«Церковная жизнь в Москве в советские годы». Прот. Александр Борисов

30.11.2023

Поделиться

У нас в гостях был настоятель московского храма святых бессребренников Космы и Дамиана в Шубине протоиерей Александр Борисов.

Отец Александр рассказал о своем жизненном пути, о решении принять священство и о тех духовных наставниках, которые оказали влияние на выбор пути — отце Николае Голубцове и отце Александре Мене.

Ведущие: Алексей Пичугин, Ксения Толоконникова.

А. Пичугин

— Здравствуйте, дорогие слушатели, «Светлый вечер» на светлом радио, сегодня четверг и поэтому, как всегда, у нас в эфире совместная программа радио «Вера» и музея-исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди», Ксения Толоконникова — директор музея

К. Толоконникова

— Добрый вечер

А. Пичугин

— Я Алексей Пичугин и с удовольствием представляю нашего гостя: сегодня вместе с нами и с вами здесь в этой студии настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана в Шубине, в Столешниковом переулке в Москве протоиерей Александр Борисов, добрый вечер

о. Александр

— Добрый вечер.

К. Толоконникова

— С чего мы начнем наш разговор — мы хотели поговорить с отцом Александром, отец Александр — личность известная, в дополнительных представлениях не нуждается и нам хотелось поговорить о людях, которые, каждый по-своему, но в значительной степени повлияли на ваш, отец Александр, путь, на ваш выбор пути, на ваш выбор священств. В конечном счете — это отец Николай Голубцов, который вас крестил и отец Александр Мень, под крылом которого вы, так сказать, продолжили свой путь. И вот начнем мы, наверное, конечно, с отца Николая и вот тут очень интересно: здесь прослеживается такая духовная родословная, ведь отец Николай, в свою очередь, был чадом старца Алексия (Соловьева) духовника Зосимовской пустыни и того человека, который тянул жребий Патриарха Тихона. Это такой мост в совсем-совсем другую эпоху. Но вы, конечно, отца Николая помните уже человеком таким, маститым протоиереем. Он вас крестил в каком году?

о. Александр

— Но это был 1958-й год, но он никогда не производил впечатление маститого, скорее простой, очень внимательный, о нем замечательно пишет в своих воспоминаниях Светлана Аллилуева, дочь Сталина, которую он тоже крестил за год или за два до моего крещения. Во всяком случает то, как она описывает беседу с ним, впечатление от него, беседовали там на скамеечке в храме у западной стены это очень точно и хорошо, в хорошем настроении. Удивительно, что он мог говорить и с такими людьми, казалось бы, очень знаменитыми и с простыми одинаково ровно, вежливо и со вниманием.

А. Пичугин

— А знакомство ваше как произошло?

о. Александр

— А знакомство произошло очень просто: когда я в 58-м году в июне вдруг понял, что есть Бог...

К. Толоконникова

— Вы были двадцатилетним юношей

о. Александр

— 19-ти даже и...ну, это была такая действительно, встреча, как я сейчас оцениваю ее издали, а тогда это было таким событием: я был на загородной станции в Пушкино, ждал электричку, смотрел на закат замечательный, облака перистые надо мной, все такое и вдруг приходит мысль, что вот эта красота, она не может быть связана только с дифракцией солнечных лучей, капельками росы в облаках и так далее, почему красиво?

К. Толоконникова

— И почему мы способны ощущать эту красоту, это — как красоту, да?

о. Александр

— Об этом я тогда еще не думал, я подумал, что за этим, наверное, что-то есть или кто-то есть. Эта мысль навела меня сразу на другое соображение: значит, этот кто-то — есть Бог, значит, та семья, которую я знаю с детства, которую очень любил, фактически моя вторая семья Меней с братом отца Александра Павлом мы учились с первого класса, я там его еще просто выбрал дружить, мы до сих пор еще с ним самые близкие друзья. И, значит, они все правильно говорят и делают, значит, действительно, надо идти в церковь, узнавать Бога, идти по этому пути, так что вот это такое было, действительно, обращение. И сразу я на следующий день побежал к Павлу: «Давай рассказывай мне про вашу веру, я чувствую, что Бог есть». И здесь надо сказать, что в течение этого всего времени — это с 46-го года начиная, когда мы пошли в первый класс и до 58-го года, то есть 12 лет никакого со стороны его мамы или Павла самого, или Алика такого призыва, давления, агитации, ничего такого не было. Они при мне и молились и все, как они жили обычной жизнью

К. Толоконникова

— Они не скрывали ничего от вас?

о. Александр

— От меня нет, от соседей все-таки скрывали, иконы у них не висели, как сейчас в кивотах висят, был небольшой такой ящичек, на стеночке висел и в нем были иконы, лампадочка, все такое, когда соседи заходили — ящичек закрывался.

А. Пичугин

— Я помню: наверное, самый необычный рассказ у нас с Ксенией в программе был...

К. Толоконникова

— Мне все-таки кажется, что все это легенда, легенда и мифы

о. Александр

— О чем?

А. Пичугин

— Про высотку на Котельнической набережной, скорее всего, судя по описаниям это там происходило, в генеральской квартире, когда у одного генерала, нам не называли, кто конкретно, его навестил священник...

К. Толоконникова

— Его навестил митрополит Питирим

А. Пичугин

— А, его навестил митрополит Питирим, да, да

о. Александр

— Ну, вполне возможно

К. Толоконникова

— Нечаев

А. Пичугин

— Ну да, конечно, сам факт-то конечно. И он, значит, предложил помолиться перед едой, генерал нажал кнопочку, что-то открылось, что-то выехало, вниз спустилось и там целый иконостас раскрылся автоматически

К. Толоконникова

— С горящими лампадами, ну не знаю я...

о. Александр

— Ну почему, я думаю, вполне это возможно, генерал, который приглашает митрополита Питирима...

А. Пичугин

— Он тогда еще, наверное, и не был митрополитом, на дворе стояла какая-нибудь половина 60-х

о. Александр

— Нет, уже был, был.

А. Пичугин

— Ну да, ну примерно

о. Александр

— Во всяком случае, он заведовал Издательским отделом, то есть он был уже в высшем эшелоне.

А. Пичугин

— А как же так, если вы были в те годы, собственно, с самого раннего детства дружны с семьей Ме́ня, отец Александр уже, естественно, был священником с 60-го года...

о. Александр

— Нет, это он стал дьяконом два года спустя

А. Пичугин

— Нет, когда вы решили...а, когда вы решили креститься...

о. Александр

— Нет, он стал дьяконом в тот же год, а уже год спустя стал священником

А. Пичугин

— Это у меня что-то с вашим рукоположением в 72-м году, или в 73-м?

о. Александр

— В 73-м в диаконство

А. Пичугин

— В диаконство, это у меня что-то сдвинулось в голове, да, конечно, в 58-м конечно же, отец Александр только дьяконом стал, да, да.

о. Александр

— Да, и вот у меня сразу возникло желание принять крещение, я размышлял о том, что есть разные направления: есть буддизм, есть католичество, как вот мне быть, это буквально было на следующий день. Но как-то мне сразу простое соображение, что коль скоро я рожден в России, русский — естественно идти в Русскую Православную Церковь, куда и ходила вся семья Павла, мама его и брат. Отец не был христианином, но он к этому относился терпимо, была такая интеллигентная еврейская семья, так что вот...мы, собственно, дружили с детства, у меня никакого антисемитизма не было, это была еще прививка от мамы, которая была чисто русская, родилась в деревне, но сложилось так, что в квартире, где она жила с детства, там была такая культурная еврейская семья, она дружила со всеми братьями, сестрами и так далее, до последних лет жизни с ними общалась

К. Толоконникова

— Мне почему-то сразу вспоминается «Баллада о детстве» Высоцкого

о. Александр

— Да, но во всяком случае она как-то такую прививку получила и передала ее мне, что не имеет значение какой национальности человек, одинаковое уважение ко всем. И интересно, что мама, хотя не была верующей и к этому относилась скорее настороженно...

К. Толоконникова

— Но крещеной была все-таки, да?

о. Александр

— Она была крещена в детстве, когда родилась, сразу крестили. Но она всегда была против всякого кощунства, насмешек: «нет-нет, вот это не надо», всегда меня останавливала. Но интересно, что ведь вот какие-то зачатки что ли, веры, религиозности, они пробуждаются сами, только вот где-то уже лет в 50 или даже позже вспомнил вдруг, что, когда я был мальчиком лет 10-12 и часть лета проводил в деревне, на Родине моей мамы — это в Тульской области Венёвский район, то мне самому как-то вдруг появилось такое желание, любил ходить в лес собирать землянику, все такое и появилось желание после того, как я собрал ягодки в литровую банку, самые хорошие три ягодки надо оставить под листиком где-то там на пенечке.

К. Толоконникова

— То есть это такая естественная религиозность, жертва?

о. Александр

— Да, именно три и именно только самые хорошие.

А. Пичугин

— А кому оставить, почему оставить вы не задумывались?

о. Александр

— Вот это как-то было непонятно, кому и почему, но оставить надо причем самые хорошие, зелененькие нельзя.

К. Толоконникова

— Неведомому Богу, как жители Афин, да?

о. Александр

— Но это такое очень интересное свидетельство, что в человеке лежит, заложено, причем не мама, ничто вокруг, я даже никому не говорил, просто оставлял, как некую благодарность за прекрасный лес, прекрасную природу, за ягодки за эти очень хорошие, так что в человеке как-то заложено

К. Толоконникова

— А грибы тоже оставляли или грибы все-таки жалко было?

о. Александр

— Нет, там, во-первых, летом еще не было, как-то все было сложнее. И потом, конечно, видимо, почву к этому готовило то обстоятельство, что уже после смерти Сталина, я тогда уже учился в классе десятом, 56-й год, когда заканчивал школу это был XX съезд, обличение культа личности и все такое. Помню, девчонки мне со двора кричали: «Шурка, выходи гулять! Слышал — Сталин-то враг народа!» И у нас сразу прекратили преподавание истории, в десятом классе учился тогда, как раз мы готовили тему «Десять Сталинских ударов», все прекратили, учитель рассказывал всякие анекдоты

А. Пичугин

— Вообще прервалось преподавание истории?

о. Александр

— Да, преподавание истории прервалось, несколько месяцев там оставалось

А. Пичугин

— Да, новый верный курс

о. Александр

— Да, и всем поставили пятерки по истории по аттестации, все на этом закончилось. Так вот именно в это время, я уже был в 9-10-м классе вдруг начали давать Достоевского, потому что в нашей программе, когда я учился, такого писателя не было в России, он так вспоминался, маленький такой портретик был и все

К. Толоконникова

— Как реакционный, скорее

о. Александр

— Там не давали даже оценки, о нем ничего не говорили

К. Толоконникова

— Но в литературной энциклопедии, по-моему, 32-го она года или 33-го — это Большая литературная энциклопедия — он там упомянут, как реакционный писатель.

о. Александр

— И вот тогда я начал читать его, начал с маленьких рассказов: «Неточка Незванова», вот эти вот «Бедные люди» и он меня как-то очень захватил сразу своим языком, я почувствовал действительно замечательный язык, какие-то очень важные вещи, я помню, даже девчонки, с которыми мы дружили, они мне двухтомник подарили Достоевского: ты его любишь — пожалуйста. Это действительно, возможно, как-то подготовило такую почву. Так что к вопросу об отличии нашего времени от того, что было где-то там, в 50- годы

А. Пичугин

— Мы напомним, что в гостях у светлого радио протоиерей Александр Борисов, настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана в Шубине.

о. Александр

— И вот тогда же это произошло в июне, мама отца Александра и Павла Елена Семеновна стала меня готовить к крещению, я жил у них на даче тогда это в Отдыхе и готовился поступать в институт

А. Пичугин

— Казанское направление: Малаховка, вот туда?

о. Александр

— Да, она и сейчас называется станция Отдых

А. Пичугин

— Да, и там рядом храм не закрывавшийся, в Удельной

о. Александр

— Там тогда никаких храмов в окрестностях не было

А. Пичугин

— Там в Удельной никогда не закрывавшийся

о. Александр

— В Удельной храм, они всегда ездили туда

А. Пичугин

— К отцу Виктору

о. Александр

— Вы имеете ввиду Шиповальникова?

А. Пичугин

— Да.

о. Александр

— Нет, нет, он тогда еще не служил, он тогда еще, наверное, в тюрьме сидел или только что вышел, 58-й год, наверное, уже освободился, да. И, помню, всегда переезжали до третьего июня, потому что третьего июня Константин и Елена, день рождения, она с мальчиками уже ехала в Удельную, чтобы там это отметить, причаститься. Так что и вот где-то в конце июля я принял крещение от отца Николая Голубцова и какое-то время к нему ходил, но редко, так что, признаться я, в общем-то его мало знал, только действительно такое ощущение человека очень простого, очень душевного, очень внимательного, то, о чем Светлана Аллилуева очень хорошо пишет в своих воспоминаниях.

К. Толоконникова

— Но вместе с тем, я читала как раз эти ее воспоминания, вместе с тем образ предстает какой-то очень крупной личности, очень крупной и такой цельной, я бы даже сказала глыбистой такой, то есть человек, он как бы всю жизнь шел к тому, чтобы стать священником тогда, как, например, в 20-е годы было совершенно непонятной была судьба Церкви и непонятно было, как это намерение его может осуществится, то есть он нарочно как бы отсек для себя гуманитарную историю получения гуманитарного высшего образования, потому что невозможно было получить гуманитарное образование и не кривить душой. И агрономом он, по-моему, стал?

А. Пичугин

— Под Сергиевым Посадом где-то, да, в каком-то колхозе.

о. Александр

— Да, ну, наверное, это отдельная тема, отдельная передача уже, это надо специально уже восстановить все эти материалы, во всяком случае я помню такую реплику одного регента одного московского храма, где я прислуживал, когда поступил в семинарию, он сказал: «Ну что, тогда вся московская интеллигенция к отцу Николаю Голубцову ходила».

К. Толоконникова

— Ну да, это вот как раз конец 50-х — начало 60-х годов, начало, волна этой хрущевской атеистической пропаганды, начинает издаваться журнал «Наука и религия», книги выходят атеистические огромными тиражами, как раз вот отец Александр Мень же вспоминал об этом, что «не проходило дня без того, чтобы не выходило новой атеистической какой-нибудь брошюры»

о. Александр

— Да, да, причем тогда было модным кого-нибудь из тех, кто преподавал в семинарии или был как-то связан с верой, более-менее был известен тем или иным способом принуждать к отречению и еще выставить в печать. Но дело в том, что, поскольку в 58-м году Александр Мень закончил институт, вернее, не закончил — отчислили

К. Толоконникова

— Из пушного института

о. Александр

— Он стал дьяконом примерно в то же время в июне 58-го года, и я стал уже со всякими духовными вопросами ездить к нему.

К. Толоконникова

— Ну потому что и возраст ближе, и вы давно в товарищеских отношениях.

о. Александр

— Мы не были особо тогда в школе в товарищеских отношениях, потому что в школе 4 года разница довольно большая, он был старше, я просто помню очень красивого молодого человека, очень остроумного, живого, который всегда так вежливо общался, например: «Ребята, тут вышла книга хорошая, вам, конечно, некогда будет прочесть, я вам сейчас ее расскажу». Он был человеком, который очень любил поделиться, рассказать, я имею ввиду — отец Александр Мень, дружелюбный, всегда был в центре компании, любой, будь то Всероссийское общество охраны природы, юношеская секция ВООП, где он был и будь то студенческая компания в пушном меховом институте, в который он поступил, так что он всегда был в центре компании, это такой живой, начитанный

К. Толоконникова

— А ревности не было со стороны Павла?

о. Александр

— Нет, нет, никакой ревности не было. У нас как-то, знаете, изначально сложилось так, что мы принимали друг друга с Павлом без всякой критики, прямо как есть и я даже сейчас ребятам, мальчики, когда исповедуются, девочки про друзей и все такое, я всегда говорю: знаешь, если хочешь дружить — принимай друга таким, какой он есть, без всяких ссор, критики и так далее. Нет — тогда просто отойди и все, расстаньтесь, потому что иначе никакой дружбы не получится. Ну не знаю, это мои впечатления

А. Пичугин

— Опыт.

о. Александр

— Скорее даже не опыт, а впечатления.

К. Толоконникова

— Но в это время вы не предполагали, насколько я понимаю, связывать свою судьбу со служением, да?

о. Александр

— Нет, нет, этого совсем не было, я как-то был разочарован тем, что я третий раз поступаю в институт: первый раз поступал на биофак в университет, второй раз на ихтиологический факультет рыбного института, но там надо было иметь производственный стаж

А. Пичугин

— Приходилось его зарабатывать

о. Александр

— Да, со стажем два года проходили с тройками, а если у тебя этого стажа нет я даже с одной четверкой в рыбный институт не прошел. Я уж там поступал в Плехановский, это рядом с домом, я там и работал слесарем в мастерских, хотя для меня выбор профессии никогда не был проблемой, я сколько себя помнил я знал, что я, конечно, буду биологом, с детства буквально, с 5-6 лет, так что кем быть — у меня такой вопрос не стоял.

А. Пичугин

— Но вы биологом стали и кандидатскую...

о. Александр

— Да, но стал уже позже, когда поступил в Плехановский, ну ладно уж, не получается, ладно, как есть, так есть. Но через полтора года в 60-м году в январе мой близкий друг другой Алик Гроссман, он поступил в педагогический институт и вот там такая компания: все, поедем в Приокско-Террасный заповедник на студенческие каникулы, зима, компания огромная студентов едет в автобусе с лыжами и тут слышим песенку: «Из окон корочкой несет поджаристой, автобус новенький спешит-спешит», так далее, какой-то Окуджава, кто такой Окуджава — это мужчина или женщина? (смех)

К. Толоконникова

— А это какой год, значит, получается?

о. Александр

— Это 60-й год

А. Пичугин

— Только-только, и Окуджава только-только становится известен, он как бы знамя этого времени. Высоцкий немножко позже появляется, но немножко были разные аудитории, хотя я считаю, что оба равно гениальные поэты, несомненно. Но один — немножко такая интеллигенция, а Высоцкий — такая, более широкая аудитория.

К. Толоконникова

— А Галич?

о. Александр

— Галич тоже, но Галич тоже больше к интеллигенции

А. Пичугин

— Галич, наверное, что касается его поэзии и песен — это еще позже в вашу жизнь пришло?

о. Александр

— Немножко позже, примерно где-то в 60-е годы.

А. Пичугин

— Хотя все, наверное, знали творчество Галича, не зная его самого по сценариям фильмов

о. Александр

— Да, его самого я узнал просто на одном из домашних концертов, которые тогда были, он же не мог выступать, выступал просто, у кого побольше квартира, приходил, пел и все такое. Ну, очень впечатление такое яркое.

А. Пичугин

— Я с большим удивлением узнал в свое время, что фильм «Плыла, качалась лодочка по Яузе-реке» про троих друзей, которые путешествовали по Волге на плоту, как он называется?

К. Толоконникова

— «Друзья», по-моему, так и называется.

А. Пичугин

— «Верные друзья» — что сценарий-то Галича, на самом деле.

о. Александр

— Да? До сих пор не знал.

А. Пичугин

— Да, сценарий Галича и много еще таких фильмов.

о. Александр

— Нет, но он успешный, везде шел спектакль «Вас вызывает Таймыр», это я с детства помню, утром «Факир на час», вечером «Вас вызывает Таймыр», это каждый день шло, это по радио каждый день звучало. Но там фамилии не говорилось, кто это, а потом уже оказалось...

К. Толоконникова

— Нет, но он был очень успешным человеком, успешным сценаристом, а надо сказать, что сценаристы в то время зарабатывали очень хорошо, например, Нагибин за свой сценарий, он как раз построил себе дачу.

о. Александр

— Во всяком случае все сложилось так, что в это время такой был поворот к церкви и интеллигенции, в том числе, в том числе, Галича

К. Толоконникова

— А почему, отчего?

о. Александр

— Ну я думаю, прежде всего, хотя, может, это не самое главное, в отличии от сегодняшней ситуации, потому что Церковь была гонима и вот диссидентское движение, которое в защиту прав человека и так далее, оно, в частности, шло под таким настроениям сочувствия Церкви. Отсюда и самиздат религиозный, и молитвословы, все прочее, в отличии от сегодняшнего дня, когда Церковь вроде бы не гонима и она сразу под таким здоровым подозрением, хотя на самом деле, конечно, это и печально, потому что все-таки в современной церкви надо смотреть на суть дела, смотреть за Крестом и Евангелием, за ним видеть, понимать, что церковный фасад, как правило, может быть непривлекательным, особенно для взыскательного интеллигентного человека

К. Толоконникова

— Для брезгливого интеллигентного человека, я бы назвала это так.

о. Александр

— Не знаю, во всяком случае, смотреть, что за этим стои́т, потому что довольно легкомысленно отвергать то, что создала наша современная цивилизация только потому что вроде бы она там сотрудничает и прочее

К. Толоконникова

— То есть интерес к церкви был частью протеста?

о. Александр

— Можно сказать так, интерес к церкви и к вере, пошли тут иконы, прочее, причем многие люди, которые иконы собирали, любили, самой веры, в общем-то, не имели. У меня есть такие примеры некоторых писателей, не буду говорить, но такие были.

К. Толоконникова

— А это вообще было популярно в определенной среде. Например, там, всю стену в квартире увешивали иконами какими-то, но это было частью интерьера

А. Пичугин

— И получали звание русского православного писателя. Я в свое время тоже общался с людьми, которые числились в очень глубоко православных русских писателях, но никакой церковности и ничего это не было.

о. Александр

— Да, но было уже все позже, это уже были 80-е — начало 90-х, а 50-е годы даже наличие маленькой иконочки в доме могло вызвать подозрение, наличие крестика на шее мальчика тоже, поэтому Елена Семеновна, мама отца Александра Меня, она всегда пришивала мальчикам крестик на маечку, чтобы на физкультуре не было видно

К. Толоконникова

— Это была распространенная такая практика

о. Александр

— Так что тогда ситуация была построже

А. Пичугин

— Нам надо прерваться буквально на минуту, мы напомним, что в гостях у светлого радио протоиерей Александр Борисов, настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана в Шубине в Москве в Столешниковом переулке, в центре. Это совместная наша программа с музеем-исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди», Ксения Толоконникова — директор музея и я, Алексей Пичугин, мы через минуту в нашу студию вернемся.

А. Пичугин

— Возвращаемся в студию светлого радио, я напомню, что сегодня, как всегда по четвергам в это время вы слушаете совместную программу радио «Вера» и музея-исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди», Ксения Толоконникова — директор музея и я, Алексей Пичугин. И у нас в гостях протоиерей Александр Борисов, настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана в Шубине в Столешниковом переулке в Москве.

К. Толоконникова

— Но вот говоря о маме: вы сказали: ваша мама относилась настороженно к вашему выбору?

о. Александр

— Да, но она не запрещала, она была человеком, достаточно свободным в этом отношении, ну как-то она так, именно настороженно.

К. Толоконникова

— А она опасалась для вас каких-то последствий, что могут быть проблемы в институте, вы же были комсомольцем?

о. Александр

— Ну да. Но, честно, говоря, я комсомольцем стал только в десятом классе и то, только потому, что для поступления в институт это могло иметь значение, конечно, была такая, соглашательская позиция, не скрою. Но я тогда еще не был верующим, так что мне просто это было как бы вроде ни к чему. Но так или иначе вот так вступил. Ну и, наверное, это ей было непонятно, что с этой религией и прочее, хотя она была человеком, несомненно религиозно одаренным, у нее сбывались всякие сны всегда, она все-таки любила такие изображения религиозные, репродукция была, после выставки в Москве — Сикстинская Мадонна у нас висела, так что в этом отношении она не была враждебна. Позже она, конечно, уже совсем перестроилась, когда я пошел в семинарию сшила мне подрясник, а 80 лет, когда ей исполнилось, она стала заниматься иконописью. А вообще она была художником, преподаватель рисования и черчения в школе, не самая престижная, но так сложилось. Так что у нее не было вопросов, так все люди тогда жили под страхом, естественно.

К. Толоконникова

— И какой же вам путь пришлось пройти до поступления в семинарию?

о. Александр

— До поступления в семинарию у меня никаких таких идей в отношении служения в церкви, в общем-то, и не было

А. Пичугин

— Но вы же поступили в семинарию все-таки не просто вот...

о. Александр

— Тем более, когда я открыл возможность быть в пединституте, получить биологическую специальность, тогда я сразу же стал и курсовую работу делать по зоологии и так далее.

К. Толоконникова

— И все складывалось благополучно

о. Александр

— Да, и даже был рекомендован в аспирантуру по окончании, не в школу, а в аспирантуру, но правда тогда сложилось так, что один из преподавателей в институте, он заведовал кафедрой сельского хозяйства — Андрей Викторович Платонов, он оказался из прошлых гонимых генетиков, так что он там оказался более-менее случайно, и он предложил, поскольку уже шло потепление в отношении генетики, это уже 64-й год, он предложил нескольким ребятам 5-го курса прочесть лекции по классической генетике.

А. Пичугин

— Тут, наверное, надо оговориться, что эта история, с Лысенко связанная, изначально? Белые одежды Дудинцева знаменитые

о. Александр

— Да-да-да, как раз.

К. Толоконникова

— Я думаю, что наши слушатели знают это все.

А. Пичугин

— Не факт, у нас достаточно много молодых слушателей.

К. Толоконникова

— Мухолюбы-человеконенавистники, все вот это

А. Пичугин

— Мне кажется, много молодых слушателей, для которых эта история незнакома.

о. Александр

— Во всяком случае это было одно из проявлений такого идеологического давления, в том числе, и на науку. Генетика была признана, как в энциклопедии писалось: «Продажной девкой на службе буржуазного империализма», но и в 48-м году состоялась разгромная сессия ВАСХНИЛ — Академии сельского хозяйства и генетиков повыгоняли с работы, кого-то посадили в тюрьму и так далее. Андрей Викторович был одним из таких гонимых и, поскольку ситуация стала в 64-м году меняться, он предложил тайно прочесть нам курс классической генетики, мы, конечно, согласились с радостью, там было человек, наверное, десять ребят. И это было совершенно замечательно, он прекрасный преподаватель, прекрасный ученый и для нас это вдруг все стало ясно: и зоология, и чередование поколений, и эволюция, пятое-десятое, как все это на самом деле происходило, не просто с внешней стороны. И в результате, хотя я был рекомендован в аспирантуру в пединституте, я, сдав кандидатский минимум, через несколько месяцев после этого, с помощью Андрея Викторовича, пришел к Николаю Петровичу Дубинину в институт биофизики, там была лаборатория радиационной генетики и, в общем, там меня взяли в качестве научного сотрудника и там я уже начал свою генетическую карьеру, так сказать. И там это все продолжалось вполне успешно, но конец 60-х, 70-е, тут возникновение самиздата, вторжение в Чехословакию, вот эта демонстрация диссидентов 68-го года на Красной площади и прочее. И, конечно, здесь пробуждение какое-то наступает, многие люди, евреи подали заявления в Израиль, за это борются, сражаются, кого-то сажают, увольняют с работы, в общем, такие процессы брожения. И вот здесь появляется у меня такое ощущение, что все-таки, наверное, важно поучаствовать в этом процессе возрождения России от этого атеистического большевистского гнета.

К. Толоконникова

— А все это время вы продолжали ездить к отцу Александру?

о. Александр

— Да, да.

К. Толоконникова

— То есть на вашей генетической, как вы выразились, карьере это не отражалось никак? Эти две жизни существовали параллельно, то есть вы какую-то известную осторожность проявляли, ясно?

о. Александр

— Да, но тогда уже было посвободнее, во всяком случае, на работе я ни от кого не скрывал, друзья и даже наши руководители знали о том, что я верующий и так далее.

А. Пичугин

— Но при этом никаких препятствий, никаких сложностей с защитой кандидатской диссертации у вас по этой линии не было?

о. Александр

— Нет, все обошлось вполне благополучно. И у меня эти мысли уже появились даже перед диссертацией, может быть, послужить в этом плане — это был 69-й год.

А. Пичугин

— Вам не было жалко оставлять биологию?

о. Александр

— Знаете, как-то я очень вот был захвачен, как и многие тогда люди, стремлением послужить возрождению страны нашей, России и мне тогда пришло на сердце, что надо начинать вот с этого, что это — самое главное, во всяком случае, для меня. И что, действительно, в научной сфере много замечательных людей, ученых...

К. Толоконникова

— Там и без вас обойдутся, вы это имеете ввиду?

о. Александр

— Да. А служение в церкви — наверное, там какую-то маленькую свою лепту я смогу привнести. Но то, что кандидатскую защищал будет плюсом ко мне, если все это будет

А. Пичугин

— И минусом для поступления в семинарию

о. Александр

— Ну, наверное, да.

А. Пичугин

— Я помню интервью большое, это воспоминание отца Георгия Эдельштейна о том, как он, будучи кандидатом наук, на протяжении, больше, чем двадцати лет пытался рукоположиться и, естественно, не мог этого сделать нигде ни в одной епархии.

о. Александр

— Да, но здесь речь идет не о рукоположении...

А. Пичугин

— То есть вы не думали еще о сане?

о. Александр

— Нет, я думал, конечно, но поступление в семинарию, а там уже будет видно по окончании. Но, к счастью, у отца Александра Меня были знакомые и друзья, во-первых, сам владыка Филарет (Вахромеев) тогда был он ректором семинарии, был такой отец Андрей Сергеенко, профессор Духовной академии, тоже был знаком через Анатолия Васильевича Ведерникова, который в то время был редактором журнала Московской Патриархии, долгое время был. Во всяком случае, были люди, которые к этому отнеслись с пониманием и сочувствием и помогли, потому что тогда все это контролировалось спецслужбами, так их назовем кратко и даже ректор предложил не сразу подавать в течение лета прошение, а ближе к концу, как бы незаметно так.

А. Пичугин

— А отец Андрей Сергеенко тогда преподавал, у нас была программа про него, но, в основном, про его уже последние годы жизни в Александрове.

о. Александр

— Да-да, он там жил.

А. Пичугин

— Да, но он при этом преподавал в семинарии, да?

о. Александр

— Да, он был профессор Духовной академии, член ученого совета и так далее. Просто у нас были общие знакомые, когда я приехал к нему за рекомендацией в июле 72-го года, он меня не знал, но просил Анатолий Васильевич Ведерников, ради знакомства отнесся с пониманием, дал рекомендацию.

К. Толоконникова

— А семья ваша как к этому отнеслась, к вашему решению?

о. Александр

— Жена с пониманием, мама: «ну что ж, ну раз ты хочешь», мама никогда мне не диктовала, не принуждала, все мои решения, будь то перейти в педагогический институт, жениться в 21 год на встречной девушке, она как-то относилась к этому всегда живо вполне: «Ну раз ты так считаешь, ну ладно, как-нибудь».

К. Толоконникова

— А отец Александр вас не отговаривал?

о. Александр

— Отговаривал, года полтора или два отговаривал от этого, говорил, что ученые везде нужны.

А. Пичугин

— А, это он про вас говорил, я все вспоминал, про кого же он говорил, что нужны ученые...

о. Александр

— Нет, он говорил: «Христиане везде нужны», я оговорился, не ученые, а христиане везде нужны, во всех сферах, в том числе, и в науке, но когда я уже два года настаивал, он сдался, и я говорю: «Только мне надо уволиться из института, потому что нехорошо, если я числюсь (это сейчас можно так, будучи в институте, подать в семинарию и так далее, а тогда это какой-то нонсенс, что надо уволиться сначала, а потом уже...) — Ну уж уволился — поступай в семинарию, ладно». Он говорит: «Ну вот ты придешь к директору, ты ему скажи такое, он тебе скажет: почему, причина в семинарию? А ты скажи, что, во-первых, те не подписываешь антиправительственных писем, не подаешь заявления на выезд в Израиль, ну таких вот антиправительственных выступлений, а поступаешь в учреждение, которое легально существует, раз существует Церковь, значит, должно быть учреждение, которое готовит кадры для нее, это понятно. Во-вторых, они не ответственны за тебя, поскольку это институт не учебный, а научно-исследовательский, Академия наук — они не ответственны за твое идеологическое формирование неправильное. В-третьих, наконец, что, коль скоро ты придерживаешься такой, далекой от общепринятой советской идеологии — ну хорошо, ты идешь в ту сферу, которая соответствует твоим взглядам». Ну, что и было, через пару дней я прихожу к Борису Львовичу Астаурову, академику, директору нашего института, говорю: «Борис Львович, складываются обстоятельства так, что я должен уволиться из института». А он сам так вообще сочувствующий был диссидентскому движению: «Да-да, что такое, что случилось?» сразу сказал: «Поедемте ко мне домой», он рядом жил. Пришли домой, Наташа, жена — «дай нам чаю», по чашечке выпили, — «Рассказывайте, что произошло?» Ну, говорю: «Борис Львович, так и так, я верующий человек уже давно, и я решил приложить свои силы для того, чтобы помогать восстанавливать духовность нашей страны, поступить в семинарию, потом, если Бог даст, служить в Русской Православной Церкви» — мне отец Александр говорил: сразу спросит, а были ли прецеденты? Точно, Борис Львович говорит: «А были ли прецеденты такие?»

А. Пичугин

— А прецеденты — в каком смысле?

о. Александр

— Что ты ученый уходил в семинарию. И я говорю: ну вы знаете — и изложил все эти три довода. — «Ну что ж, я с вашим решением, конечно, совершенно не согласен, но оставляю за вами право действовать так, как вы считаете нужным». Он такой был человек демократичный, в свое время заступался даже за Жореса Медведева, поехал даже навещать, его в сумасшедший дом посадили куда-то там во Владимир, что ли, что-то в этом роде. Через день после приезда туда Жореса вскоре освободили после этого визита, а через день он собрал сотрудников института, ну, не всех, человек 15-20, кому доверял, я оказался в их числе: «Я вас собрал для того, чтобы вам рассказать о своем участии в деле Жореса Медведева» — и рассказал, что это произошло, потому что уже вроде по «голосам» начинают об этом сообщать, еще там кто-то, прочее. Говорит: «Я хочу, чтобы вы знали от меня». Для меня это был такой очень важный жизненный урок: если происходит какое-то экстравагантное событие, то люди, с которыми я связан, рассказать, чтобы они услышали не где-то там чего-то, журналисты и так далее, а от меня.

К. Толоконникова

— И в какой-то иной редакции, может быть, да? Но редакция должна быть ваша, авторская.

о. Александр

— Ну да, мы не будем обсуждать нравственную сторону моего поступка, я вас пригласил не для дискуссии, а для того, чтобы вы услышали от меня.

А. Пичугин

— Мы напомним, что в гостях сегодня протоиерей Александр Борисов, настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана в Шубине. Вот только хотел уточнить, отец Александр: а семья к вашему решению поступить в семинарию, вы говорите, отнеслась достаточно благосклонно, но с точки зрения работы, материального обеспечения, когда вы работали в крупном институте и, наверное, это был неплохой заработок на тот момент?

о. Александр

— Ну, более-менее, средний.

А. Пичугин

— Да, а тут вы поступаете в семинарию и, соответственно, уже не имеете возможности нормально работать

о. Александр

— Ну конечно, ну как-то так надеялись, что как-то чего-то Бог проведет. Действительно, многие друзья нам просто помогали материально, так что примерно наш уровень остался таким же, правда, дети мои, как они сейчас вспоминают, сейчас им уже по 55 лет, у меня дочки-близнецы, они говорят: «Мы тогда очень огорчились, потому что, когда мы учились в школе, это они в первом или во втором классе учились, папа в Академии наук работает, ученый-генетик, как-то это всегда со стороны других детей это как-то хорошо

К. Толоконникова

— Да, не космонавт, конечно, но тоже хорошо

о. Александр

— Ну все-таки, да. А тут семинария — да, конечно, отношение будет не очень, как-то они немножко огорчились.

А. Пичугин

— Зато потом началась интересная жизнь

о. Александр

— Ну, не знаю...

А. Пичугин

— Но непростая.

К. Толоконникова

— Что ты имеешь ввиду?

о. Александр

— Надо сказать, что в школе тогда нам просто, конечно, повезло, что директор школы, хотя она был коммунист, но очень хорошая, добрая женщина, она как-то отнеслась к этому с пониманием, как-то никаких претензий к девочкам не было, хотя они пионерами-то были, в комсомол они же не вступали, все.

А. Пичугин

— А вы поступили в семинарию и вам пришлось жить в Сергиевом Посаде или вы жили все-таки в Москве?

о. Александр

— Знаете, да, но на субботу-воскресенье отпускали. Там было так, я не знаю, как сейчас, но если человек женат, то к нему уже отношение более...

К. Толоконникова

— Как к более взрослому человеку

о. Александр

— Ну да, да.

А. Пичугин

— И сейчас, если человек женат, я знаю, что он в бурсе не живет, он уже в принципе может приезжать только на занятия. Но тогда, видимо, так не было?

о. Александр

— Тогда я, во всяком случае, этого не добивался, каждый день ездить — это проблема, но на субботу и воскресенье я мог уезжать в Москву, я там еще прислуживал, так сказать, для практики в одном из храмов у отца Владимира

К. Толоконникова

— Это вы у отца Владимира Рожкова прислуживали?

о. Александр

— Да.

А. Пичугин

— Еще был жив отец Всеволод, это еще не Николо-Кузнецкий храм у отца Владимира

о. Александр

— Нет-нет, хотя я жил как раз рядом с Николо-Кузнецким храмом, но как-то вот...

А. Пичугин

— Вы в семинарию поступили сразу в четвертый класс? То есть вам учиться оставалось один год?

о. Александр

— Один года, да. И по окончанию меня рукоположили в диаконы, правда, уже был другой ректор, епископ Владимир (Сабодан), тоже замечательный человек, образованный, глубокий, очень хороший, очень хорошо относился, с пониманием все так.

А. Пичугин

— А вы надеялись, что ваше диаконское служение продлится недолго и вы вскоре станете священником?

о. Александр

— Да, такие надежды у меня были...

К. Толоконникова

— Но им не суждено было...

А. Пичугин

— 16 лет.

о. Александр

— Не суждено, потому что, конечно, к этому отнеслись сразу очень негативно. Тогда каждый назначенный священнослужитель должен вскорости был прийти к уполномоченному от Совета по делам религии, получить у него справку о том, что Совет по делам не возражает против того, что такой-то человек служил в такой-то церкви.

А. Пичугин

— А кто вас рукополагал?

о. Александр

— Меня рукополагал Владимир Сабодан, дьяконское рукоположение, а уже священническое, спустя 16 лет, митрополит Ювеналий.

К. Толоконникова

— А во диаконы вас рукоположили к какой церкви, куда вас определили?

о. Александр

— Нет, это просто по окончании, как всех, рукополагали во диаконы и все. Потом уже сложилось так, что в церкви в Аксиньино, там с дьяконом какие-то были проблемы, его перевели в другую церковь и запросили туда, причем довольно скоро, обычно полагалось 40 дней служить каждый день, я буквально недельки три там послужил и уже меня вызвали служить.

А. Пичугин

— Это так же, как вспоминал отец Владимир Лапшин, как его рукоположили в семинарии в диаконы, а служить было негде, он приехал в Москву и не знал, что ему делать, он из семинарии он вернулся и служить толком негде.

о. Александр

— Да, так было, он у нас некоторое время почти год служил в этом же храме служил чтецом

А. Пичугин

— В Аксиньино, будучи дьяконом при этом в сане, потому что диаконского места не было

о. Александр

— Да, и этот визит к уполномоченному, тоже такой интересный был достаточно.

К. Толоконникова

— А отец Александр Мень тоже вас к этому готовил, к этому визиту? Инструктаж проводил или нет?

о. Александр

— Нет, это было рядовое действие, я не придавал этому особое значение, а зря. На улице Фурмана тогда был уполномоченный, большое здание, торжественный вход, все, как положено. Прихожу к нему в кабинет: «Садитесь — Ладно — Ну что ж, Александр Ильич, вот вам государство дало высшее образование, ученую степень, можно сказать, а вы ушли в идеологически вредную область. Вот мы сейчас посчитаем, что на вас было затрачено и вычтем из вашей зарплаты». Мне сразу на ум пришла такая мысль: Вы знаете, -говорю —основатель науки, которой я занимался, генетики, был Грегор Мендель — настоятель монастыря, так что кандидат наук, дьякон как бы, ничего такого особенного нет. — Ладно, идите«.

К. Толоконникова

— Ну он же должен был что-то вам сказать, какой-то репримант сделать, естественно.

о. Александр

— Ну да, как-то, по-видимому, такая реакция, но, во всяком случае, обошлось, он дал мне то, что называют регистрация, я получил регистрацию, потому что тогда ведь было как: чуть что, если что — уполномоченный регистрацию отнимет, отберет и все, и уже ты без работы. Так что тогда это обошлось. И я как-то полагал какое-то количество лет послужить, а там будет видно. Но потом я подавал каждый год прошения, года три где-то на рукоположение и каждый год патриарх мне писал, что «в настоящее время вакантных мест нет».

К. Толоконникова

— патриарх Пимен уже?

о. Александр

— Да. Я писал, даже бывал такой комический эпизод, где-то уже лет через 10 или 12 я пишу, что: «Ваше Святейшество, мои голосовые данные для диаконского служения достаточно скромные». Он пишет: «Уважаемый диакон, вы пишете — ваши голосовые данные для служения в храме достаточно скромные, ну и размер вашего храма в Аксиньино тоже скромный — служите диаконом»

К. Толоконникова

— Под стать вашим голосовым данным. К этому моменту — моменту рукоположения вы уже пользовались благосклонным вниманием, как я услышала недавно такой эвфемизм, советских специальных органов или все это позже началось?

о. Александр

— Ну конечно, были и обыски, и все такое, так что это все...

К. Толоконникова

— То есть будучи мирянином вы уже столкнулись с этим?

о. Александр

— Нет, мирянином — там тоже были какие-то, ну так еще, не очень такие, была переписка с западными коллегами и одного из них, тоже генетика, монаха, да еще иезуита, члена Ордена Иисуса, мы с ним переписывались, у нас были более-менее сходные работы по тематике, мы даже встречались...

А. Пичугин

— А тут вы возглавляли евангельский кружок фактически, потом уже, будучи дьяконом?

о. Александр

— Нет, потом как-то не это в вину вменялось, а то, что за этим же отец Энтон Элинс, он сейчас уже скончался давно и он приезжал к нам, а он был человек, настроенный миссионерски, он знал, что в России практически нет Евангелия и Библии, он еще до этого давно изучил русский язык и, как глава делегации, возил группы заинтересованных людей из Бельгии в Москву, представлял. И заодно перед выездом он всем раздавал по одному экземпляру Евангелия на русском языке издательства «Жизнь с Богом». И когда все приезжали через границу все надо было показывать, но как предлог для изучения русского языка один экземпляр такой приезжий иностранец мог иметь. Проходили, показывали: «мы учим русский язык — ладно, идите» Потом он всех собирал и там штук 30-40-50 было этих Евангелий и привозил ко мне домой.

А. Пичугин

— А вы подавали каждый год прошение патриарху на рукоположение в сан священника, как клирик Москвы, а вы не могли подать такое же, например, митрополиту Ювеналию и поехать в областную епархию или в какую-то соседнюю, где немножко проще?

о. Александр

— Я подавал в соседнюю, но мне отвечали примерно то же самое.

А. Пичугин

— И владыка Ювеналий?

о. Александр

— Да, я даже подавал владыке Владимиру (Сабодану) он где-то в Новочеркасске был, где-то там, он один мне так честно ответил, что «Дорогой отец Александр, ваше положение я знаю, к сожалению, помочь ничем не могу», вот так.

А. Пичугин

— Опять же вспоминается Георгий Эдельштейн с его мытарствами с рукоположением, у него-то гораздо быстрее прошло рукоположение из дьяконов в священники, практически сразу, но при этом он 20 лет искал епархию и там была какая-то детективная вообще история с его рукоположением.

о. Александр

— Ну да, но у меня тоже была почти детективная поначалу, потому что я поступил в семинарию летом 72-го года и в середине сентября уже, 1-го сентября начались занятия, через две недели мне звонок и такой серьезный голос говорит, что «Александр Ильич, с вами говорит сотрудник госбезопасности, нам надо с вами встретиться». Ну я уже по опыту предыдущего знаю, что от них не отвертишься просто так, я говорю: «Хорошо, где?» Он такое-то время назвал «В вестибюле гостиницы «Москва» у меня в руках будет газета «Правда», как узнать? Ну, я пошел, поднялись на энный этаж гостиницы «Москва», огромный кабинет, всякая аппаратура вокруг стоит, все понятно

К. Толоконникова

— Не очень приятно, да?

о. Александр

— Да, и разговор шел в таком направлении: «Вы поступили в семинарию, мы не против, а вот Антоний Элинс вас приглашал для работы там вот, Бельгия, мы не против. А вот вы не поехали, а вместо этого в семинарию поступили, а ведь он иезуит, вы знаете?» Я говорю: «Да, конечно, знаю» И они, прямо не было заявлено, стали меня рассматривать, как агента Ватикана, который поступил в семинарию с тем, чтобы разрушать изнутри здоровое тело Русской Православной Церкви

К. Толоконникова

— Прекрасно, такая концепция

А. Пичугин

— И родственного ей государства Советский Союз.

К. Толоконникова

— Какая трогательная забота о здоровье Русской Православной Церкви.

о. Александр

— Да, такое подозрение: «Почему же это вы не поехали? — Ну знаете, как-то так у меня открылась возможность поступления в семинарию здесь, я предпочел это». Он: «Ну хорошо, вы прихожанин отца Александра Меня мы знаем, вы с ним дружны с детства, там у него много молодежи собирается, а вот сейчас такое время, когда люди под видом религиозных убеждений ведут антисоветскую пропаганду».

К. Толоконникова

— То есть в религиозных убеждениях, как таковых, ничего дурного нет.

о. Александр

— Да, но под видом... «вот вы бы нам как раз и рассказывали, какая обстановка на приходе у отца Александра Меня, кто, чего и так далее. Я говорю: «Знаете, мы с ним дружим с детства, как-то неудобно мне про своего друга рассказывать какую-то информацию здесь»

К. Толоконникова

— Стучать, попросту говоря.

о. Александр

— Ну да, я это слово не произносил. Он говорит: «Ну вы же советский человек?» — «Ну да, конечно, не американец, нет», он говорит: «А почему же не хотите нам помочь? Это нужно для нашей страны». Я опять там: неудобно, пятое-десятое. Ну, в общем, где-то такой разговор часа два-три шел, я отпирался. В общем, договорились о том, что «вам будет трудно, имейте ввиду»

К. Толоконникова

— И вам стало трудно.

о. Александр

— Я говорю: «Ну что ж делать» — «Но вы с нами советуйтесь». Но я советоваться с ними не стал...

А. Пичугин

— Но сказали, что хорошо, буду советоваться

о. Александр

— Да, но, во всяком случае, я был сразу занесен, как такой человек, в черный список.

К. Толоконникова

— Неблагонадежный

о. Александр

— Неблагонадежный совершенно.

А. Пичугин

— У нас, к сожалению, время программы подошло к концу, спасибо.

о. Александр

— Но во всяком случае я думаю, что этот рассказ, он, может быть, будет слушателям интересен именно в том плане, чтобы немножко почувствовать ту атмосферу, в которой жили верующие люди и Церковь вот тогда, в 60-70-е годы.

А. Пичугин

— У нас цель программы во многом, как раз, такая, чтобы показать, как это все происходило.

К. Толоконникова

— И цель музея

А. Пичугин

— И цель музея. У нас хронология-то — конец 40-х, с послевоенного времени до распада Советского Союза, условно 1000-летия Крещения Руси.

о. Александр

— Конечно, честно говоря, тогда не было кровавых репрессий, но храмы где-то после 56-го года многие стали закрывать, в Москве даже один храм закрыли, вот на Преображенской

К. Толоконникова

— Разрушили, вот мы как раз недавно делали передачу о его разрушении.

о. Александр

— Под предлогом строительства метрополитена.

К. Толоконникова

— Да. А на самом деле там никакого вестибюля-то не построили, просто сквер разбили.

А. Пичугин

— У нас, да, программа, прямо она была посвящена событиям разрушения храма, закрытия, протестов общины

К. Толоконникова

— А потом, все-таки преследования верующих, надо сказать, были, были и...

о. Александр

— Конечно были, я имею ввиду, что не было кровавых преследований, были вот такие вот ограничения с работой, с карьерой...

К. Толоконникова

— «Психушки», психиатрические лечебницы

А. Пичугин

— Мы, я сразу скажу, продолжим наш разговор с отцом Александром Борисовым в наших следующих программах.

К. Толоконникова

— Оставайтесь с нами.

А. Пичугин

— Да, да, слушайте наш цикл программ. Протоиерей Александр Борисов, настоятель храма святых бессребреников Косьмы и Дамиана в Шубине в Москве в Столешниковом переулке, был гостем программы «Светлый вечер». Наша программа совместная с музеем «Советский Союз: вера и люди», музей-исследовательский центр, Ксения Толоконникова — директор музея

К. Толоконникова

— Спасибо вам всем, доброго вечера.

А. Пичугин

— До свидания.

о. Александр

— Всего доброго.

Все выпуски программы Светлый вечер

• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Журнал от 22.11.2024». Алексей Соколов, Роман Торгашин
• «Послание апостола Павла к Филиппийцам». Священник Дмитрий Барицкий