«Богословие». Прот. Федор Бородин

В нашей студии был настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин.

Мы говорили о том, что такое богословие, каковы его критерии, и как его понимает современный человек. По словам отца Федора, познание Бога невозможно без исполнения Его заповедей и без претворения Евангелия в жизнь. Наш гость поделился, как не потеряться в многообразии книг по богословию, и почему не всегда стоит доверять современным авторам, но больше изучать творения святых отцов. Также отец Федор ответил на вопрос: что больше в богословии — покаяния и стремления к осознанию своих грехов, или же радости от познания Бога и общения с Ним?

Ведущий: Константин Мацан, Марина Борисова

---

К. Мацан

– «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова...

М. Борисова

– И Константин Мацан.

К. Мацан

– Добрый вечер. Сегодня у нас в гостях протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке. Добрый вечер.

Протоиерей Федор

– Добрый вечер. Здравствуйте.

М. Борисова

– Отец Федор, вот большинство из нас так или иначе, особенно благодаря СМИ и интернету, пытается найти богословское объяснение каким-то новым явлениям или просто повседневности, которая нас окружает. И мы пытаемся эти ответы найти в самых разных источниках, пи этом не очень понимая, что же такое богословие как таковое. Может быть, для начала нам самим надо понять, богословие для вот нас, мирян, – это что? Это некая научная дисциплина, это какая-то мудрость святоотеческая, это то, чему нас учат пастыри в Церкви, это то, что мы читаем у религиозных философов? Что такое богословие в нашем вот таком, житейском понимании?

Протоиерей Федор

– Все, что вы перечислили. Если вы живете своей обычной жизнью, ходите в храм, то тогда для вас, наверное, богословие – это прежде всего о вашем предстоянии и общении с Богом. Если вы взяли и поступили в Свято-Тихоновский университет, тогда перед вами разворачиваются научные и богословские дисциплины, да, основное, догматическое, сравнительное, нравственное – и тогда вы вступаете в огромный океан уже созданных текстов, найденных смыслов, в которых вам надо разбираться. И тогда это действительно наука, со своими источниками, своими правилами и прочим, прочим, что свойственно любой науке. Но мне кажется, что важнее все-таки вернуться к тому понятию богословия, которое было у самих святых богословов. Вот Григорий Богослов, у него есть такая чеканная формулировка: кто истинно молится, тот истинный богослов. И у него есть «Пять слов о богословии» знаменитые, которые каждому христианину вообще хорошо бы внимательно прочитать, где он говорит о критериях богословия, о том что это должна быть чистая нравственная жизнь прежде всего, должна быть любовь ко Христу, должно быть стремление исполнить Его заповеди. То есть опять это о том, что я могу сказать, изречь своей жизнью, не только своим словом, своей жизнью о Боге – как это преломляется в моей жизни, как это осуществляется. И это, конечно, важно, нужно, этим надо заниматься, это надо читать, в это надо погружаться. Потому что вообще-то на самом деле придет время, когда решатся все проблемы, все вопросы, мы будем предстоять перед Богом и мы поймем, что это самое главное было в нашей жизни. А мы так, некоторые из нас, вообще никогда этим не интересовались и не занимались.

М. Борисова

– Ну вот смотрите, вы сами говорите, что можно совершенно по-разному объяснять термин «богословие», в частности просто как научную дисциплину. Но за две тысячи лет Церковь только избранным святым присвоила наименование Богослов – это вот Григорий Богослов, Симеон Новый Богослов, ну, естественно, Иоанн Богослов. И, в общем-то, все они великие святые, и собственно их богословие не столько, наверное, в том, что они написали, сколько в том, что они святые. Ну не знаю, может быть, я что-то не понимаю, но мне так кажется, что главное, что они в жизни сделали, это достигли святости.

Протоиерей Федор

– И в том и в другом, понимаете. Я вам приведу одну очень интересную цитату из Марка Подвижника. Он говорит: прощение тех, кто тебя обидел, есть истинное боговедение. То есть если мы говорим, что богословие это познание – да, это речь о том, каков Бог, каков Он ко мне, каков Он Сам в Себе, насколько это возможно, то оказывается, познавать Бога можно только, в общем-то, исполняя заповеди, только подражая Ему. И если мы ищем у Бога прощения в наших грехах и получаем его во Христе, то оказывается, чтобы познать Бога, надо самому научиться прощать безвозмездно, просто по любви тех, кто тебе причинил зло. Тогда Бог тебе будет открываться. То есть не только кто истинно молится, истинный богослов, да, но Бог познается исполнением заповедей. Так святые отцы говорят: Евангелие читается исполнением заповедей Христовых. То есть когда ты приближаешься хотя бы к некоторому подражанию Господу (у вас должны быть те же чувствования, что и во Христе Иисусе, – говорит апостол Павел в Послании к Фессалоникийцам), тогда тебе Бог и открывается. И, в связи с этим, получается, что истинное богословие может быть, с одной стороны, научным и должно быть, а с другой стороны, должно и может быть абсолютно простым и даже неграмотным. То есть получается, что человек, который любит, который умеет прощать, который исполняет заповеди, о Боге знает больше, чем профессор духовной академии, который этого не научился делать, понимаете.

К. Мацан

– А вот эта чеканная формула: кто истинно молится, тот и богослов, – на ней же нельзя, наверное, просто успокоиться. Потому что ну вот возникает вопрос: а истинно молиться – это как? Вот это же, знаете, очень похоже на другую чеканную фразу другого христианского автора, блаженного Августина: люби Бога и делай что хочешь. Очень легко себе сказать: я Бога люблю – всё. А дальше делаю что хочу. Но, наверное, на такое легкомыслие там пастыри, священники, да те же святые отцы вправе будут как-то сказать, что не так это понято.

Протоиерей Федор

– Конечно, нет. Мне кажется, что когда святой Григорий говорил: кто истинно молится, тот истинный богослов, – он имел в виду огромный молитвенный труд, который должен совершить человек. И труд этот осуществляется во времени, он растянут во время его жизни. Понимаете, все-таки истинная молитва, ну как бы нам этого хотелось и как иногда бывает, но очень редко, да, это все-таки диалог. Это вот когда наша душа чувствует, что да, Бог откликнулся, Он пришел. Это может выражаться в том, что тебя постигает, в святоотеческом смысле, умиление – ну то есть у тебя там комок в горле, тебе хочется еще молиться, не хочется прекращать, ты чувствуешь от этого сладость. Вот, может быть, это самое главное такое вот впечатление, которое человек первое получает от молитвы: тебе хорошо на молитве, тебе хочется к ней вернуться. Ты огорчаешься, что тебя дела от нее отрывают, она тебе совершенно не в тягость. И вот это вот длится довольно долго, такой труд человека, и потом Бог действительно приходит и отвечает, понимаете. И тогда человек, находясь в предстоянии Богу, он истинно может знать о том, как правильно поступить, как найти ответ на какой-то вопрос. Но надо сказать, что святые и вообще великие боговидцы, скажем так, если мы вернемся к этой формулировке Марка Подвижника боговедения, – то есть те, кто знают Бога и поэтому они богословы, они могут сказать, вот они, конечно, отверзали уста и говорили о Боге с неохотой и только по принуждению. Вот есть такой святой западной, еще неразделенной древней Церкви Иларий Пиктавийский, и он говорит замечательные слова, он говорит: только злоба еретиков вынуждает нас говорить о тайнах Божества. Понимаете? Так это тайна. Поэтому просто так вот говорить, просто изучать богословие для древнего христианина и для нас тоже это должно быть, конечно, нелепостью. У меня был такой интересный очень эпизод в жизни. Я когда поступил в семинарию, тогда вообще было сложно заниматься богословием, потому что не было книг вообще. И вот попав в библиотеку, для меня эти книги, возможность их читать действительно была для нас открытием. А потом однажды, когда я приехал на выходные домой, это, наверное, 88-й год, поздняя осень, пришел друг моей сестры. Сестра тогда училась в университете, а познакомился с ней молодой человек, который учился на философском факультете. И он тоже интересовался богословием. И у него тоже была огромная библиотека, как оказалось, доступная, и он писал большие тома богословских текстов. Даже с собой у него был целый портфель бумаги, которая на печатной машинке была вся покрыта текстами. И я чувствую, что что-то не то, вот мы с ним не можем, как-то не можем о чем-то одном говорить. И потом он в конце концов выдал такую фразу, что ему лучше всего богословствуется поздней ночью с коньячком. Он не пил много, понимаете. Но вот он говорит: я курю – и тогда мне открывается. Понимаете, вот нет, конечно, эти тексты все не имели, несмотря на то что их было много, и они были очень яркие, но они не имели никакой цены, они пропали. Потому что все-таки просто так говорить о Боге невозможно.

К. Мацан

– У Шмемана где-то было: богослов с сигареткой, – что-то вот такое, юмористическое.

Протоиерей Федор

– Да, я вам еще один пример приведу, для того чтобы мы поняли отношение к Церкви. Когда я учился в семинарии со мной учился один человек, который был старше нас, у него было трое детей, нам он казался совсем взрослым мужчиной уже. А он был невероятной силы, до семинарии в течение там десяти или пятнадцати лет он работал на стройках. И вот однажды к нему приехала семья – мама, папа, жена, дети – с Украины и привезли с собой горилку. И он немножко был нетрезв и опоздал для того, чтобы войти в Лавру. И когда он входил в Троице-Сергиеву Лавру на пятнадцать минут позже, его милиция не пустила. И он, значит, побил пятерых милиционеров один. Они вызвали наряд, наряд его скрутил, и его как бы удалили из семинарии, перевели на заочное. Но это был единственный прокол, он был хороший очень человек, так получилось. Но и держать его в семинарии дальше было невозможно. А он уже был в сане. И он ходил по преподавателям и сдавал и получал отметки. И вот он пришел к отцу Платону (Игумнову), который преподает нравственное богословие в течение многих-многих лет и уже, кажется, десятилетий, который всегда всем ставит пятерки, ну в крайнем случае четверку. Ему он вдруг ставит тройку. И вот этот батюшка, он говорит: ну как же так? Ну все мне поставили, ну все, а здесь он вообще на пять. И тот ему оговорит: после того, что вы сделали в стенах Троице-Сергиевой Лавры, по нравственному богословию я не могу вам поставить оценку выше. Простите меня, брат. Понимаете, вот то есть богословие неразрывно связано с жизнью, и так и должно быть. И на самом деле мы видим, как бывает, что, допустим, человек, исполненный гениальных озарений мысли, такой как Бердяев, да, и вращающийся в таких мысленных сферах, которые многим даже непонятны и недоступны, он едет исповедоваться и решать свои жизненные вопросы к кому? К очень простому человеку, отцу Алексия Мечеву, который закончил только семинарию. И мы видим, что вот в таком, научном смысле богословом его никто назвать не решился бы. Но это действительно был человек, знающий о Боге очень многое. Значительно. Более того я вам скажу, умирает блаженная Ксения, да. Вот Петербург – духовная академия, великие князья, флотоводцы, ученые, университет, понимаете. А во всем этом огромном городе больше всех о Боге знает она, вот эта женщина, у которой нет ни наследников там, в общем-то, ни жилья, ни имущества, ничего. Вот надо всегда помнить, что все-таки истинное богословие, оно здесь, понимаете, оно вот в каком-то смиренном таком, в смиренных тружениках, молитвенниках. И поэтому к их текстам такое доверие, даже если они просты в смысле там конструкций и использования каких-то терминов.

К. Мацан

– Протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

М. Борисова

– Отец Федор, а почему вот минимум два века больше всего востребовано богословие именно мирянами? Посмотрите, большинство святителей российских XIX века очень много внимания и времени уделяли переписке со своими духовными чадами и потом публиковали эту переписку. А праведный Иоанн Кронштадтский опубликовал даже свой духовный дневник. То есть это все было адресовано именно мирской пастве. Почему востребованность богословия, вот последнее время она ушла из монастырей, из каких-то академий духовных и университетов вглубь вот такого мирянского православия?

Протоиерей Федор

– Ну вы знаете, вот тексты, о которых вы говорите, имею в виду письма святителей, это все-таки, наверное, вот не в академическом смысле богословие, да, а это богословие о духовной жизни, скажем, это наставления в духовной жизни. И кстати, иногда это бывает рискованно, потому что письма, которые публикуются без разрешения автора, конкретному лицу данные советы публикуются, эти советы могут быть категорически неприемлемы для другого человека. Хотя человек ссылается: вот, там преподобный Амвросий написал в одном из писем так, понимаете. А вот этому человеку это полезно, а другому человеку в этой его духовной ситуации неполезно. Вот то что касается интереса мирян к богословию, то это прекрасно, потому что богословие интересно христианину, независимо от того, в сане он или не в сане. Но богословие как все-таки более-менее научное, научный мир такой, да, отдельный, он разбудился, пробудился в России после того, как начали публиковаться святоотеческие тексты. Все-таки их в достаточной мере не было в хороших переводах, да. Мы знаем, какой огромный труд употребил для этого Феофан Затворник, как много святитель Игнатий (Брянчанинов). Вот перевод «Отечника» например, это же тоже высокое очень богословие. И мы знаем, что это целая когорта мирян, там начиная с Хомякова, допустим, да.

М. Борисова

– Киреевский. Издательство Оптиной пустыни.

Протоиерей Федор

– Да, и там XX век – Лосский, например, Фудель, Новоселов, там сравнительное богословие. То есть это те люди, которые посвятили себя погружению в какую-то тему. Причем высокое, допустим, Лосский мистическое богословие или догматическое богословие, действительно проникновение в самые глубины. Но это возможно только потому, что человеческое сердце, человеческий разум этих людей отозвался на Божие присутствие в их жизни. Им стало это интересно, им стало это важно, потому что этим надо заниматься. Это нельзя просто сесть и создать важный глубокий богословский труд. А с другой стороны, потому что эти миряне стали востребованы как раз в учебных заведениях духовных. Действительно много, мы знаем, было прекрасных преподавателей священнослужителей, но много прекрасных преподавателей мирян. И до сих пор, допустим, Алексей Ильич Осипов, да, и таких людей много, тех кто смог посвятить себя этому делу. Алексей Ильич это человек, который прошел огромный жизненный путь, полный аскетического, так сказать, самоограничения, это человек, имеющий и очень большой духовный авторитет. Потому что, соприкасаясь с ним, ты понимаешь, что ты соприкасаешься с человеком молящимся, аскетично устроенным, который прежде всего к себе предъявляет очень высокие требования.

М. Борисова

– Но он, кстати, своим слушателям вот в лекциях, мирянам и даже семинаристам начальных классов, рекомендует очень ограниченный круг литературы, касающейся вот каких-то богословских объяснений тех реалий жизни, с которыми мы сталкиваемся повседневно. Буквально две-три книги он все время рекомендует, на протяжении многих и многих лет.

Протоиерей Федор

– Ну, наверное, не совсем так все-таки. Он рекомендует прежде всего святителя Игнатия (Брянчанинова) и преподобного Никона (Беляева), если я не ошибаюсь. Потому что когда в начале 90-х открылись все затворы, да, хлынула вот эта вот такая волна книг, волна текстов, волна статей, то стало понятно, что для того, чтобы в ней не растворилось православие, нужно трезвение. Нужно трезвение, великая добродетель трезвения. Самоограничение не только там в пище, но самоограничение в мысли. И здесь, конечно, вот эти два автора были просто им подняты и другими тоже людьми подняты на щит для того, чтобы просто ну люди не впали в прелесть. Потому что вдруг оказалось, что можно, вот как я говорил, да, с коньячком и сигареткой писать обо всем. Но когда ты читаешь святителя Игнатия (Брянчанинова), ты понимаешь, что тебе пока рано богословствовать.

М. Борисова

– Но все-таки, наверное, есть какой-то буфер, какой-то промежуточный такой этап в жизни человека, когда человек скорее понимает то, что пишут религиозные философы, нежели то, что пишут богословы, на собственном жизненном опыте познавшие Бога. Но вот, скажем, я вспоминаю, как в 80-е годы мои сверстники буквально рвали друг у друга ксерокопии Владимира Соловьева «Три разговора», потом бесконечно все это обсуждали. Но, может быть, в силу того что богословской литературы было еще и не достать, вот к ней подходили через этот вот буферный период чтения религиозной и философской литературы.

Протоиерей Федор

– Да, вы совершенно правы, да. Потому что вообще путь русского интеллигента 90-х и нулевых ко Христу, он очень часто проходил или вот через область, которую вы описали, или через восточную мистику. Почему? Понимаете, потому что, читая Соловьева или читая там с вами Вивекананду какого-нибудь, не надо отказываться от гордости. Не нужно. Там не учат смирению. Ну вот я для себя такой вывод сделал, когда все это читал. А когда ты пришел ко Христу, с самого первого дня тебя просят отложить ее и смиряться, понимаете. А для человека это самое сложное в христианстве. И вот я познаю, я говорю о Боге, при этом от меня, в общем-то, не требуется больших перемен. И я вроде соучастник очень таких сложных мысленных конструкций, я их понимаю, я в них разбираюсь – вот это все очень тешит человеческое самолюбие. А христианство, оно же просто, понимаете. Оно вообще, Евангелие вообще написано на койне – это язык там торговцев, купцов и работников наемных, то есть это специально, вообще язык сам Евангелия, ну за исключением Евангелия от Матфея, которое на еврейском написано, вот он специально очень прост, то есть он для всех, вам не надо поступать в университет. Вы же, наверное, в университете учились, да?

М. Борисова

– Нет, я училась в МГИМО, который тогда еще не был университетом, а был просто институтом.

Протоиерей Федор

– Но все равно это определенный, очень высокий уровень интеллектуальный уже людей, которые туда поступали. Понятно, что простецы эту литературу бы не освоили. Но все равно большинство этих людей пришло потом ко Христу, пришло в православие. Так же, как и вы, да.

К. Мацан

– Вот смотрите, мы говорим о том, что, возвращаясь к нашей такой магистральной теме в этом смысле, о том с чего мы начали, что богословие – это не про умные книжки, не только, может быть, не в первую очередь про много книжек, а про предстояние Богу. Но тут опять-таки так легко успокоиться, себе сказать: тогда книжек читать не надо, буду предстоять и буду предстоять. Ну вот у кого-то из святых, я сейчас не помню у кого, но я это читал в книжке «Путь отцов» Сергея Фуделя того самого, то есть там это антология разных высказываний святых отцов, то есть источник проверенный, есть слова такие простые, но очень важные: предстанем Богу в простоте сердце. Ну многие это наверняка повторяют. Вот я думаю: а не получается ли так, что чтобы по-настоящему предстать Богу в простоте сердца и отбросить такие свои умствования, их сначала нужно обрести? Сначала нужно много книжек прочитать, чтобы потом понять, что такое по-настоящему, в простоте сердца, а без умствования Богу предстать. Как вам кажется?

Протоиерей Федор

– Не обязательно проходить вот это все обретение вот этих высоких всех умствований, как вы говорите. Но человеку, который в них погружен, это очень сложно. Очень сложна простота. С другой стороны, мы понимаем, что вот мы с вами находимся в Москве, тут такое количество высших учебных заведений. И, допустим, священник или мирянин, который пришел туда и начинает там проповедовать, он, конечно, не может быть простецом. Понимаете, у того же Григория Богослова есть совершенно потрясающие слова, он говорил как раз об этом, и о священниках, он говорил, что можно быть очень простым, малообразованным, но не в Константинополе, понимаете. Вот в Константинополе надо уметь разговаривать с образованной публикой. Точно так же, как в Москве, понимаете. Нельзя. Можно, конечно, святость, она опрокидывает все. Понятное дело, что отец Павел Груздев мог говорить с любым академиком, да, и, так сказать, тот почувствовал бы святость Божию, которая через этого человека на него струилась, светилась. Но мы не такие. И, конечно, мы должны делать определенные усилия. Особенно мы, священники, мы должны уметь разговаривать. Но это не каждому дано совсем. Потом, вы понимаете, что такое, допустим, приходской священник. Приходской священник – это человек, который погружен в людей, то есть буквально ему особенно читать и заниматься самообразованием не очень есть когда. И он вынужден выбирать, что он будет читать. Выбирать, вот допустим, мне когда приходится выбирать, я конечно, читаю аскетическую литературу, фактически святых отцов, о духовной жизни. И вот я уже сейчас не изучаю, допустим, трактаты того же Григория Богослова о Святой Троице. Только когда мне нужно подготовиться там к какому-то занятию, к какой-то, может быть, лекции, я ищу то, что мне нужно по этому материалу. Мне сейчас даже это не так заманчиво и не так меня это тянет, понимаете.

К. Мацан

– Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Напомню, сегодня с нами и с вами в «Светлом вечере» протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке. В студии Марина Борисова и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.

К. Мацан

– «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова, я Константин Мацан. Мы сегодня говорим с протоиереем Федором Бородиным, настоятелем храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке. И вот продолжаем наш разговор на такую животрепещущую, огненную, интересную тему о том, как бороться с богословием. Шутка.

М. Борисова

– Отец Федор, а вот все-таки смотрите, получается, что такие столпы богословия это все-таки святые и, как правило, аскеты. И вы тоже говорите, что чем дальше, тем больше вы выбираете, отдаете предпочтение именно аскетической литературе. Но миряне современные, они ведь ищут объяснений богословских своих каждодневных, ежеминутных проблем, и с этим они приходят скорее все-таки к белому духовенству. То есть они ждут богословствования именно от белых священников. Потому что чем дальше, тем больше сталкиваются с тем, что в монастырях они не находят отклика тем проблемам, которыми живут люди семейные или ответы, которые они получают в монастырях, очень сложно претворить в жизнь в реале.

Протоиерей Федор

– Ну вы знаете, вообще академическое высокое богословие, наверное, все-таки это для действительно аскетов и монашествующих. Еще и потому, что для того, чтобы успеть (а жизнь человека коротка) сказать какое-то важное слово, надо сначала очень долго учиться. Сейчас, как и любая наука, богословие это огромное количество накопленных текстов. Это необходимо знание древних языков, это знание их развития, потому что употребление термина, допустим, в III и в VI веке одного и того же может быть совершенно разным. У нас сейчас там за 30 лет поменялись как значения всех слов, а это там 300 или 600 лет. Надо изучать историю, когда были заданы эти вопросы. Это действительно не может человек, который загружен еще обычной жизнью. Поэтому практически всегда, да, высокое богословие, которое мы сейчас можем назвать академическим богословием, оно развивалось в монастырях, и это были такие центры и опоры этого богословия. Белое духовенство и сейчас глубоко разбирающееся в богословии это, конечно, большая редкость. Таких людей не так много и сейчас в нашей Церкви. Но, с другой стороны, священник, погруженный в такую же жизнь, как и его прихожане, в такую же семейную жизнь, конечно, он просто на практике лучше разбирается. И если монах-духовник, даже умеющий любить и действительно молитвенник, дает советы от сердца, если они движимы его любовью к чаду, да, и к Господу прежде всего, то он может просто действовать на основании какой-то схемы. Вот схема, и он может не понимать, что и как. А священнику, у которого тоже там есть теща, например, да, так же как у мирянина, или там так же болеют дети, или они так же совершенно вырастают не такими там, какими ты их мнил себе, что они вырастут, да, он просто в это погружен и действительно может дать ответы лучше на эти вопросы.

К. Мацан

– Вот мы говорим о богословии, слово это произносим, как само собой разумеющееся, хотя, наверное, под ним можно понимать на самом деле разные вещи. Вот такое, наверное, обыденное какое-то понимание богословия – умные слова там о догматах, об истории Церкви и так далее – это такой очень взгляд обывателя, от них же первый есмь аз. Но меня в свое время очень заставило задуматься мнение одного патролога профессионального западного, то есть человека, изучающего святых отцов профессионально, что все святые отцы, по преимуществу, толкуют Евангелие. Вот их тексты, которые мы подразумеваем под богословием, это толкование Библии, ну не только Евангелия, Библии, да, Писания так или иначе, Ветхого и Нового завета. И насколько в этом смысле богословие вот такое, именно как толкование Евангелия, должно быть, может быть, востребовано вот нами, простыми мирянами?

Протоиерей Федор

– Я думаю, что они не только толкуют Евангелие, они в своих мыслях опираются на то, что сказано в Евангелии. Безусловно. Потому что это самый главный источник нашего откровения, то есть того, что Бог о Себе открыл. И, разумеется, без Евангелия никого христианского богословия быть не может вообще никак. Поэтому действительно самый главный текст, из которого все рождается, это Евангелие, которое каждому человеку надо знать близко к тексту. Ну не ставить перед собой такой задачи, а просто ежедневно читать. И вторым кругом должно идти, конечно, чтение всего Нового Завета, Апостольских Посланий, Книги Деяний, Ветхого Завета. Безусловно, да.

К. Мацан

– Ну тогда мой следующий вопрос. Меня в свое время поразила одна ситуация, один разговор на таком студенческой семинаре, где обсуждались с преподавателем по библеистике вопрос толкования Евангелия: может ли сам человек, вот без опоры обязательной на святых отцов, вот как-то по своему такому разумению толковать Евангелие, для себя? И человек говорил: а если вдруг я что-нибудь не так там протрактую для себя, кому-нибудь скажу, меня там потом обвинят в ереси, не знаю, наложат епитимью и так далее. На что преподаватель, видимо, болеющий за эту проблему, ну и имевший право на такое сужение, как преподаватель и пастырь, сказал: знаете, к сожалению, если вы что-нибудь не так протрактуете, никто не заметит. Вот если вы попытаетесь в уставе богослужебном, в каком-нибудь чинопоследовании что-нибудь изменить, и убрать – это все схватятся за голову и скажут: ах-ах-ах, ужас-ужас, обновленчество. А вот к Евангелию, к толкованию Священного Писания нет вообще такого внимания и интереса, вот в церковной среде, скажем, среди просто прихожан, духовенства и так далее. Вот вы эту проблему видите?

Протоиерей Федор

– Не со всем могу согласиться. Может быть, вы цитируете фразу, которая была сказала там лет 10–15 назад.

К. Мацан

– Ну она была сказана года три назад.

Протоиерей Федор

– Три. Ну дело в том, что сейчас, конечно, интерес к Евангелию просто буквально на глазах у всех прихожан просыпается, к Священному Писанию.

К. Мацан

– Слава Богу.

Протоиерей Федор

– У нас открыт библейский кружок, там просто негде сесть. Люди сидят там и, бывает, до десяти, до одиннадцати вечера там с семи, притом что завтра на работу, а сейчас еще домой ехать. И я вижу, что людям, конечно, изучение Священного Писания очень интересно, и люди до этого доросли. Причем Священное Писание и как наставление в личной жизни, и как текст. Но все-таки мы должны понимать, что Священное Писание это то, что вложено в Церковь. Ведь Христос не сказал: Я дам вам тексты, и на основании которых вы, будете вести духовную жизнь.

К. Мацан

– Спасетесь.

Протоиерей Федор

– Да. Он сказал: Я созижду Церковь Мою, врата ада не одолеют ее, Церковь. И Церковь хранит правильное понимание Священного Писания. Мы, глядя на западных исследователей Священного Писания, иногда просто хватаемся за голову, не понимаем вообще, о чем они говорят. Потому что акценты, интересы, угол взгляда совершенно другой. Я вам приведу пример, он просто кощунственный, этот пример, когда мне рассказывают о том, что в католической Франции, в католической церкви Франции есть «общество Давида и Ионафана», по-моему, если не ошибаюсь, (вот забыл, его зовут... позор, забыл) друг его, да, который погиб, сын Саула.

К. Мацан

– Мне тоже позор.

Протоиерей Федор

– Да. И вот когда он погиб, а это был ближайший друг его, родное сердце, он говорит: любовь твоя для меня была паче любви женской, – он говорит. И эти люди читают это как о гомосексуальной связи, понимаете. То есть это настолько надо не понимать Давида, весь контекст Священного Писания, чтобы так говорить! Но им так надо, им так хочется, потому что грех искажает их взгляд. Они ищут зацепку, и они ее нашли вот в этих словах и организовали общество целое. И поэтому, конечно, только вместе с Евхаристией, вместе с богослужебной молитвой, вместе с постоянным напитыванием мыслей из святых отцов можно правильно читать Священное Писание. Мне кажется, что если, допустим, вам надо разобраться в Посланиях Апостолов, или в Книге Деяний, или там Евангелия от Иоанна Богослова – толкования Иоанна Златоуста великолепны совершенно. Причем именно как стандарты направления. Может быть, что-то сейчас там уже не имеет прямого отношения к жизни, потому что наша жизнь практически другая стала совершенно. Но именно само отношение к слову Божиему как откровению, конечно, вот задано у святых отцов – у Ефрема Сирина, у других толкователей, которые этим постоянно занимались. Действительно если открывать труды святых отцов, там постоянные цитаты, постоянные ссылки, то есть они себя все время проверяют, действительно вот, как это можно обосновать – вот есть слова Христа, вот есть слова апостолов.

М. Борисова

– Но благодаря интернету и соцсетям, в том числе и их православному сегменту, у нас все больше и больше появляется возможность одним мирянам отвечать на богословские вопросы других мирян. И тут, конечно, можно уповать на то, что отвечающие будут все-таки помнить об ответственности при толковании священных текстов, но особо надеяться на это не приходится, зная нравы нашего интернета. А с другой стороны, есть достаточное количество священников-блогеров, которые тоже отвечают на какие-то вопросы богословские в интернете, но тут другая проблема – они периодически вступают в противоречие друг с другом. И, как говорится, куда бедному христианину податься, на кого ориентироваться. Ну нету у него сил и времени читать такие более фундаментальные труды, того же Иоанна Златоуста. Все-таки надо собраться с мыслями, как-то учитывать архаику текста, к этому нужно быть готовому. А тут открываешь интернет, залезаешь ну там на какой-то форум – и вот, пожалуйста, тебе в доступной форме все ответы на твои вопросы. Только в результате получается, что можно очень сильно заблудиться.

Протоиерей Федор

– Да, это беда нашего времени, конечно. Что тут делать и как ответить на ваш вопрос, даже не знаю, надо просто... Вы знаете, человек с хорошим, развитым музыкальным слухом, получивший музыкальное образование, даже если он садится в зале, где начинают играть какую-нибудь этно-музыку, совершенно ему незнакомую, фальшь он все равно услышит. Понимаете, нужно молиться, нужно читать Евангелие, нужно любить и читать святых отцов в той мере, в которой ты можешь. И тогда вот этот внутренний вкус, понимаете, он скажет тебе: вот здесь что-то не так. Вот не так, понимаете. Допустим, грубость отвечающего, например, да, резкость или когда человек допускает какие-нибудь ну почти похабные вещи в разговоре – такое тоже у наших в кавычках «богословов» интернетных есть. Человек сразу поймет: нет, вот из этой лужи лучше мне не пить, понимаете.

М. Борисова

– С другой стороны, вам могут возразить, что Сам Господь, причем обращаясь именно к верующим иудеям, говорил: порождения ехиднины, – ну то еще обращение-то, достаточно жесткое.

Протоиерей Федор

– Ну это слова Иоанна Крестителя, да, по отношению к фарисеям. Порождения ехидны – это «змееныши» буквально, да, вот ехидна – это змея. Действительно, нелестно очень. Но вы знаете, кто дорастет до уровня Иоанна Крестителя – пусть позволяет себе такие слова, если может. Иногда бывает, что человеку надо резко сказать. Но это должно быть настолько пропитано любовью, чтобы это человека не обидело, понимаете. А мы так не умеем. Не любящий (вот мы вернемся), не любящий не познал Бога, – Иоанн Богослов говорит. А любящий (то есть соответственно, если от обратного) познал Бога. Если есть в тебе любовь, то даже если ты обличаешь человека, но с любовью, с переживанием о его пути, человек это обязательно почувствует, понимаете, что это так вот. Если вернемся к тому же отцу Павлу Груздеву, он очень жестко своих там этих прихожан, односельчан и ругал, и обличал. И ты думаешь: ну как так? И тем не менее они все понимали, кто рядом с ними и шли к нему. А то что касается как разобраться – понимаете, ну лучше читать проверенные тексты. Есть такое понятие, как рецепция Церкви – то есть есть какие-то тексты, которые Церковь приняла, а есть, которые не приняла. Например, канонические правила Василия Великого. Это епископ Василий написал для своей епархии, в которой он был. Но Церковь посмотрела на это несколько веков и сказала: а давайте, это будет общими правилами, потому что это отражает вот самую суть евангельского устроения церковного. И текстов подобных было очень много, но они не стали общецерковным достоянием. Другое дело, что сейчас, при колоссальном количестве текстов, которые на нас обрушились, просто водопаде – такого никогда не было, – рецепция не успевает происходить. И непонятно, кто ее должен совершать. Ну поэтому давайте обращаться... Я, например, понимаю, что мне очень много статей, которые мне хочется прочитать на разных сайтах, я все их не успеваю прочитывать. Но я открываю там, допустим, Максима Исповедника, Марка Подвижника, авву Исаию, там еще кого-то – и я понимаю, что да, а вот здесь вот каждое слово точно это алмаз. Понимаете, это каждое слово, то что не касается практики жизни монашествующих там V века или IV или VI, то все остальное относится ко мне. А практики там пять процентов, десять процентов, а все остальное – это просто драгоценные камни, которые мне готовы отсыпать, понимаете. А читать даже хороших авторов на известных сайтах – это еще надо подумать, а правы ли они или нет. Действительно это так? Как это преломляется в моей жизни? Иногда они выдвигают какие-то очень рискованные вещи. Иногда, допустим, вот я открываю книгу одного известного диакона-миссионера, с грифом, да, а там вдруг написано, что если любовь кончилась в семье, а зачем такую любовь хранить, зачем такую семью хранить? Ведь главное это любовь. Понимаете, это диакон пишет. И я в ужасе. Вот как это пропустил цензор? Понимаете. Потому что это, вот этот штамп – это фактически и есть рецепция, понимаете, что да, это рецептировано, проверено, можете пользоваться. Но этот диакон, конечно, даже с академическим образованием –как? Ну вот поддался на вот этот современный тренд, который просто вот цунами, который от Церкви требует: измените свое отношение к бракам, свое учение о том, что брак есть, что брак не есть. Измените отношение к этому, измените отношение к этому, вы должны, вы должны...

К. Мацан

– Протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

М. Борисова

– Если мы будем считать, что есть вот давно уже написанные и, как вы говорите, отрецептированные Церковью, тем более веками проверенные авторитеты-богословы, и они актуальными для нас продолжают оставаться, то, собственно, есть ли актуальное богословие, есть ли какое-то движение богословской мысли? Она каким-то образом видоизменяется или она только толкует то, что уже святыми отцами много веков назад увидено, написано, прочувствовано?

Протоиерей Федор

– Нет, есть, конечно, новые проблемы, с которыми мы сталкиваемся благодаря просто развитию технологий, которые раньше никогда не вставали. Ну не знаю, суррогатное материнство, да, ЭКО, еще какие-то вещи, на которые вот, кстати, допустим, пришлось отвечать Церкви в Социальной концепции. Но в связи с тем, что мир стремительно меняется технологически, таких вопросов будет все больше и больше. И вот здесь человек, который напитан духом Священного Писания, святоотеческим, он сможет найти ответ. Я вам приведу пример из недавнего прошлого, когда, вы помните это время, когда в начале 90-х в конце 80-х хлынула в Россию просто волна всякого оккультизма, колдовства и прочего-прочего. Когда все журналы там, начиная с «Огонька», все это печатали, и когда по стране ездили там «кашпировские» и «чумаки» – и Церковь молчала, она была в некоторой оторопи. Почему, потому что все предыдущие годы Церковь выживала, и было некоторое ощущение, что любой человек, который не атеист и который хоть что-то оговорит о духовном мире – он твой союзник. Понимаете, вот было такое ощущение. И вдруг вот это все накрыло. И некоторые батюшки даже говорили: ну да, вот можно так, а можно так, ну это другая практика – то есть были в растерянности, потому что никак с этим не сталкивались в свою прошлую жизнь, и в актуальных текстах этого не было, текстов актуальных не печаталось. «ЖМП» это немножко не то, а больше ничего не печаталось. И Церковь ответила, актуализировала свое знание об этих вопросах в виде брошюры Гоши Шевкунова – сейчас митрополита, которого мы все очень любим, владыки Тихона, – которая называлась «Не участвуйте в делах тьмы». Которая, насколько я понимаю, была создана по благословению его духовника, отца Иоанна (Крестьянкина). И это было как гром среди ясного неба. Это было – бомба разорвалась. Вдруг вся Церковь вспомнила о том, что, простите, у нас нет с ними ничего общего. Какое общение, так сказать, у Бога с велиаром, что общего у света со тьмой? Мы не можем, вот они там, семь лет или шестилетняя епитимия, если человек ходил к ворожее – вот Правила Вселенских соборов. Давайте, и вот пошел этот откат: Церковь хотя бы сказала, что нет, это не наше, что это вражье. Вот оно, так сказать, актуальное богословие. Но кто благословил его? Величайший молитвенник, отец Иоанн. Он почувствовал беду по тем тысячам людей, которые к нему приезжали на исповедь, да, он об этом молился. Он нашел человека, который смог это все сформулировать правильно и который смог это все издать, потому что Георгий Шевкунов работал в Издательском отделе. И вот это и есть актуальные ответы, они вот так и рождаются. И сейчас, конечно, допустим, с некоторые опозданием, как всегда, потому что Церковь, она ну не умеет отвечать прямо сразу, ей надо отойти чуть-чуть на расстояние, осмыслить, взвесить, помолиться и дать какой-то ответ, Церковь все-таки продолжает отвечать. Беда в том, что вот это опоздание, оно, может быть, может стоить каких-то душ, понимаете. Ну так вот. Если Церковь будет пытаться отвечать в режиме онлайн на все претензии, вопросы, которые там перед ней возникают и ей предъявляются, то скорее всего будет ошибаться тот человек, который будет отвечать от имени Церкви.

М. Борисова

– А вот если вернуться опять к теме таких святоотеческих текстов, богословских, ведь они довольно суровые, они довольно требовательные. И там очень мало поблажек остается, там...

Протоиерей Федор

– Вы давно их читали.

М. Борисова

– Ну как...

Протоиерей Федор

– Они полны любви.

М. Борисова

– Я не говорю, что там нет любви.

Протоиерей Федор

– «Сотницы о любви» Максима Исповедника – что вы! К Иоанну Колову пришли ученики, возмущенные тем, что брат спал на службе, сказали: авва Иоанн, что бы ты сделал, если бы ты увидел, что монах спит на службе?

М. Борисова

– Взял голову его и упокоил.

Протоиерей Федор

– Я бы положил его голову на свои колени. Понимаете. В другой раз Иоанн Колов пришел, к нему пришли возмущенные братья и стали кричать, что женщина-блудница у такого-то брата. И он сказал: я пойду, проверю, не может быть. Вошел, накрыл ее бочкой, сел на эту бочку, позвал братьев и сказал: заходите и ищите. Они все обыскали, не нашли. Говорит: ну не клевещите никогда больше на брата. А его пожурил, женщину выпроводил. И брат раскаялся. Что вы, все богословие святых отцов – это все о любви. Строги они к себе очень, понимаете. Они строги очень к себе. Это, кстати, такая характеристика святых, которая встречается в житии почти каждого святого: такой-то был очень строг к себе и милостив к окружающим. А если человек строг к окружающим, то скорее всего он просто не познал любви настоящей.

М. Борисова

– Ну у нас акцент на милости к окружающим, он с каждым годом становится все более выраженным. То есть люди хотят, чтобы Церковь была, вот просто источала водопады любви, закрывая глаза практически на все грехи. То есть любое обличение со стороны Церкви, оно воспринимается как нечто чуждое Церкви – она не должна быть такой, она не должна быть строгой, она не должна говорить, что вот ты грешник. Она должна тебя почесать за ухом, погладить тебя по шерстке, сказать: ну да, вот надо исправляться.

Протоиерей Федор

– И выгулять без поводка.

М. Борисова

– Да.

Протоиерей Федор

– Нет. Конечно, Церковь должна называть грех грехом, безусловно, даже если она утонет в претензиях и обличениях. Безусловно. Но делать это можно только любящим сердцем, понимаете. Проблема в этом, что если вы обличаете человека, а у вас к нему неприязнь, ненависть, раздражение – вы его не переделаете. Но засвидетельствовать надо. Как вот эта брошюра, да, которую мы сегодня упомянули, кого-то она остановила. И она отделила свет от тьмы. Она сказала: вот это да, а вот это нет. Конечно, перед христианами стоит эта огромная проблема. Мы живем в спокойном, цивилизованном мире, допустим, там вот, в Западной Европе, а почва под нами меняется постепенно. Вот заползают какие-то вещи и становятся нормой, которые для христианина нормой быть не могут никак. А все привыкли к благостным конференциям, понимаете, к фуршетам после них, к тому, что да, я поеду к себе в хороший монастырь с кондиционером и помолюсь там хорошо. И вдруг надо будет от этого всего отказаться, сказать: нет, вот это не брак. Вот это брак, а вот это не брак. Тебе скажут: ну вы лишитесь своего хорошего монастыря, вас больше не будут приглашать. Будем приглашать представителя той деноминации, которая нас, как вы говорите, погладит по шерстке. Ладно, пусть будет так, – Церковь должна сказать. Это уже дальше Господь решит, кто дольше выживет, вы или мы, проживет на этой земле. Но тем не менее – да, вот это не можем признать, вот это не можем признать. Но любовь должна литься водопадом – в этом вы совершенно правы.

К. Мацан

– Но вот про любовь, которая должна литься водопадом, в том числе, видимо, и из книг тех самых богословских, о которых мы сегодня говорим. У нас в программе однажды звучало мнение – это именно мнение, я его не утверждаю, просто пересказываю, – что в большинстве, скажем так, очень часто, когда человек начнет знакомится с православной литературой, главное слово, которое он будет там встречать, слово «покаяние». Такая традиция, как говорят, идущая от святителя Игнатия (Брянчанинова), такого назидательного достаточно пастыря, такого назидательного богословия. Традиция, потом, допустим, выразившаяся в книге игумена Никона (Воробьева) «Нам оставлено покаяние». Вот этот акцент на сознании себя грешником, необходимость исправляться – вот он так закрепился в том, что можно назвать, в самом широком смысле, православным мировоззрением в православной литературе, скажем так. И делается вывод, что другая часть, другая интонация, другая тональность – богословие про радость, про любовь, про прощение, про встречу с Богом – она как-то осталась в тени вот этого дискурса покаяния, скажем так. Что вы об этом думаете?

Протоиерей Федор

– Я думаю, что это вопрос времени, как раз 90-х годов. Когда – да, действительно, для того чтобы все это не расползлось в непонятно какое желе, понимаете, наша церковная жизнь, нужно было все время возвращать себя к трезвению и к покаянию. И здесь мы должны понять, что существуют действительно разные акценты в богословии. Есть покаяние – без этого никакого христианства нет. И радость без покаяния фальшива, и не заработана, и не заслужена. И есть радость, которая главнее покаяния, потому что все-таки Евангелие это благая, радостная весть. И мы в каноне Матери Божией, в Параклисе, называем Ее родившею Виновника радости – то есть Христос это виновник, то есть источник, это причина радости. На самом деле покаяние глубокое человека выводит к радости. Почему? Потому что покаяние раскрывает человека таким, какой он есть. И с годами десятилетиями церковной жизни это знание, это разочарование в себе, оно все глубже. А узнавание любви Божией вопреки этому, оно тоже все глубже, понимаете, поэтому радость больше. Но, еще раз повторю, без вот этого трезвенного, покаянного сердечного устроения или, как Варсонофий Великий говорит, сердечной боли и болезни сердечной, радость будет фальшива, она будет не заработана, она будет не заслужена, и она будет сентиментальна и, может, даже прелестна. Но без радости это тоже все неправильно. Можем сделать это так, привести такое сравнение. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что какой бы дом духовной жизни вы ни строили, у него только один фундамент – это покаяние. И если не заложен этот фундамент, любой дом рассыпется. Мы с этим полностью согласны. Но жить в фундаменте нельзя все-таки, да, фундамент строится не для того, чтобы в нем жили. На нем должно быть построено здание – радостной, красивой, светлой христианской жизни. Мы причащаемся как? Да будет Евхаристия эта в радость, здравие и веселие – понимаете, вот. Поэтому без этого тоже нельзя. И когда человек научился трезвенности, когда у него осталась сердечная боль о своем недостоинстве на всю жизнь, и он с ней никогда сам не расстанется, понимаете, он все время будет об этом помнить, – с ним можно уже широко говорить о радости.

К. Мацан

– Ну вот на этой оптимистической ноте, на словах о радости, нашу сегодняшнюю беседу, к сожалению, приходится завершать. Но вы у нас не первый раз в гостях, отец Федор, и не последний.

Протоиерей Федор

– Спасибо.

К. Мацан

– Поэтому к другим темам мы еще с вами обратимся обязательно. Спасибо огромное. Протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии также были Марина Борисова и я, Константин Мацан. До свидания.

Протоиерей Федор

– До свидания.

М. Борисова

– До свидания.