«Мировидение Петра I». Сергей Реснянский

Гостем программы «Исторический час» был доктор исторических наук, профессор Государственного университета просвещения Сергей Реснянский.

Разговор шел о том, что влияло на формирование мировидения Петра I, а также на те политические шаги, которые он предпринимал в период своего правления.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и сегодня у нас в гостях доктор исторических наук, профессор Государственного университета просвещения, известный историк — Сергей Иванович Реснянский. Здравствуйте!

С. Реснянский

— Здравствуйте!

Д. Володихин

— Мы сегодня поговорим на тему, которая связана с историческим прошлым, печальным юбилеем: мы отмечаем в этом году 300 лет со дня кончины царя Петра Алексеевича, Петра Первого, многие называют его Петром Великим. Множество есть аспектов его деятельности, на которых можно было бы остановиться: создание флота, модернизация промышленности, победа в Северной войне, и в течение года, возможно, мы будем касаться всех этих аспектов, одного за другим. Ну, а сегодня мы коснемся иного. Дело в том, что для державных государственных шагов, кто-то их считает удачными, кто-то неудачными, но сильно изменивших судьбу нашей страны, Пётр сначала должен был сформировать внутри себя определенную идеологию, определенное мировидение, точнее говоря. И мы поговорим именно о том, в связи с чем он предпринимал те или иные шаги, что оказалось внутри него ведущим. До него главным государственным идеалом был идеал православного царства, симфония Церкви и власти царской. После Петра страна сдвинулась в сторону более мощного, регулярного, но все-таки в большей степени секулярного государства, государства светского. Вера и Церковь не исчезли, но их роль внутри государства изменилась, она ушла с первого плана, вот об этом мы и поговорим. И мой первый вопрос, Сергей Иванович, в каком положении была Россия в конце ХVII века, когда власть досталась Петру? Действительно ли была необходимость в том, чтобы ломать через колено многие обычаи, развиваться в режиме мобилизационном или можно было достаточно спокойно эволюционировать?

С. Реснянский

— Спасибо за вопрос, Дмитрий Михайлович. Прежде всего хочу сказать, что Петр относится к ряду реперных фигур русского прошлого. Действительно, большинство историков делят российскую историю на допетровскую и послепетровскую, и размах в интерпретации оценок Петра Первого в различных исторических дискурсах совершенно беспрецедентный. Возможно, нет ни одной фигуры среди государственных деятелей Российской истории, а может, даже европейской истории, где были бы такие антагонистические диаметрально противоположные оценки. Я хочу начать с того, что начало XVIII века и вообще XVIII век — это век промышленного переворота в Европе. Это время начала технологической революции и в этой связи — начало экспансии европейских стран с точки зрения колониальных захватов. Это рынки сбыта и сырья. Мы с вами знаем, что Западная Европа не имеет сырьевых запасов и всё, что было в Европе — создание империи, государств мощных европейских, создано на основе колониальных захватов. И в этой связи Россия — громадное государство, имеющее массу сырьевых запасов, конечно, привлекала Западную Европу. И первое сокрушительное поражение России в Нарвском сражении в 1700 году показало, что Россия не готова к адекватному восприятию этого технологического процесса, который проходил в Европе.

Д. Володихин

— То есть для того, чтобы сохранить себя, перевооружиться, иначе организовать армию, требовалось некое дополнительное усилие.

С. Реснянский

— Совершенно правильно. Я хочу поговорить еще о том, что происходило внутри страны. Дело в том, что на молодого Петра, на Петра-мальчика повлияли события, которые происходили в России в конце XVII века. Прежде всего Стрелецкое восстание в 1682 году, Стрелецкий бунт, когда были убиты родственники Петра Первого, его дяди родные, родные братья его матери Натальи Кирилловны Нарышкиной. И был убит один из ближайших советников молодого Петра — Артамон Матвеев, в доме которого, собственно, и воспитывалась мать Петра Первого Наталья Кирилловна Нарышкина.

Д. Володихин

— Он не столько был помощник-советник, сколько был уже государственный муж, рядом с которым воспитывался Петр.

С. Реснянский

— Совершенно правильно. И надо сказать, что это ужасное событие сильнейшим образом повлияло на психологию Петра Первого. У него всю его оставшуюся жизнь щека дергалась, когда он вспоминал об этом ужасном событии. То есть это повлияло на его отношение к прошлому Российского государства, это один момент. Второй момент: дело в том, что в доме Артамона Матвеева, который был женат на Евдокии Гамильтон из аристократического шотландского рода, были с самого начала западные обычаи, западные привычки. Он жил на широкую ногу, жил как европейский обыватель.

Д. Володихин

— И, очевидно, вещи, которые Петр у него видел: европейские карты, предметы, инструменты, одежда европейская.

С. Реснянский

— Да, это один момент. И второй момент — это, конечно же, Немецкая слобода, которая буквально восхищала мальчика и молодого Петра, который большую часть своего времени проводил как раз в Немецкой слободе, общаясь с «немцами», как называли в России всех иностранцев. И вот это противопоставление жуткого Стрелецкого бунта, старой России и Немецкой слободы, и бытом семьи Артамона Матвеева, как некий диссонанс был воспринят в сознании младого Петра.

Д. Володихин

— То есть вы имеете в виду: вот здесь порядок, чистота, красивые вещи, красивая одежда, а здесь — варварские кровавые нападения одной части общества на другое, и в прошлом есть некая страшная пропасть, а в будущем — движение в сторону порядка, который организован как дом Артамонова.

С. Роснянский

— Но тут еще один момент. Дело в том, что правительница Софья, которая в это время руководила государством, и ее фаворит Василий Голицын, были сторонниками католического влияния, Польского влияния на Россию...

Д. Володихин

— И австрийского в какой-то степени.

С. Роснянский

— Больше польского влияния, то есть была прокатолическая партия в это время. С другой стороны, нельзя сказать, что семья Нарышкиных, которая была противопоставлена Петром Милославским, дуумвират такой, борьба Милославских и Нарышкиных, нельзя сказать, что Нарышкины были сторонниками старомосковской партии. Они тоже, в общем-то, через Артамона Матвеева, через Наталью Нарышкину, хотя многие историки ассоциируют ее с православием, она была действительно православным человеком, но все-таки в целом семья Нарышкиных ориентировалась на немецкую партию.

Д. Володихин

— Но это значит, что через Софью и Голицина влияли на Россию и на молодых наследников престола Петра и Ивана — Польша прежде всего, Австрия, может быть, Франция в меньшей степени. А через Нарышкиных, через Немецкую слободу, через Артамона Матвеева — Нидерланды, драгоценнейший союзник России в Европе, Северная Германия, которая была протестантской, Англия. То есть таким образом, с одной стороны мы видим некое культурное влияние, а с другой стороны, если копнуть поглубже, — влияние политическое, дипломатическое.

С. Реснянский

— В этой связи, говоря об образовании Петра Первого, некоторые историки говорят, что он был недостаточно образован, хотя это не совсем так. Дело в том, что он голландский язык знал еще до поездки в заграничное турне, хорошо знал и свободно говорил на голландском языке. Значит, он уже тогда предвидел вектор будущего развития России в ориентации на Европу, Западную Европу, на протестантские страны. Он хорошо знал немецкий язык, неплохо знал французский и шведский языки. Он хорошо читал по латыни летописи. То есть он вполне соответствовал той эпохе Просвещения, которая в Европе началась с XVIII века. И надо сказать, что большую роль сыграл патриарх Иоаким в становлении Петра как царя. Дело в том, что Иоаким был одним из последних патриархов, которые утверждали свою власть с точки зрения симфонии властей царской и церковной, то есть, по сути дела, византийскую симфонию. Он был категорически против создания инославных церквей по российской территории, пространству России. Он был против выдвижения иностранцев на государственную службу и многое другое. Прежде всего, конечно, он был против прокатолической партии Софьи, и он много сделал для того, чтобы утвердился дуумвират Иоанна и Петра.

Д. Володихин

— То есть не окончательно победили Софья и Милославские, а всё-таки был ещё один путь развития, который ассоциировался с наследником Петром, никак не задействованным в католическом действии внутри России.

С. Роснянский

— Надо сказать, что в этот период Пётр, находясь в оппозиции к Софье, будучи некоторое время в Троице-Сергиевой лавре, позиционировал себя очень русофильски: он одевался в русскую одежду, постоянно был на церковной службе. То есть ассоциировал себя со старой московской знатью, с традиционными ценностями.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, специалист по истории России, по мировидению её государей, доктор исторических наук Сергей Иванович Реснянский, и мы говорим о мировидении Петра Первого. Вот вопрос о том, кто влиял на Петра прямо и непосредственно, то есть, вопрос о том, какой язык он знал, где он получал определённые влияния в раннюю эпоху, это одно. Но есть люди, которые встречались с ним, которые оказывали на него воздействие, сочинения которых он читал, философы того времени, общественные деятели того времени. Условно говоря, огромное поле личностей от Лефорта до Лейбница.

С. Реснянский

— Действительно. Но прежде чем перейти к этой теме, необходимо сказать о том, что хотел Пётр с точки зрения России. Прежде всего, он хотел процветания государства. Он был сторонник великодержавности России. Он считал, что Россия — это прежде всего. Все реформы Петра были ориентированы на военную реформу, он был автор мобилизационной модели России, и она была ориентирована на создание мощного государства в военной сфере.

Д. Володихин

— Иными словами, Пётр много сделал изменений в России, но в первую очередь у него в голове стояло: как создать мощный военный ресурс на суше и на море и решить те задачи, которые не удалось решить до него, то есть вернуть русские территории, отторгнутые Швецией в эпоху Великой Смуты.

С. Реснянский

— И в этой связи Пётр Первый, исходя из той внешнеполитической ситуации, которая тогда была в России, совершает заграничное турне в Западную Европу.

Д. Володихин

— Великое посольство.

С. Реснянский

— И там он не только занимался проблемами технологии создания кораблей, промышленности определенной, формировал кадры иностранцев — специалистов по различным проблемам промышленности, торговли, но он еще и много разговаривал с государственными деятелями Западной Европы, с философами, с политическими фигурами того времени.

Д. Володихин

— С кем же?

С. Реснянский

— Прежде всего, это Вильгельм III. Собственно, почему Голландия была неким объектом подражания для Петра Первого с точки зрения России? Неслучайно Карамзин говорил о том, что Пётр хотел сделать из России новую Голландию. Голландия к тому времени занимала ведущее место среди мировых держав как финансовый и мировой центр. Четыре пятых торгового флота мира принадлежали Голландии и мощный военный флот. Более того, правитель Голландии Вильгельм Оранский в это время становится королем Англии, Вильгельмом III, и поэтому поездка Петра в Голландию автоматически привела его и в Англию, то есть это не было какое-то другое государство. Один правитель: Вильгельм III оставался правителем Голландии и правителем Англии, это было как одно пространство. Пётр много беседовал с Вильгельмом III. Более того, он встречался с различными философами того времени в Голландии, посещал университеты голландские и британские. Петр воспринял идею Вильгельма III стать главой Церкви, как это было среди стран протестантского круга, как сам Вильгельм III по отношению к Англиканской Церкви.

Д. Володихин

— Да, и до него всё это уходит ещё в XVI век. Традиция достаточно старая для Англии и до этого момента абсолютно немыслимая для России.

С. Реснянский

— Кроме того, Пётр, занимаясь много историей стран протестантского круга, различных направлений протестантизма, кальвинизма, англиканства, ему импонировала, например, идея «дешёвой церкви». И Пётр много сделал, кстати, с точки зрения реформации, с точки зрения изменения статуса Церкви, монастырской жизни в России. Например, он считал, что монастыри должны содействовать помощи инвалидам, помощи старым солдатам и так далее.

Д. Володихин

— Тем, кто вышел из службы, не имеет дома, может преклонить голову в монастыре, Пётр принуждает монастырь быть своего рода базой для инвалидов.

С. Реснянский

— Да, совершенно правильно.

Д. Володихин

— Но вот помимо Вильгельма III, вы говорите, что он встречался с философами, беседовал. Действительно, там было несколько очень крупных мыслителей того времени.

С. Реснянский

— Ещё привлекла внимание Петра теория общественного договора Томаса Гоббса. Надо сказать, что теория общественного договора принципиально отличалась от трактовки сущности государства с точки зрения христианского взгляда, с образом, в котором земное царство есть отражение Царства Небесного.

Д. Володихин

— Ну, во всяком случае, православного взгляда на государство.

С. Реснянский

— Да, теория общественного договора отрицала это. Но, тем не менее, она давала возможность Петру говорить о необходимости государства, трактовку государства как важнейшего института в Российском государстве.

Д. Володихин

— То есть есть народ, есть Церковь, есть вера, но государство — прежде всего, превыше всего.

С. Реснянский

— Совершенно точно. Кроме того, его привлекала теория естественного права Гуго Гроция, известного голландского мыслителя. Здесь тоже теоцентрическая картина мира с точки зрения теории естественного права упразднялась. Есть ли Бог или не существует Бога, человек в любом случае обладал естественными, данными ему от рождения, правами.

Д. Володихин

— То есть для Гуго Гроция не то чтобы Бог в центре мира или не в центре, — к сожалению, говорим это на православном радио, но что было, то было в те времена, — Бог был не особенно важен в целом.

С. Реснянский

— Дело в том, что с точки зрения практической реализации этой теории, конечно, Петр не стал это делать. Дело в том, что петровская модель выводилась не из Гуго Гроция в России, а на основе всеобщности государственного тягла, когда все сословия должны были служить государству. Это, конечно, противоречило теории общественного договора.

Д. Володихин

— Но Гроцию это было близко.

С. Реснянский

— Да. Гроций также развил идею о праве государства на справедливую войну, что приветствовал Пётр, особенно в свете попытки Петра сколотить коалицию Европейской державы против Турции. Он считал, что Турецкая Османская империя должна заплатить за узурпацию славянских государств, которые она подчинила, и в этом смысле Пётр считал будущую войну с Турцией, которую он предполагал, как справедливую. И в этом плане теория Гуго Гроция ему импонировала.

Д. Володихин

— Ну, и война со Швецией — то же самое. С его точки зрения справедливая война — это возвращение утраченного населения православного на территориях изначально русских.

С. Реснянский

— Кроме того, его интересовала теория Самуэля фон Пуфендорфа.

Д. Володихин

— Вот об этом поподробнее, потому что для Петра это была огромная фигура, ныне Пуфендорф почти совершенно забыт.

С. Реснянский

— Совершенно правильно, потому что перевод изучения Пуфендорфа в России был под личным кураторством Петра Первого. Что считал Пуфендорф: отделение права от теологии, теократическая модель государственности более не могла признаваться состоятельной, право вне зависимости от религии и должно соотноситься с разумом. Религия в этой модели функционирования государства оказывалась вообще не нужной.

Д. Володихин

— То есть религия не то что второстепенная или третьестепенная, но для политики это декорация в лучшем случае.

С. Реснянский

— Да. В духовном регламенте 1721 года были включены положения и сочинения Пуфендорфа. Разработчиком этой доктрины, регламента являлся Феофан Прокопович. Мы чуть позднее о нём поговорим более подробно.

Д. Володихин

— В данном случае получается так: взял западноевропейского философа и вставил его в документ, который должен был руководить жизнью русского архиерейства, руководства Русской Церкви. Это, конечно, шаг серьёзный.

С. Реснянский

— Да. И включение идеи лютеранского мыслителя Пуфендорфа в регламент управления Православной Церковью только подтверждает тезис о протестантской составляющей петровского церковного реформирования, она была безусловна. Я сторонник также этой идеи. В 2009 году у меня вышла книга «Церковная реформа Петра. Протестантская модель или византийское преемство», я там тоже отмечаю эту мысль, о которой сейчас вам говорю.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, идея стоит в том, что Петр достаточно далеко отошёл от исторического административного опыта константинопольского образца и ушёл в сторону использования опыта Протестантской Церкви.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях доктор исторических наук, профессор Государственного университета просвещения, известный историк — Сергей Иванович Реснянский. Мы обсуждаем мировидение Петра Великого, что на него влияло, кто на него влиял, и как эти влияния в конечном итоге преобразовывались в его политические шаги.

С. Реснянский

— Следующей знаковой фигурой для Петра в Европе был Лейбниц.

Д. Володихин

— Ну, эта фигура общеевропейского масштаба, безусловно, больше, чем тот же Пуфендорф.

С. Реснянский

— Кстати, Лейбницу принадлежит идея создания Российской академии наук. Он был, по сути дела, официальным платным советником Петра. Вообще Лейбниц рассчитывал, что Петр Первый станет для него спонсором, как в дальнейшем Екатерина Вторая для Вольтера, и он стал.

Д. Володихин

— Отчасти — да, получилось.

С. Реснянский

— Лейбницу импонировала политика Петра, что Петр ведёт справедливую войну со Швецией, он стоял на его стороне в этой войне, считал, что Петр идёт по пути от варварской России к европеизации, и в этом его приветствовал. Более того, Лейбниц также считал, рассматривая мировую историю, что история не прогресс, как была единая линия у европоцентристов в эпоху Просвещения, и не регресс, а круг, то есть определённая логика круга в истории. Автором был не Лейбниц этого концепта, он соглашался с этим и разделял это мнение, автором был Дмитрий Кантемир, бывший молдавский господарь, важная фигура петровской идеологии.

Д. Володихин

— Но чуть было родственником его не стал, мог с ним Пётр породниться через его дочь.

С. Реснянский

— Через Марию Кантемир.

Д. Володихин

— Да, но этого не произошло, и мы здесь не будем заниматься, как говорят специалисты, контрфактическим моделированием, что в русском языке обозначается словами «если бы, да кабы». Кантемир действительно очень важная фигура, такой просвещённый государь того времени, европеец до мозга костей и вместе с тем человек православного вероисповедания.

С. Реснянский

— Да. Кантемир считал, что в мировой истории переходят друг другу на смену четыре мировых монархии. Круг начинается на востоке и заканчивается на севере. На востоке Персидскую державу сменяет южная держава Александра Македонского, затем империю Македонского сменяет западная держава — Римская империя, Европа — это продолжение Римской империи, и закончится это всё на севере, а на севере — Россия, то есть будущее мира будет за Россией. Это разделял Лейбниц, об этом говорил Кантемир и эта идея в конечном итоге у Николая Данилевского вошла в «Теорию культурно-исторических типов».

Д. Володихин

— Здесь всё это корнями уходит, конечно, в Священное Писание, в Даниилово пророчество, вещи, которые обсуждались средневековыми теологами. Понятно, что в эпоху Просвещения они получили иную трактовку. Мне любопытно, вот среди тех людей, о которых вы говорите, вы перечислили Томаса Гоббса, Гуго Гроция, Самуила фон Пуфендорфа, Лейбница, Кантемира, понятно, что с Кантемиром он был на протяжении нескольких лет в большой интеллектуальной близости, а вот что касается европейцев, с кем из них Пётр разговаривал, а не просто читал труды?

С. Реснянский

— Разговаривал он практически с ними со всеми.

Д. Володихин

— Это вот очень важный момент: не только с Вильгельмом III, но и с самими философами лично, общение личное оказывает большее воздействие, чем просто чтение трудов.

С. Реснянский

— Я хочу ещё кое-что подчеркнуть с точки зрения влияния идей этапно-европейской политической мысли на Россию. Пётр, по-видимому, разделял всё-таки фундаментальные положения, в частности, теорию общественного блага: то, что государственная власть должна стремиться ко благу своих граждан, это очевидно. Но стремление ко благу отсутствовало в ценностно-целевой повестке средневековых государств вообще, в том числе и в России. Христианское государство стремилось не ко благу, а к добру, к спасению души, к противостоянию злу. И вот стремление к добру оказывалось возможным при наделении государства свыше благодатью. «Благодать» и «благо» в русском языке, хотя и однокоренные слова, но имеют разные смыслы.

Д. Володихин

— Вот благо, например, для Соединённых Штатов, которые образуются через несколько десятилетий после Петра, это стремление к счастью — в основном, к счастью материальному.

С. Реснянский

— Благодать нисходит от Бога, тогда как благо связано с удовлетворением человеческих потребностей.

Д. Володихин

— То, что человек может приобрести в мире земном, в том числе материальные некие удовольствия.

С. Реснянский

— Да. Идея общего блага, несмотря на свое европейское происхождение и, собственно, секуляризацию, тем не менее очень удачно легла на российскую цивилизационную почву. Апелляция к всеобщности соотносится с традиционалистским общинно-коллективистским ориентиром.

Д. Володихин

— В данном случае получается так, что вся Россия с этой точки зрения превращается в общину тяглецов, тех, кто тянет службу и так или иначе служит кто-то плугом, кто-то — саблей, кто-то — интеллектом своим великому государю. А государь, в свою очередь, должен служить всему социуму, всей общине — как человек, который обязан заботиться о ее благе. Такая объявляется внерелигиозная взаимность обязанностей.

С. Реснянский

— Вы совершенно правы, Дмитрий Михайлович, потому что вторая сторона теории общественного блага была модель с двумя составляющими: монарх и народ. И в этой модели не осталось места для элиты, которую должна была ограничивать в ее притязаниях власть, монарх. В Западной Европе в конце ХVII — начале ХVIII века монархи действуют в союзе с третьим сословием, ограничивая власть элиты. Позднее уже общество будет воевать в Европе с узурпатором, так сказать, с автократором. А в это время, при Петре, монархи в Западной Европе были в союзе с третьим сословием против элиты. И в России, как известно, бояр не любили, элиту не любили в России. И эта часть всеобщего блага тоже удачно легла на политику Петра Первого.

Д. Володихин

— Иными словами, появляется такой вектор придавливания служилой аристократии, которая имела права по роду своему, сливок дворянства, которые также имели определенные льготы по роду своему. И Петр Первый с этой точки зрения говорит обществу: знатность будем по годности считать, ваша древняя кровь может быть поставлена ни во что, а вот ваши способности на службе государства будут всем.

С. Реснянский

— Вот это говорит о том, что Петр умел искусно, тонко брать то, что нужно было для России от западноевропейских политических систем. Дмитрий Михайлович, вы сказали, что нужно поговорить о том, с кем еще говорил Петр Первый и кто оказал на него влияние.

Д. Володихин

— Я так понимаю, мы добрались до Феофана Прокоповича, очень крупной фигуры Петровского царствования, фигуры, пережившей Петра и еще оставившей след после него при его преемниках. Фигура энергичная, для кого-то — реформатор, для кого-то — разрушитель, единственный человек в ту эпоху, который вызывает даже большую дискуссию, чем сам Петр.

С. Реснянский

— Я считаю, что главная заслуга Феофана Прокоповича стояла в обосновании целесообразности абсолютной власти государя. В работах Феофана Прокоповича «Слово о власти и чести царской», «Правда воли монаршей» главной красной нитью проходит как раз вот эта тема абсолютизации власти. В отличие от прежней, уходящей ко времени Ивана Грозного традиции изложения основ самодержавия, Феофан делает это путем сочетания религиозного подхода с современными общественными концепциями, с тем же, естественно, правом, с общественным договором всеобщего блага, национальным суверенитетом и так далее. То есть с тем, что изучал Петр в Европе, вот это сочетание старого религиозного концепта обоснования царской власти и новых концептов Европы.

Д. Володихин

— Иными словами, Феофан Прокопович находит способы оправдать вот этот мировоззренческий курс Петра как богослов: да, вера говорит, что царь главный и правда его воли абсолютна.

С. Реснянский

— С одной стороны, Феофан Прокопович выводил право общественного и государственного устроения из человеческого естества. Но в то же время он не отрицал и Божественное откровение, Бог, как основа всего тварного мира. А с другой стороны, извечность материи, которую нельзя никогда ни создать, ни изменить, ни увеличить.

Д. Володихин

— Ну, а человек — существо грешное, потому что когда-то это грехопадение произошло, и оно влияет на всю пронизанную этим грехопадением человеческую натуру, она не может быть совершенной.

С. Реснянский

— Да, фактически учение Феофана являлось промежуточной моделью. Это имело переходное значение между теориями теократизма (то есть власть монарха становится Богом) и абсолютизмом. И, если быть последовательным Феофану Прокоповичу, то власть монарха устанавливает силу общественного и природного целесообразия, фигура патриарха вообще, но до этого он не дошел, он остановился на промежуточной переходной модели.

Д. Володихин

— Ну, хорошо, понятно. Допустим, мы перечислили людей, которые влияют на Петра, в какой-то момент обосновывают его правду, но есть же, очевидно, фигуры, которые дискутируют с Петром. Так, например, по церковным делам главным таким полемистом был Стефан Яворский, человек, который одно время являлся первейшей фигурой в Русской Церкви. Патриарх Адриан до споров с царем не восходил, потому что в конце жизни он был просто в слабом физическом состоянии, он долго болел. А Стефан Яворский споры затевал.

С. Реснянский

— Я хотел еще все-таки несколько слов сказать его Феофане Прокоповиче. В его учении фигура патриарха вообще не устанавливалась. Во главе Церкви — государь, он носитель светской и духовной власти. Еще очень важная противоречивая идея Феофана Прокоповича — это его учение с идеей всеобщего священства. Это протестантская идея. Эта идея дала основание Прокоповичу десакрализовать роль Церкви в ее легитимизации царской власти. Церковь лишалась прерогатива быть транслятором Благодати от Бога к монарху.

Д. Володихин

— При том, что он сам был архиереем. Ну хорошо, давайте попробуем все-таки поговорить о том, кто возвышал голос против этих идей.

С. Реснянский

— Да, но еще очень важный момент. Мы говорили о Стефане Яворском: вот те идеи, которые мы, Дмитрий Михайлович, изложили в передаче касательно Феофана Прокоповича, были категорически отвергнуты Яворским. Яворский тоже очень противоречивая фигура, хотя Петр Первый с симпатией к нему относился, он не случайно был местоблюстителем церковного престола с 1700 года по 1721-й, 21 год. Патриарх умер в 1700 году.

Д. Володихин

— Как бы в отсутствие патриарха Стефан был заменителем, местоблюстителем достаточно долго, но не патриархом новым.

С. Реснянский

— Надо сказать, что, как и Феофан Прокопович, Яворский прошел Киево-Могилянский коллегиум, изучил различные политические концепты Западной Европы, он был одно время униатом, как и Феофан Прокопович. Работа Яворского «Камень веры» с элементами католицизма, а Пётр категорически отрицательно относился к католицизму, тем не менее, с точки зрения противопоставления Прокоповичу, постоянно делал ставку на Яворского. Вот эти две фигуры, чрезвычайно противоречивые, диаметрально противоположные и ненавидевшие друг друга, были вокруг Петра Первого много лет.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях доктор исторических наук, известный историк Сергей Иванович Реснянский, профессор Государственного университета просвещения. Мы беседуем о том, каково было мировидение Петра и, соответственно, идеология Петра. Мы добрались до споров, касающихся Русской Православной Церкви, веры православной и того соработничества, которое должно происходить между ней и светской властью, властью царской. Получается парадоксальная ситуация, вот вглядитесь в неё, дорогие радиослушатели. За и против определенных рецептов в церковной сфере борются у престола царя два ученых малоросса, один из них — филокатолик, другой из них — любитель протестантизма и его рецептов. И здесь не хватает человека, который был бы твёрдым ортодоксом, каким был патриарх Иоаким, человека, который силён в православном богословии, в православной ортодоксии и при этом, безусловно, русского по своему происхождению в нашей церковной среде. Что вышло? Пётр больше прислушивался к Прокоповичу, но, прислушиваясь к обоим, того голоса, который должен был услышать, не услышал.

С. Реснянский

— Дело в том, что в этот период в Русской Православной Церкви среди иерархов, за редким исключением, скажем, Дмитрия Ростовского, Митрофана Воронежского, не было той школы, которая систематизировала бы идеи ценностей религиозного культурного кода России в тот период. К сожалению, так получилось, что в это время Пётр ориентировался в критике протестантизма таких филокатолических апологетов, как Стефан Яворский. А с другой стороны, критика католицизма людьми, которые принимали протестантские идеи в некоей степени.

Д. Володихин

— Ну что же, не так долго нам осталось сидеть у микрофонов, стоит постепенно начать подводить итоги. Главный вопрос: вот эти идеи, которые Пётр получил от философов Западной Европы, от Гоббса, от Гроция, от Лейбница, от Пуфендорфа, от религиозных авторитетов того времени, от Вильгельма III — до какой степени они оказались почвой для его практической политики?

С. Реснянский

— Вы знаете, я в свое время думал, что церковно-государственные отношения при Петре были с определенным элементом протестантизма. Но теперь я так не думаю. Я думаю, что главным для Петра было государство, великодержавность, служение Отечеству. И в этой связи, конечно, Пётр жил в исключительно тяжелое время для России. Пётр, по сути дела, сохранил суверенитет России, выиграв Северную войну, создав мощную армию и мощный флот, и для него это было главное. Конечно, в тот период судорожной модернизации он использовал свои прерогативы царской власти для максимального создания государственности в России, мощного государства — усиление державности. И средства, которые он использовал, не просто так реализовывал, а промысливал все, что можно было, все, что было полезно для России взять, но, тем не менее, главной для него была державность. Пётр, на мой взгляд, не был стратегом, а был блестящим тактиком. Он использовал из той ситуации, в которую попала Россия, максимум возможностей. Известны слова, которые приписывают Остерману, сподвижнику Петра Первого, о том, что Пётр говорил: «Мы возьмем западную технологию, а через какое-то время повернемся к ней спиной». Может, так и было бы, если Пётр прожил бы еще не один десяток лет, но он умер относительно молодым, не получилось. И, к сожалению, будущее России оказалось прагматичным с точки зрения его модернизации. Известно, что Пётр по сути был революционером, революционером от реформ бытовых до государственно-церковных. Любая революция, как известно, кончается или термидором, или продолжением революции. К сожалению, в России не было ни термидора, и не было, собственно, модерновых приумножений петровского модернизационного процесса.

Д. Володихин

— То есть была просто инерция.

С. Реснянский

— Да, это был ХVIII век, как Ключевский сказал, «бабий век». Были блестящие страницы геополитики Екатерины Второй. Но, тем не менее, все продолжалось в русле петровских преобразований. Не приумножалось, а продолжалось. Были попытки Николая Первого перейти на традиционные культурные религиозные ценности, не очень это получилось. Были попытки Александра Третьего. Ну и мы имеем то, что мы имеем. Имеем ту инфернальную составляющую, с которой, к сожалению, столкнулся Николай Второй.

Д. Володихин

— Ну, что ж, время нашей передачи подходит к концу, пришло время резюмировать. Петр взял на борт своего мировидения много европейских философских концептов, взял прямо и непосредственно от тех мыслителей, которые их разрабатывали, взял их опосредованно от людей, которые жили в России, от Кантемира, от Феофана Прокоповича, и в итоге использовал их так, как можно использовать государственную печать для колки орехов. Ему нужно было добиться определенных тактических целей: усиление власти, создание мощной армии, победа над Швецией, формулирование определенного курса мобилизационной модели государства. И чем стали все те идеи, которые к нему пришли от этих мыслителей? Они стали инструментами в топке европейской политики Петра Первого. Когда Петр умер, отказываться от этих инструментов было невозможно, поскольку они оказались заложены в толщу Российского государства, и без Петра они жили в этой толще, влияя на суть и характер государства, но кнопка, которая могла бы их отключить вовремя, оказалась забыта. Она была, но пойди, найди ее после того, как человек, который завел этот механизм в государстве, ушел из жизни. Что получилось? Тактически Петр добился очень многого, хотя бы та же победа в Северной войне, чего не могли добиться его предшественники, не могли добиться ни при Михаиле Федоровиче, ни при Алексее Михайловиче, он этого добился. Взлет экономики — да, несомненно. А вот что касается характера государства, которое стало слишком секулярным, слишком светским и должно было свернуть с этой дороги чуть позже, но не свернуло — вот это беда, которая привела к порче внутри самой сути нашей цивилизации и привела в конечном итоге, по этой гибельной инерции, к 1917 году.

С. Реснянский

— Дмитрий Михайлович, я хочу добавить вот еще что. Дело в том, что в России на уровне элитаристского звена при Петре утверждается новый антропологический тип человека секулярного. Секуляционная ценностно-мировоззренческая парадигма задает и содержание Петровской идейной властной политтрансформации. То есть начиная с Петра, в России обнаруживаются две культуры: культура секулярная, западноевропейского типа, с точки зрения элиты; и народа, который остается в православной системе координат. Две культуры, между которыми был потерян диалог, что в конечном итоге привело к 1917 году.

Д. Володихин

— Две культуры, которые жили рядом, но так не сдружились и не помирились. Дорогие радиослушатели, от вашего имени мне остается поблагодарить Сергея Ивановича Реснянского за то, как он четко объяснил происходившее в сфере мировидения Петра в начале XVIII века. И мне остается сказать вам: спасибо за внимание, до свидания.

С. Реснянский

— Спасибо.

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Адмирал Андрей Августович Эбергард». Константин Залесский
• «Великая Отечественная война и танкостроение». Александр Музафаров
• «Рюрик — загадки личности». Сергей Алексеев

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов