом деле это праздник Отдания праздника Рождества Христова 13-го и сам праздник Обрезания Господня и памяти святителя Василия Великого 14 января. Вот давайте поговорим о празднике Обрезания — в общем-то, совершенно ветхозаветная традиция, оставшаяся в современном иудействе, почему мы, христиане, отдельно выделяем это, как праздник православной христианской Церкви?

о. Федор

— Во-первых, это описано в Евангелии, именно поэтому надо относиться к этому внимательно. Описано это в Евангелии, потому что для благовестия апостолов было очень важно, что Христос соблюл все нормы ветхозаветного закона, это было принципиально важно, чтобы были принесены жертвы, чтобы было совершено обрезание, которое и вводило мальчика в наследие Авраама, во-вторых, потому что в Древней Церкви христиане столкнулись с различными гностическими учениями и после с различными еретиками, которые акцентировались на Божестве Иисуса Христа, забывая или отвергая Его человечество, не считая Его человеком, считая, что плоть Его была призрачна или естество человека было не полностью в нем, вариантов было очень много, но так или иначе этот дух, условно, монофизитства, то есть «монофизис» — одна природа, он, на самом деле, искушает человека, который не может принять глубины христианства и сейчас, до сих пор, когда отвергается все, что связано с обычной жизнью человека, и оно объявляется нечистым или неправедным — это тоже своего рода такое монофизитство, поэтому праздник был установлен для того, чтобы противостоять вот этому неправильному пониманию христианства.

М. Борисова

— Мне очень нравится такая чеканная красивая формулировка отца Вячеслава Резникова, он писал: «Мы исповедуем веру в Господа Иисуса Христа, воплотившегося и вочеловечшася, и если праздник Рождества — это праздник воплощения, то праздник Обрезания — праздник Его вочеловечивания».

о. Федор

— Да, именно поэтому у христиан такое бережное и благоговейное отношение, допустим, к погребению человеческой плоти после успения человека, обратите внимание, Иоанн Дамаскин, один из самых великих богослов, знаменитая стихира на отпевание: «Плачу и рыдаю, и вижу во гробе лежащу по образу Божию созданную нашу красоту, безобразную и бесславную» — это он говорит о плоти, не о душе, то есть он утверждает, что печать похожести на Бога, образ Бога есть и в человеческом теле, человеческой плоти, поэтому для нас, конечно, этот праздник тоже очень важен.

М. Борисова

— Народная традиция православная такая, сохранившаяся в каких-то свидетельствах 19-го века, в воспоминаниях — это, конечно, Новый год и память святителя Василия Великого. Вот почему в ощущении церковном совпали вот эти две памяти, почему Новый год совпал с празднованием памяти Василия Великого и что вообще значит Василий Великий в нашей церковной традиции?

о. Федор

— Вообще Новолетие Русской Церкви до Петра праздновалось в сентябре, как известно, и только начиная с Петра Первого в угоду подражания Европе было перенесено на 1 января.

М. Борисова

— Но за несколько веков в православном церковном сознании было время каким-то образом приспособить это, влить в это какое-то церковное значение.

о. Федор

— Он не был таким значимым, как сейчас, до революции, основное, конечно, событие — это было Рождество Христово, его праздновали, он просто состоял в ряду других праздничных светлых дней во время Святок. А вот память святителя Василия Великого — это память удивительного святого, удивительного интеллектуала, богословские труды которого оставили след вообще во всех сферах богословия Церкви, везде. Вот вы знаете, что в Европе есть монашествующие, которые живут по уставу Франциска, Доминика, бенедиктинцы есть, а у нас ведь все монахи, они базилиане, если по европейской такой шкале деления, они живут, в общем-то, по уставу, восходящему к уставу Василия Великого, то есть вместе с Григорием Богословом, будучи еще достаточно молодыми людьми, еще до епископства, они удалились в пустыню и разработали вот такой устав для сожития христиан, который лег в эту основу. Потом его толкование на Священное Писание, его богословские труды, его письма и сам образ этого человека...

М. Борисова

— Он составил чин Литургии, которая у нас по великим праздникам служится.

о. Федор

— Да, конечно, уже по его образцу этот чин был несколько сокращен и переделан Иоанном Златоустом. То есть это человек, который понял, что литургию надо фиксировать, ведь до него литургию совершал предстоятель так, как ему Господь на душу положит, человек начинал хвалить Бога и только некоторая формула, видимо, произносимая над хлебом и вином в момент, когда они становятся Телом и Кровью были общие или имели какие-то традиционные рамки, вот почувствовать, что эта способность творить, она исчерпывается и надо фиксировать для того, чтобы не происходило чего-то не должного — это же тоже может только очень великий ум.

М. Борисова

— Но мы обычно, когда вспоминаем святых отцов, мы говорим об их аскетических подвигах, об их подвигах, как святителей, вот удивительно то, что вы подчеркнули в самом начале — то, что это был интеллектуал, но мы, что греха таить, зачастую светскую ученость не адаптируем к каким-то духовным глубинам, обычно мы как-то воспринимаем ученых отдельно, а святых отцов и духовников отдельно, вот святитель Василий, он как-то в себе все гармонично сочетал.

о. Федор

— Да, и он учился в Афинской академии, это был период уже, конечно, упадка этого великого учебного заведения, основанного Платоном, но тем не менее это было самое высокое образование того времени, и он впитал в себя всю эту мудрость, он был великолепным ритором, он знал все философские учения, тонкости своего времени и философов, которые были до него, и это придавало огромный авторитет его слову, не будем забывать, что во время проповеди Василия Великого было еще очень много язычников и были и еретики, с которыми надо было разговаривать, и это все послужило ему. Мы сейчас, конечно, не все научные знания можем адаптировать для Церкви, их слишком много, а тогда их было значительно меньше и, кстати, пример Василия Великого, он в этом смысле нас иногда и предостерегает, потому что его «Шестоднев», куда он включил общераспространенные тогда естественно-научные взгляды, иногда сейчас просто вызывают улыбку, например, то, что насекомые рождаются из грязи или какие-то другие вещи, и даже иногда упрекают: «ну посмотрите, что ваши святые писали!» глядя из опыта уже сегодняшней науки. Поэтому мне кажется, что, основываясь как раз на Василии Великом, на его опыте тогда, когда богослов пытается придать какое-то точное научное толкование, допустим, рассказу о днях творения в первой главе Книги Бытия надо быть очень осторожным, потому что пройдет какое-то время, ученые скажут, что это было совсем не так, уж через 17 веков точно, если вообще будет живо человечество, а это будет как бы подчеркнуто авторитетом Церкви, вот надо быть осторожным здесь.

М. Борисова

— А как тогда нам вообще относиться к наследию святых отцов, ведь они в разные эпохи творили и их исторический контекст неизбежно отражался в том, что они писали?

о. Федор

— Надо расти и понимать, что воплощение веры в Господа Иисуса Христа — это сложно, понимаете, это не прямолинейно и это нормально, мы сами не тождественны себе вчерашним, уверовав 30 лет назад или 20 лет назад сейчас человек может стоять перед очень острыми и совершенно другими вопросами, которые тогда для него не были актуальны и если бы давно воцерковленный человек с ним бы поделился, он просто не понял, о чем бы речь. Конечно, и Церковь, живя в разных культурных контекстах исторических, конечно, она реагирует на них, частично она впускает их в себя, например, рабовладельчество первых веков истории Церкви — Церковь, как известно, с этим открыто нигде не боролась, хотя вот у Макария Великого, например, в его одном обращении к человеку он говорит: «Ты можешь быть добродетелен, ты можешь мало есть, не блудить и даже отпускать рабов на волю», то есть он упоминает об этой привычной, распространенной среди христиан добродетели, как о чем-то нормальном, но никаких энциклик, никаких указов, никаких канонов не принималось, просто человек переделывался изнутри, становилось невозможным человеку причащаться от одной чаши, а потом владеть своим братом, который тоже к этой чаше подходил, поэтому христианство это преодолевало, но все это было сложно, сейчас, когда человек, не понимающий сложности сегодняшней и, соответственно, и вчерашней, он может выдвигать это в качестве обвинений, но самый такой пример, который сейчас у всех на виду — это когда феминистки обвиняет Церковь — за историю человечества никто столько не сделал для освобождения женщины, сколько сделал Христос, после знаменитых слов апостола Павла о том, что во Христе нет ни мужского пола, ни женского...

М. Борисова

— Да, собственно, там сразу и дела начались, мы вспоминаем каждый год равноапостольную Марию Магдалину.

о. Федор

— Да. Вся та архаика, которая связана с домашним насилием над женщиной, которая иногда кажется, что она принадлежит христианству — нет, эта архаика, она общечеловеческая. Конечно, семья православного человека, она невозможна, не осуществляется, как Церковь там, где есть насилие, но для этого иногда, для понимания этого должны пройти века, чтобы часть проповеди Христовой воплощалась в то, в чем раньше она совершенно, как, допустим, в рабовладении, туда ее просто не пускали.

М. Борисова

— Напомню нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица», со мной настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин, и мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Неделя эта у нас завершается еще одним таким праздником ожидания праздника, потому что она даже называется так: «Суббота перед Богоявлением», это 16 января. Но 15 января — день тоже для нас особенный, потому что мы вспоминаем очень любимого нами святого, мы его не один раз в году вспоминаем — это преподобный Серафим Саровский. Ну вот только произносишь его имя и сразу как-то очень тепло на душе, потому что к нему какое-то особое, родственное, по-моему, отношение у всех русских православных.

о. Федор

— Вы знаете, не только у русских православных и это утешает, вот я был в паломничестве два года назад в Грузию и там в древней столице Мцхета есть храм, который называется Антиохия, это храм чуть ли не 4-го века, маленький, построенный на берегу реки в том месте, где по преданию первые антиохийские священнослужители крестили в 4-м веке грузин. Храм маленький, стен мало, но чуть ли не половину возможного пространства занимает огромная икона Серафима Саровского, вот из этих лесов мордовских почему в Грузию — вот он так любим, в Греции почти в любом храме есть его икона. То есть 19-й век — век, может быть, формализации веры, отшествия народа в сторону светского развития, утрата традиций, Серафим Саровский явил, что святость как была возможной, так и остается, причем святость такого, какого-то сияющего, сверкающего, опрокидывающего масштаба, вот именно чудотворная прозорливая, пронизанная Божественным, вот этим Фаворским светом, который он показал Мотовилову и поэтому это человек, за которого люди, скажем так, схватились, что нет, это не все в прошлом, это не ушло, это здесь с нами, это возможно, это есть.

М. Борисова

— А еще он очень персонифицированный святой, потому что все его иконы написаны с его портрета, который художник Серебряков сделал за пять лет до кончины старца, и вот этот узнаваемый лик до того, как в 20-м веке мы смогли просто смотреть на фотографии святых, но это было все-таки задолго до и вот удивительное узнавание, может быть, поэтому он такой близкий.

о. Федор

— Да, о нем много известно, трудами священномученика Серафима Чичагова, составителя Серафимо-Дивеевской летописи, которая, кстати, и послужила отправной точкой желания царя-государя святого Николая Второго прославить его вот эти огромные труды. Конечно, о нем много известно, он близок нам, потому что это большой том Серафимо-Дивеевской летописи, он понятен, много его слов, описание чудес, его поступки и мы знаем о том, что ему Матерь Божия 12 раз являлась, как минимум, понимаете, это то, о чем известно. А еще мы знаем о том, что через Серафима Саровского через, по-моему, 8 или 9 лет последних его жизни, когда он вышел из затвора и принимал людей, мы знаем, что Господь святость и проявление святости дает не просто так, а дает кому-то ради людей, потому что я напомню, он был в затворе, это был обет, он бы его не нарушил, если бы не прямое повеление Божие, а вот из своих вот этих удивительных видений, своей молитвы, своего такого жительства уже на небе и удивительных откровений Господь его призвал прийти вот к нам, грешным, склочным, страстным, такие же, как мы были люди, и принимать их десятками в день, и во все это погружаться и делать людей причастниками и свидетелями той любви, в которой он жил, вот это удивительно совершенно. Поэтому то, что он не умер там, в затворе — это тоже большое очень утешение было для всех и остается сейчас.

М. Борисова

— Ну теперь поговорим о субботе перед Богоявлением, в этот день на литургии будет читаться отрывок из Евангелия от Матфея из 3-й главы, стихи с 1-го по 11-й, где говорится о том, как Иоанн Креститель вышел на проповедь в иудейской пустыне. И там есть слова Предтечи, которые вызывают некоторые вопросы, евангелист пишет: «Увидев же Иоанн многих фарисеев и саддукеев, идущих к нему креститься, казал им: «Порождения ехиднины, кто внушил вам бежать от будущего гнева?» И у меня возникает вопрос: вот эти самые фарисеи — это ревнители закона ветхозаветного, это люди благочестивые, почему пророк их так обличает и почему он говорит, как бы лишая их права бежать от будущего гнева, называя их «порождениями ехидниными», ведь, собственно говоря, следующий шаг — это крещение, которое смывает этот предыдущий период заблуждений и ошибок.

о. Федор

— Книжники пришли проверять Иоанна Пророка, кто его уполномочил, говорит ли он все и делает ли он все так, как принято и как, скажем так, храмовая или околохрамовая элита считает, что должен говорить пророк, поэтому эти люди не пришли, чтобы совершить свое покаяние через омовение, как пришли все остальные, и Иоанн Предтеча, на мой взгляд, мне так кажется, он ведет себя, как потрясающий совершенно духовный педагог: он обостряет ситуацию, что такое ехидна — это змея, он смотрит в лицо человеку, который считается учителем закона и говорит: «Слушай, ты, змееныш...» буквально. После этого человек, который закрыт для Бога, он разворачивается и в гневе уходит, или он остается, потому что ему сказали о том, что идет будущий гнев, то есть его все-таки напугали, чей гнев — Божий гнев, поэтому мне кажется, что здесь такой прием, который иногда современные батюшки тоже применяют, не имея, может быть, даров Святого духа, который есть у Иоанна, но он был очень суров к ним, с остальными, даже с воинами он так суров не был, вот это «змееныш» — это очень крепко.

М. Борисова

— А вот почему иудеи прощали своим пророкам гневные обличения, а Спасителю не прощали даже вполне спокойных и доброжелательных слов?

о. Федор

— Вы знаете, они прощали гневные обличения уже после того, как пророки были убиты, в основном. Если посмотреть жития или сведения и жизни великих пророков, например, Иеремии, или предание говорит, что Исайя был перепилен деревянной пилой, это казнь, медленное умирание такое и посмотрите на остальных пророков — ничего подобного, никому не нравилось, когда пророки обличали, потому что пророки, я напомню, это не тот, кто говорит о будущем, а тот, кто прорекает о том, как ты сейчас должен исправиться и жить, поэтому при царях всегда были пророческие школы, они были и правильные, и те, которые проповедовали мир и спасение тогда, когда уже, допустим, нависла угроза вторжения Ассирии или Навуходоносора, и у царя, и у элиты всегда была возможность слушаться этого человека или этого, в Книгах Царств очень много описано таких случаев, а уже потом люди начинают, как Христос говорит, строить гробы праведникам, не отказываясь, не меняясь, оставаясь такими же, как те, кто их убил и гнал, почему это обличение, они строят такие памятные какие-то знаки над местом, где они были убиты или были похоронены. Почему нельзя было закрыть рот Иоанну Крестителю — потому что весь народ почитал его, мы помним, как они, подходя искушать Христа: какой властью ты это делаешь? Когда Христос задает им вопрос о пророчествах, о Иоанне Крестителе, и они боятся дать ответ, потому что и так нельзя, и так нельзя.

М. Борисова

— Ну вот по поводу того, что «все почитали» и вспомнив фразу евангелиста: «Тогда Иерусалим и вся Иудея, и вся окрестность Иорданская выходили к Нему», вот опять я напомню слова из проповеди отца Вячеслава Резникова, он пишет: «Почему все — все чувствовали, что одно кончилось, а другое еще не началось, все понимали, что так дальше жить нельзя, или все взорвется, или окончательно потеряет смысл, и у всех была потребность смыть наконец-то с себя нечто, некую вековую нечистоту». Мне кажется, вот такой взгляд не евангельский текст делает его ужасно современным, потому что вот это ощущение, что одно кончилось, а другое еще не началось, оно, по-моему, преследует наших современников уже не первый год.

о. Федор

— Надо сказать, что ко времени проповеди Иоанна Крестителя действительно исполнились некоторые пророчества о временах прихода Мессии, и все это знали, во-первых, «семьдесят седмин» Даниила Пророка и во-вторых, пророчество, которое изрекает Иаков о том, что «не оскудеет царь от Иуды, и вождь от чресл его, дондеже не придет Избавитель», «да оскудел», потому что Ирод — это идумеянин, это первый правитель не потомок Иакова, то есть пророчество праотца, оно исполнилось, поэтому все и ожидали, поэтому Иоанна Предтечу и спрашивают: «Ты Христос или нет?» Он говорит: «Я недостоин развязать ремень на обуви Его». Иоанн Предтеча начинает свою проповедь теми же словами, которые говорит Христос в начале: «Покайтесь, потому что приблизилось Царство Небесное», вот мне кажется, что два эти тезиса о покаянии, о приближении Царства Небесного, нам никогда не надо о них забывать, когда человек кается, он становится ближе к Царству Небесному и приближение благодати, радости Христовой, Его Царства, оно приводит человека к покаянию.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица», с вами были Марина Борисова и настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. Слушайте нас каждую субботу, с праздниками, до свидания.

о. Федор

— С праздниками, до свидания.