«Антипасха — Фомино воскресенье. Радоница». Священник Стахий Колотвин

У нас в студии был настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митино священник Стахий Колотвин.

Мы говорили о смыслах богослужения в ближайшее воскресение, в которое празднуется память апостола Фомы, о значении поминовения усопших в праздник Радоницы, а также о памяти святых блаженной Матроны Московской и великомученика Георгия Победоносца.

Ведущая: Марина Борисова

---

М. Борисова

— Здравствуйте, дорогие друзья. В эфире еженедельная субботняя программа «Седмица». В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин.

Иерей Стахий

— Христос воскресе!

М. Борисова

— Воистину воскресе! И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в Церкви завра, в Фомино воскресенье, и на наступающей седмице. Фомино воскресенье — нам каждый год объясняют, у него есть еще такое интригующее название — Антипасха, и каждый год нам объясняют, что «анти» — это не «против», это «вместо». Но вот вы знаете, как-то «вместо» все равно не очень устраивает. Вот что-то есть неправильное в этой «анти».

Иерей Стахий

— Ну вот мне нравится, когда в революцию были заместители министров, они так не назывались, они назывались «товарищ министра».

М. Борисова

— Вот.

Иерей Стахий

— Я помню, когда впервые с этим столкнулся, может, где-то в художественной литературе, уже даже не помню, в такие детские, подростковые годы, мне, правда, вот казалось: о как, товарищ министра — какой-то его друг такой доверенный, который его заботы как-то на себя берет. Ну или это какой-то важный статус: о, знаете, это там товарищ министра. А потом выяснилось, что это заместитель. Но вот это, мне кажется, отражает некоторое отношение и наше к Пасхе, что вот уже Христос воскрес, и Христос возносится потихонечку на небеса. Пока еще является, апостолам все-таки чуть-чуть показывается, но уже приучает их к тому, что без Его пребывания непосредственного рядом с ними, но через пребывание в их душе, в их сердце и в их теле через таинство Евхаристии, апостолы должны уже чуть-чуть действовать сами, вот в некотором отдалении от Воскресшего Христа. Именно поэтому вот праздник Антипасхи тоже так мыслится как некий «товарищ» Пасхи: что вот Пасха, вроде она началась и, как каникулы летние в школьные годы, вот они вроде начались, и так приятно — первая неделя каникул, вторая неделя каникул, но ты же понимаешь: это на одну неделю каникул меньше осталось, на две недели каникул меньше осталось, но все равно радость есть. Вот точно также и сорок пасхальных дней тоже ты чувствуешь: вот они идут, вот эта Светлая седмица отгремела — каждый день крестный ход, уже теперь не каждый день, уже в лучшем случае в воскресенье, может, там после службы сходить, есть такая приходская традиция. С чем же нам оставаться? И вот как раз нам есть возможность оставаться со Христом, быть Его такими настоящими товарищами. Тут однако слово «товарищ», вспоминая предшествующую Страстную седмицу, мы помним, что слово «гетерос» — «товарищ» Христос использовал по отношению как раз к Своему предателю, Иуде, поэтому тут надо с ним тоже быть аккуратным. То есть с Пасхой расстаемся потихонечку, не расставаясь.

М. Борисова

— Ну вот как раз продолжая вашу мысль о том, что теперь уже апостолы должны брать на себя инициативу — об этом как раз завтрашний отрывок из Деяний Святых Апостолов, из 5-й главы, стихи с 12-го по 20-й, который мы услышим завтра на литургии. Там как раз и начинается он со слов: «Руками же Апостолов совершались в народе многие знамения и чудеса; и все единодушно пребывали в притворе Соломоновом». И дальше говорится о том, как выносили больных на улицы, чтобы хотя бы тень апостола Петра коснулась этих больных людей. Кончилось это тем, что пришли стражники и арестовали апостолов, и отправили их в темницу. И заканчивается отрывок словами: «Но Ангел Господень ночью отворил двери темницы и, выведя их, сказал: идите и, став в храме, говорите народу все сии слова жизни». Вот, собственно, по-видимому, то, о чем как раз вы и говорили.

Иерей Стахий

— Ну тут хороший пример того, что не нужно завидовать, не нужно гордиться, потому что лучше пребывать в тени. Вот ты в тени находишься — и тебя касается не только сила исцеляющая, но и сила даже, можно сказать, воскрешающая. И вот мы в смирении в каком-то в тени пребываем, и где-то нас кто-то не похвалил, а все равно, если у нас такая пасхальная радость внутри живет, то она нам даст силы снова и снова добрые дела делать, даже за которые не похвалят и более того, похвалят кого-то другого. Потому что, конечно, во всем Евангелии мы должны не только свое телесное значение: а, ну ладно, умру — апостола позову, он своей тенью меня воскресит. А все-таки значение духовное. Однако если все-таки из тени мы уж вышли, и охота нам так больше на свету оказаться, в том числе и не только для того, чтобы самому этим светом согреться, но и чтобы этим светом Евангелия, который мы в себе, как в некоем сосуде таком несем, согреть своих ближних, то надо понимать, что когда ты человека просвещаешь, то это тебя обязательно какие-то проблемы ждут. Причем тут, конечно, речь идет и о прежде всего самом важном просвещении — про-священии — некотором озарении светом духовным, святостью Божества, когда мы несем евангельскую весть в каких-то таких простых, повседневных разговорах, в общении с близкими, когда мы несем это через радость на наших лицах от Пасхи, что человек думает: что это такое? Человек думает только о приближающихся шашлыках, о каких-то майских праздниках, вот передохнуть от трудовых будней. А что же мой коллега такой веселый, неужели у него день рождения только раз в году и на гармошке сейчас сыграет? Нет, а здесь как раз вот эта радость идет. Но эту радость несешь, все равно рано или поздно ты натолкнешься на то, что тебя возьмут там и куда-то будут двигать. Люди радостные, они тех людей, которые в печали находятся, если человек цепляется за печаль, его это может и раздражать, чужая радость. Вот как мы помним, в молитвах говорится: «или доброту чуждую видев и тою уязвлен бых сердцем» — вот увидел, как чужие добродетели, как другому человеку просто хорошо, вот в самом широком смысле слова, и это твое сердце уязвило. Конечно, это прежде всего с собой надо бороться, чтобы в себе такого не было, от чужой радости подпитываться, а не наоборот скорбеть, что кому-то хорошо, а мне сейчас плохо. Но в любом случае эту радость надо нести, потому что кто-то ею предвосхитится, кто-то и подпитается, и будет тоже радостным, а кто-то, увы, какие-то нам может даже проблемы и козни начать строить. Но если ты не сдаешься, если ты надеешься на Господа, Ангел Господень придет, тебе снова даст сил, и снова ты, если не замкнешься, не обидишься на весь мир за его неблагодарность, за то, что не оценили твою радость, то Господь тебе снова даст и повод, и силы эту радость людям нести.

М. Борисова

— Ну обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Иоанна — 20-я глава стихи с 19-го по 31-й, в которых, собственно, и повествуется об этом эпизоде с апостолом Фомой, который не попал в Светлое Христово Воскресение вместе со всеми остальными апостолами, свидетелем не был, и вот потребовал сугубого уверения в том, что это все произошло на самом деле, и Господь ему дал это уверение. Но есть в это истории слова, которые, мне кажется, за всеми вот этими удивительными событиями, которые пересказываются евангелистом и потом нами всеми, забывается один, мне кажется, очень важный смысловой нюанс, когда Иисус говорит ему: «ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны не видевшие и уверовавшие». То есть весь отрывок посвящен тому, что нельзя противиться желанию опытно убедиться, подтвердить свою веру вот неким таким уверением сугубым. И заканчивается тем, что Господь говорит, что не нужно, что гораздо важнее, если ты не требуешь этого уверения. И, получается, что как бы смысловой диссонанс: мы прославляем апостола Фому, а Господь в результате резюме дает совершенно другое.

Иерей Стахий

— Ну на самом деле вот бывают люди, которые настолько их вера крепка и настолько совершенна, что им ничего не нужно. Им не нужно ни богословие, им не нужно ни образование, их вера насколько крепка, что на ней произрастает такая любовь, такая надежда, которая весь мир вокруг преображает. Вот Серафим Саровский — ну считать умел, топором хорошо умел там строгать доски, но, в принципе, там человек богословски-то был не подкованный. Но вот всем радовался, ко всем приходящим с такой любовью обращался, ко Господу с такой верой обращался, и ничего к этому не прибавить, да, уже он вот «блажени чистии сердцем», потому что они увидят Бога, как говорит Сам Господь наш Иисус Христос еще задолго до Своего Воскресения. Вот эта чистота сердечная, увы, она, ну нужно себе трезво самоанализ такой проводить духовный, понимаешь: нет, Господи, сердце мое нечисто. Ну, собственно, мы поэтому все время покаянный псалом вместо с царем Давидом говорим: «сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей», потому что понимаем: ну нечистое мое сердце. Не может на нем утвердиться вера хорошо, и поэтому приходится ее подкреплять. Поэтому, конечно, если ты понимаешь: я такой весь столп веры, я такой пламенной любви горящей, но не попаляющей никого, а наоборот, согревающей только, то можешь никак свою веру не укреплять, тебя Господь уже благословил. Вот такие бабушки бывают в глухих каких-то деревнях, да и в городе тоже можно встретить, бывают просто простые люди такие, простые, рабочих специальностей: пришел дяденька там после работы тяжелой в храм — тут что-то подвесил, подкрутил, подвинтил. Там тетенька пришла — там все вымыла, вычистила, хотя только до этого трудилась тоже там на ногах десять часов. Ну, может, таким людям и не нужно. Хотя если ты посмотришь, то и такие люди, они как раз, если им что-то говоришь, возвещаешь, какие-то богословские, даже самые простые азы, они так радостно на это откликаются, хотя могут ничего не понимать. Да, вот мне один мой друг, батюшка, который не служит у нас на приходе, говорит: ой, да, там прихожане говорят: ой, батюшка так хорошо говорит, но порой ничего непонятно, но красиво, красиво. Ничего страшного, уже у кого чистое сердце, Господь благословил: не видели, но все равно уверовали — хорошо. Но если ты про себя понимаешь, что нет, много во мне и каких-то сомнений, много во мне страстей, нет во мне любви, вера моя слабая, она проседает — укрепляй ее. Укрепляй ее как раз чтением Евангелия, укрепляй, пытайся разобраться, не бойся ставить вопросы, не бойся от них закрываться, не бойся спрашивать. Не бойся если тебе, спрашивая, на твой вопрос говорят: нет, пойди ты, попостись, помолись, нечего спрашивать. Подойти к следующему человеку, к следующему священнику спросить, читай больше, находи. Не обязательно какой-то объем тут прочитать, не обязательно богословское образование получить, ну если ты, конечно, не дерзаешь кого-то еще богословию учить, тут уж, конечно, с богословием надо ознакомиться. Но вот ты будешь набираться каких-то знаний, которые будут подкреплять твою веру, набираться како-то опыта духовного, который будет подкреплять твою веру, и в какой-то определенный момент ты уже достигнешь Христа и поймешь, что дальше уже можно не идти. Как и Фома: он шел, чтобы вот рану Господа осязать, но он же этого не сделал. Ему важно было, что Господь ему разрешил, Господь почувствовал. Вот Господь что, не знал вот этого разве, что Фоме не обязательно было в Его раны залезать, как он декларировал заранее, для того чтобы в Него уверовать? Конечно, Господь знал. Но Он знал, что вот это разрешение именно лично для этого апостола Фомы нужно. Точно также и относительно нас, не нужно думать: ой, я сейчас больше что-то там прочитаю, больше по богословию узнаю и веру растеряю. Такого не произойдет. Спокойно изучаем Священное Писание, богословие, наследие Церкви, церковную культуру, архитектуру, искусство и литературу, основанную на православной цивилизации — все это нам обязательно где-то пригодится. Может, в спокойный момент не будет пригождаться, но там, где мы под гнетом каких-то испытаний внешних просядем, это обязательно поможет.

М. Борисова

— Ну и еще немаловажная деталь: начиная с Фомина воскресенья, возобновляется венчание в Церкви. Красная горка — после ожидания великопостного начинают благословляться церковные браки.

М. Борисова

— Напоминаю наши радиослушателям, в эфире радио «Вера» программа «Седмица», в которой мы каждый неделю говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. На этой неделе во вторник у нас знаменательный день — пасхальное поминовение усопших, Радоница, которая на самом деле вроде бы и понятна, а вроде бы и не совсем. Во-первых, потому что не всем понятно, зачем вообще установлено это поминовение, такое особое, пасхальное. На протяжении всего Великого поста мы по субботам сугубо поминали усопших, вообще каждая суббота в Церкви посвящена памяти усопших. И вдруг вторник, 9-й день — что такое, почему, зачем? И мне кажется, что странное перенесение каких-то вполне языческих отношений к памяти тех, кого с нами нет, оно поэтому и переносится зачастую на этот день, потому что человек вообще не очень понимает смысл церковного вот этого дня, радостного поминовения усопших.

Иерей Стахий

— Увы, конечно, мир лежит во зле, и языческие традиции продолжают как-то главенствовать. И более того, вот это такое весеннее поминовение, потому что для нас, для жителей северных широт, для языческих древних народов, как раз которые зависели в своей вере не от богословского знания, а от прогноза погоды: вот тут начинает холодать — надо вспоминать усопших, вот и поэтому осенью идет такое — Дмитровская родительская суббота или там хэллоуин в западных странах — в абсолютно уже таком тоже, перетекшем потихонечку из языческого в христианское отношение. И весной природа просыпается, снежок сходит — ну и тоже: как там души-то усопших предков под снегом, они полежали, отдохнули, не выпорхнут ли они на землю и не станут ли живых мучить? Ну то что для язычника было поводом, наоборот, насторожиться и задобрить вот эти души предков, и попросить, что уж раз там они, под землю ушли, чтобы они повысили плодородность почвы, которым не хватает минеральных удобрений, которые Российской Федерации поставляет в различных уголки мира в наши дни, то христианину не нужно на это отвлекаться, он спокойно может радоваться тому, что из-под земли, из гроба, из скалы воссиял Сам Христос Воскресший. Вот это такая радость, которую уже полностью переосмысляет, что мы от своих усопших предков, в отличие от язычников, хотим, чтобы не они нам плодородие какое-то подали, чтобы мы тоже своих потомков накормили, и они тоже потом нас как-то вспоминали, и погребальные тризны справляли. А наоборот, мы радуемся, что вот, с того света вернулся Господь наш Иисус Христос, просветил нас своей радостью. Более того и тех, кто там оказался, тоже порадовал Своим присутствием. Поэтому можно сказать, мы стараемся, вот как у человека, когда заканчиваются какие-то радостные дни, то очень сложен переход к обычному, буднему существованию. Или ты вот съездил в какой-то запоминающийся отпуск, или ты побывал в гостях где-то там, в другом городе, с кем-то провел время, с какими-то старыми друзьями своими, или как в детские годы, в какой-то лагерь поехал, и какая-то веселая компания была. Вот точно также можно сказать, поскольку молитва всегда с нами, и усопших наших близких если мы любим, мы и так их все время поминаем вместе со всей Церковью, всех усопших от века людей вспоминаем, то в самые пасхальные дни — вот в день Пасхи, в Светлую седмицу, вот этого «товарища» Пасхи, Антипасхи, Фомину неделю — мы понимаем: Христос вот, снисшедший во ад, Он так просветил все Своим Божественным светом, что не то что у нас запрет: ой, у нас праздник, простите, наши бабушки и дедушки, мы не можем вас сейчас помянуть о упокоении, потому что вот мы тут Пасху празднуем. Нет, мы говорим: ой, с вами сейчас Воскресший Христос пребывает, с вашими душами, праздник празднует не только Церковь земная, но и Церковь Небесная, и Церковь, как можно сказать, подземная, то есть те души верующих, которые возможно ко Господу не столь близки, поэтому и так все хорошо. А вот сейчас Господь уже и нас посетил Своей радостью, говорит: ну а теперь, говорит, давайте возобновляйте свой путь к совершенству, не все же Я вас поведу только к пасхальной радости. И вот наши усопшие близкие тоже, можно сказать, сразу получают такую поддержку. Поддержку, как ребеночек, который вот только ползал, а начинает делать первые шаги, и его не обязательно ведут за ручку, а его ловят вот, чтобы он не свалился. Точно так же и мы, можно сказать, своей любовью, свой молитвой стараемся, уже по прошествии вот этих самых ярких пасхальных дней, тоже своих усопших близких поддержать. При этом все-таки правильно, ну да, люди порой ждут: нет, ну ладно, я православный, я на Пасху усопших поминать не пойду, ну через неделю пойду, на Антипасху. Нет, это же день, наоборот, праздничный — недаром, как вы вспомнили, венчания, свадьбы, — о каком кладбище речь? Понятное дело, это госвыходной и в выходной удобнее выбраться. Нет, на кладбище еще потом будут все эти весенние, летние месяцы, чтобы там побывать, чтобы там прибраться, чтобы порядочек навести, там оградку поправить. А чтобы помолиться спокойно за усопших, как раз не обязательно куда-то на кладбище устремляться. Можно добраться до ближайшего храма, прийти на службу и помолиться. А не то бывает — ладно, ну у тебя хватило сил на все, а очень часто разменивается человек: идет, могилу-то там подметает в воскресенье, в радостный день, если не Пасхи, то уж Антипасхи, а потом его на Радоницу в храме нет, в молитве за усопших он не участвует. А усопшим близким важен не порядок и не употребление неких крепких напитков на могилке, а ему важно, что все-таки любящий его человек с молитвой к Богу в день поминальный за него обратился.

М. Борисова

— Но тут, мне кажется, нужно как-то самому осознать и, может быть, людям рассказать, в чем тут тоже два аспекта что ли этого дня. С одной стороны, вот святитель Амвросий Медиоланский писал: «Достойно и праведно есть, братия, после торжества Пасхи, которое мы праздновали, разделить радость нашу со святыми мучениками, и им, как участникам страданий Господа, возвестить славу Воскресения Господня», — то есть подразумевается, что это все-таки праздник, ну в первую очередь это радостный день, который мы хотим разделить со святым и с усопшими. А с другой стороны — то, о чем вы говорили, — радость эта заключается в том, чтобы собраться в храме и помолиться. Я говорю о том, что языческое вот это отношение к поминовению едой, справления тризны, оно, может быть, из-за таких десятилетий советской власти, когда все было запрещено, и из-за этого трансформировалось, и смыслы какие-то все сместились, а некоторые и совсем потерялись. Появилось странная привычка, когда на родительскую субботу люди приходят с какими-то угощениями в храм, иногда их забирают потом обратно домой. И это в корне меняет смысл того, что происходит. То есть когда в поминальный день человек приходит в храм с каким-то угощением — это его милостыня, он приносит ее, чтобы, помолившись со всеми о своих усопших, в память этих усопших людям из храма неимущим раздали бы это угощение. А из-за того, что это невозможно было на протяжении 70 лет советской власти делать, поскольку закончилось бы это тем, что тебя в лучшем случае отвели бы в милицейский участок, в результате люди просто стали это все забирать домой. И хотя условия изменились, но привычка есть привычка, и вот как ее изменить, я не знаю.

Иерей Стахий

— Ну если шустрые старушки помогают на родительскую субботу или в день Радоницы, то что бы человек ни принес, ничего у него уже не получится обратно унести, потому что все выхватят. Но надо понимать, что вот это справление едой — это как раз наследие даже не советского, а языческого прошлого. Потому что, правда, вот тот самый культ плодородия: люди жили голодно, неурожай — ты и твои дети будут голодать, самые слабые заболеют и умрут. Поэтому вот ты берешь и как-то просишь: ну предки, давайте там пощекотите корешки у колосков, чтобы вот больше урожай вырос. Если же мы христиане и живем не ради куска хлеба, а ради все-таки Царствия Небесного, то мы должны помнить, что куда лучше давать, чем принимать, — слова Священного Писания, которые актуальны каждый день года, но также актуальны и в день поминовения.

М. Борисова

— Вы слушаете программу «Седмица». С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.

М. Борисова

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. Вы слушаете нашу еженедельную субботнюю программу «Седмица», в которой мы стараемся разобраться в смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин.

Иерей Стахий

— Христос воскресе!

М. Борисова

— Воистину воскресе! Вот на этой неделе мы будем вспоминать очень любимую и, как ни странно, очень неоднозначную святую — память блаженной Матроны Московской — 2 мая. Почему я говорю, что неоднозначной. Вот такие особо почитаемые в народе две блаженные: блаженная Ксения Петербургская и Матрона Московская. Но Ксения Петербургская, она как-то уже не первый век почитаемая — сначала была местночтимая святая, потом общецерковное поклонение. Люди как-то за это время уже освоились с ее житием, каждый в нем себе что-то объяснил, ну и потом оно все-таки относится к XVIII веку, там легче сконструировать вот такое странное поведение человека. Что касается Матроны Московской, она, несмотря на то что была местночтимой святой и до прославления, и на ее могилку на Даниловском кладбище народ ходил и в советские годы, но при этом, к несчастью, так уж получилось, что первая книга о ней оказалась чрезвычайно сказочной — в ней было очень много придуманного, и этим она смутила большое количество людей. Потому что это все происходило в 90-е годы, народ в Церкви был самый разный — и недавно пришедшие, и давно уже церковные люди, и вокруг самой святой начались какие-то споры, раздоры, непонятности. При этом люди, которые шли поклониться ее мощам, когда их перенесли в Покровский женский монастырь на Таганской улице, они ничего этого не замечали, не знали, они чувствовали благодать, они чувствовали помощь святой. Вот такой парадоксальный что ли опыт, через который прошло поклонение этой сначала московской, а потом общецерковной святой. Почему важно знать житие святого? Ведь житие — мы не документальный источник читаем, это не летопись, это не отчет какой-то зафиксированный. Вот изучают жития новомучеников — стараются найти документы, которые остались от их следственного дела, протоколы допросов, еще какие-то свидетельства такие документальные, подтверждающие историю их жизни. А здесь вот трудно на что-нибудь опереться, потому что ну деревенская девочка, еще в XIX веке родившаяся слепой — ну что о ней, какие документы могут быть о ней? А потом еще у нее ноги отнялись, и в результате она, в общем, всю жизнь, грубо говоря, прожила приживалкой в разных московских домах. И, естественно, в те времена никто никаких документов и не мог оставить, потому что люди элементарно боялись, никто не знал, чем это может закончиться и для них, и для нее.

Иерей Стахий

— Блаженная Матрона Московская — действительно святая, о которой я немало размышлял, потому что я диаконом служил в Покровском женском монастыре у мощей блаженной Матроны Московской и видел, насколько разных людей собирает, и насколько разные у людей цели, и насколько разное отношение, и насколько этим отношением можно воспользоваться, в том числе в каких-то там корыстных целях, используя какое-то вот невежество, магический подход со стороны людей. И тем не менее, конечно, блаженная Матрона — это человек святой. Святой, который находится в ситуации, схожей с древними святыми. Вот про древних святых мы мало чего знаем, ну за исключением таких людей, которые там были епископами или оставили богатое наследие собственное письменное, которое дает о них какие-то исторические конкретные факты. То есть, в принципе, традиция житийная на протяжении двух тысяч лет, она такая, можно так сказать, традиция художественная. Любое житие святых — это гимн, их прославляющий, прославляющий их подвиг, их стремление ко Христу, поэтому любое произведение гимнографии, оно пишется по каким-то своим канонам. И по этим канонам мы знаем, что там вот мученик в Древнем Риме, он отвечал на прилюдный допрос, и как-то люди прославляли веру, что его как-то так публично казнили, пытали, это, наоборот, какие-то чудеса происходили — мы видим, как эти сюжеты кочуют из жития в житие. Про преподобных знаем, как их какие-то постнические подвиги тоже происходят, и тоже из жития одного преподобного потом и в сотни житий других преподобных доходят, и причем не только древних времен, но уже и времен там переносится в наши северные леса, уже там на тысячу лет позже, в какой-нибудь там XV–XVI век, и люди точно также подвиги совершают. Для нас тем не менее, поскольку мы читаем, весь этот ореол сказочности, кажется: ой, это как-то давно, это все во времена царя Гороха, это ко мне, человеку, который модный, современный, это имеет мало какое отношение. А на самом деле отношение непосредственное, потому что такие люди есть и рядом, и они реально живут в очень болезненном, проблемном мире, сталкиваются с реальными проблемами, являются людьми со своими недостатками, со своими страхами. Там боялась блаженная Матрона, что где-то там останется без крыши над головой, без куска хлеба? Конечно, там боялась. Тоже старалась она там, когда ласковые слова людям говорила, допускала ли она, помимо мысли, ну что просто полюбить, позаботиться о человеке, тоже какую-то мысль: а может, он меня, этот человек, накормит, каких-то там денежных средств даст на проживание, позаботится как-то? Ну конечно, там допускала. Обычный живой человек, страдающий. Тоже я помню, в 90-е годы, не знаю, наверное, уже старушке Царствие Небесное, была одна старушка, которая жила на другом конце Москвы, куда общественным транспортом было очень долго добираться. И над ней такой было шефство от моих родителей — то есть какие-то я отвозил продукты, какое-то пожертвование небольшое. И тоже человек неходячий, и причем живший тоже у другого человека, совсем не родственника, у другой какой-то женщины, тоже там, можно сказать, где ее так по-христиански просто взяли какую-то заботу о ней. Ну и тоже была задача, конечно, прийти, и там для меня, для подростка, это не очень интересное занятие было, но все равно я как-то чувствовал: человека надо порадовать, надо с ним тоже как-то пообщаться, какие-то новости рассказать. При этом тоже я старше становился уже, как маленький это воспринимаешь: ой, ну почти как святая там бабушка, да. Как старший, понимаешь: бабушка, которая боится, которой больно, которая беспокоится там, а придут ли, принесут ли еще в следующий раз как-то, да, которая беспокоится, хватит ли терпения хозяйке ее или она ее там потом куда-то там выселит. И вот тоже для нас, для людей, почитающих блаженную Матрону, очень важно вот такое отношение к людям — ну не брезгливое, а искреннее, сочувствующее, готовность им уделить не только какую-то помощь свою материальную, но и просто какое-то время и внимание. Потому что, возможно, это и вообще единственный шанс наш на спасение, что нам-то кажется: мы радио «Вера» послушаем, Евангелие почитаем, на службу сходим, все святые жития разберем, им помолимся и спасемся. А может, добродетелей у нас нет. А вот к кому-то мы действительно любовь хоть маленькую какую-то проявим, заботу, неформально, а этот человек святым окажется, и потом к его мощам будут люди ходить и ножки там целовать. И вот, может, по молитвам этого святого человека ты тоже и спасешься. Поэтому тоже здесь для нас, потому что все что, как Господь говорит: древо познается по плодам. Если ты пришел к блаженной Матроне и думаешь: да нет, зачем мне ходить к каким-то глупым батюшкам там исповедоваться, причащаться, когда я могу раз в месяц там к Матроне сходить, да, и там как бы очередь отстоять, и получить решение всех моих проблем, — то, конечно, ничего хорошего тебя не ждет. Если же ты действительно смотришь на нее и вдохновляешься ее жизнью, и точно так же переносишь стойко болезни, как она переносила болезни, переносишь стойко преследования, несправедливости, как она преследования переносила. Переносишь то, что тебя в семье либо там берут, обижают, да, либо когда уже получил какой-то статус, к тебе относятся так заискивающе, но неформально, да, то есть какие-то твои родственники. То есть тоже на это смотришь и если воспринимаешь это все, как блаженная Матрона, и это тебя чуть-чуть мотивирует стать лучше, держаться лучше, держаться больше, то значит, ты молишься ей не зря. И, значит, вот это ее полусказочное житие, написанное по канону древнего жития, для тебя не повредило, не вынесло тебя за пределы Церкви в магический такой астрал некий, а наоборот, тебя привело к исполнению заповедей Христовых.

М. Борисова

— Вы, когда служили там, наверняка обращали внимание на саму очередь и на людей, которые в этой очереди стоят и, может быть, на разговоры. Мне показалось, что есть качественное отличие — скажем, в Троице-Сергиевой Лавре к мощам преподобного Сергия стоят люди и стоят в Покровском монастыре. А вам не кажется, что множество людей приходит за сиюминутным чудом к блаженной Матроне?

Иерей Стахий

— Ну на самом деле лень-матушка тут играет роль. Просто те же самые люди ездят и к блаженной Матроне, и преподобному Сергию, но почему к блаженной Матроне больше — ну как-то удобнее, ближе. Вот здесь ты находишься, ты уже рядом. То есть человек, который приехал издалека, потому что я помню, вот приезжали, особенно когда там границы с республикой Украина там легко проходилась, там автобусы с Украины, с Молдавии, то есть вот очень много народа. Но эти же люди обязательно, эти автобусы ехали и в Лавру. Тут можно сказать: ой, вот какие-то люди, которые искренне как-то время, паломнический путь, они, конечно, и к мощам Сергия Радонежского шли. А вот тем не менее как-то некая такая вот раскрученность, которая была там с помощью каналов. Потому что я вот помню, у меня еще был телевизор там, уже не помню, еще лет десять назад, и как канал там, мистический канал, там у него там рубрики: в три часа программа «Пришельцы», в четыре часа программа «Святые», в пять часов программа «Экстрасенсы». И вот между пришельцами и экстрасенсами рассказ про блаженную Матрону. И вот так понимаешь: ну да, какой контингент придет к мощам, чтобы что-то там получить, какой-то эффект. Но тем не менее пути Господни неисповедимы. И порой человек вот идет, и ходит, и годами ходит, и тысячи людей вокруг него ходят, и там, ну походят: ой, нет, там все равно не помогло, не исправилось, что ходить? Лучше пойду, там какие-то альтернативные духовные силы попробую, да, или в принципе все это духовная чепуха какая-то, выкину из головы. А вот один из тысячи человек, все равно он будет ходить, а потом — раз, и зайдет в храм. И очень часто, вот как диакон я держал плат, и священник причащал, и я даже думаю, сейчас я уже примерно понимаю, а тогда я даже удивлялся, как наши батюшки, они брали, и человек подходит, и вроде все делает правильно: и руки сложил, и имя назвал, потому что перед ним уже там пятьдесят человек причастилось. А что было приятно, что даже в самый будний день все равно много причастников, полный храм, прихожан-то нет, но вот паломники приехали. И спрашивает: а как же вот, говорит, а ты-то исповедовался вообще? И человек может сказать: я исповедую Отца и Сына, там как-нибудь, я православный, православную веру исповедую, —то есть человек даже не понимает о таинствах Церкви, об исповеди. Но это тоже человеку по крайней мере дает возможность задуматься. А кто-то постоял в очереди одной, поскольку такой алгоритм был наработан специальный, натренированные подсказчики подсказали: так, здесь ты к мощам, здесь к иконе стоишь, здесь вот «источник», в кавычках (там водичка наполняется, водопроводная, типа источник), в церковную лавку, и кто-то на исповедь. А каждую службу три священника исповедовало. И тоже, бедные батюшки, я, слава Тебе, Господи, священником не служил в Покровском монастыре, поэтому крест этот меня миновал, чаша сия миновала. Потому что ну такие ужасные там и тяжелые там исповеди. Но зато искренние люди, вот просто они случайно, вот шли-шли к Матроне, много лет ходили, а потом сознательно на исповедь стали. Или думают: ой, надо и здесь постоять, может, тоже что-то сработает. А попадают на исповедь, даже для себя самих не ожидая — обычно уже здесь человек не разворачивается, он не уходит, он остается. И действительно люди меняются. В том числе у меня есть прихожане, которые до того, как воцерковились, стали причащаться, тоже был период хождения к Матроне. Потому что кто-то там на работе сказал: иди, вот твои там проблемы решатся. Поэтому нормально делать первый шаг через стремление к решению своих проблем. Проблема, если ты второй шаг не сделаешь. Вот попробуй зайти домой вот, но не до конца: в подъезд зашел, а в квартиру заходить не будешь. Ну кем ты станешь? Ты станешь человеком без определенного места жительства. То есть вроде разница совсем невелика: просто одну дверь — с улицы на лестничную клетку ты прошел, а вот с лестничной клетки в свою квартиру не прошел. А уже статус просто ну кардинально у тебя меняется: то ты обладатель какой-то, ну или хотя бы съемщик, московской или другой какой-то там недвижимости, а то ты вот действительно человек, которому и негде главу преклонить. Поэтому чтобы в духовном плане, если мы хотим остаться не теми, кому после Страшного суда будет негде преклонить главу, а хотим все-таки местечко в Царствии Небесном себе заслужить, по милосердию Божию, то все-таки следующий шаг нужно делать. И своих друзей, которые уже ходят и прикладываются к мощам блаженной Матроны Московской или других святых, тоже почитаемых в различных регионах нашей необъятной родины, или в курортных там, греческих городах, делать следующий шаг: давай, поисповедуйся, давай, причастись. А тех людей, которым ты говоришь: ой, ну пойдем на исповедь, — а они ни в зуб ногой, то им можно как раз предложить промежуточный вариант: а сходи-ка ты к блаженной Матроне.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям в эфире радио «Вера» еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова и настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. И мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. Вот на следующей неделе у нас такой любимый православный праздник — в честь великомученика Георгия Победоносца — 6 мая. И вроде как и все понятно, но ничего непонятно. Потому что исторически отсыл все-таки 6 мая идет к памятному дню, когда закончилась, реально закончилась Великая Отечественная война в 1945 году. Потому что хоть капитуляция немецкой армии была подписана 8–9-го, но реально военные действия закончились 6-го. И так совпало, что в тот день была православная Пасха и день памяти великомученика Георгия Победоносца. Но все, что связано с этим святым, у меня всегда вызывает вопрос, ответа на который я не нахожу. Все знают иконописный сюжет, и на большинстве икон изображено легендарное событие, которое называется чудо Георгия о змие — это совершенно отдельный день, в церковном календаре он отдельно вспоминается, и это совершенно отдельный сюжет, который не касается непосредственного человека Георгия, который принял мученическую смерть. То есть там как бы уже событие, происшедшее со святым Георгием. Но как раз вот о человеке Георгии вспоминается очень редко и очень мало кем. И мне кажется, что, может быть, это наша большая ошибка.

Иерей Стахий

— Конечно, память великомученика Георгия столько раз мы в году празднуем, что можно немножко устать. Но надо вспомнить, например, про Предтечу и Крестителя Господня Иоанна, и его память вообще столько раз в году, но мы тем не менее не устаем, каждый раз находим какой-то повод. Ну и более того, ну вот: ой, а память Георгия Победоносца, и какие-то свежие недавние события, а можно там от этого отсчитывать? Ну, в принципе, если мы наши иконописные сюжеты отсчитываем от древних таких, классических международных мифологических легенд, ну грубо говоря, языческих легенд — то есть змееборцы, драконоборцы — то есть такие, можно сказать, легенды из мира духов, как вот победить силу вражию. Тут, конечно, надо понимать, что тоже в язычестве символ змея, который и искуситель, который и олицетворение зла, то есть тоже как он существовал. То есть люди, расходясь после великого потопа, после смешения языков Вавилонской башни, потихонечку забывали Божественное откровение, забывали о единстве Бога, но тем не менее какие-то общие ассоциации все равно были. И вот то, что мы берем и вроде с великомучеником Георгием отсчитываем от сиюминутных, как нам кажется: вот ну да, конечно, важная историческая дата, но неужели от этого праздновать память великомученика Георгия? То надо вспомнить, что эта традиция, в принципе, у нас Церкви очень богатая. Вот если мы посмотрим на празднование Казанской иконы Божией Матери: ну тоже вот, слава Тебе, Господи, начались проблемы у Тамерлана, развернулся, не пошел. Да, там вспоминаем, что вот летом будем Медовый Спас — как приятно, что там Андрей Боголюбский там булгаров поразил, император Византийский тоже турок-сельджуков там разбил, православные царства стоят неповрежденные. Тоже вот такие мелкие ситуативные моменты — нестрашно. Тут можно сказать: ой, как-то и привносится некий там и военный, и политический момент. Нет, это обычная радость людей. Вот как мы вначале программы вспоминали, что вот шел апостол Петр и тенью там касался, и человек воскресал — ну это решил обычную человеческую проблему. Или Сам Господь наш Иисус Христос идет там, проповедует, или идет, чтобы отдохнуть от проповеди, а там вот женщина-язычница подходит и просит там ее дочери помочь. Господь даже не хочет, но все равно ее какую-то проблему решает. Поэтому тоже память Георгия Победоносца, то что она где-то, наоборот, и выходит на первый план, и чуть-чуть пафосом некоторого гражданского торжества проникается — не нужно этого бояться. Потому что если уж пафос все равно есть, если все равно как-то какое-то торжество есть, то лучше его посвятить Господу, лучше его посвятить Его святым, чтобы тоже, конечно, потому что мы, как вот на ектенье на каждой говорим: и весь живот наш Христу Богу предадим. Причем имеем в виду все-таки церковнославянское слово, что не только речь о том, что ой, до этого мы постились, а сейчас пасхальные дни, то мы сейчас, наоборот, там будем отъедаться. А именно то, что нашу жизнь и все ее какие-то аспекты. Поэтому то что Георгий Победоносец не забывается. Вот есть там проблемы, как мы говорили, да, что блаженная Матрона жила недавно, и как-то свежа ее память, поэтому вот к ней стало народу больше ходить, чем к такому молитвеннику Земли Русской, преподобному Сергию Радонежскому, который жил за 700 лет там до этого. Но это не так страшно. Потому что мы понимаем: а великомученик Георгий Победоносец жил за 1700 лет, и тем не менее все равно мы его любим, все равно мы его празднуем, находим новые поводы для того, чтобы это отпраздновать. И этот повод ничуть не хуже, чем его посмертное чудо, когда он прекрасную царевну спас, либо от злого жениха, либо от какого-то морского чудовища.

М. Борисова

— Но мне кажется, что все-таки есть смысл напомнить саму его историю, не такая уж она обычная....

Иерей Стахий

— Да, великомученик Георгий, вот тут я тоже, порой смотришь вот эти легендарные жития, а поскольку великомученик — то есть человек знатный. В детстве тоже думал: великомученик — кого больше мучают, мученик — кого меньше. А на самом деле это просто все такое сословное, и даже в житиях сословия: кто знатный человек — он великомученик, кто не знатный, как бы его ни мучили, все равно просто мучеником остается. Для Христа это абсолютно, конечно, разницы никакой нет. Его житие одно из самых подробных, классических, и поэтому, наоборот, из жития великомученика Георгия многое берется. Но что бы я обратил внимание, и на что я, в принципе, в своих размышлениях как-то вот на фоне любви к истории, к истории Римской империи, к истории вот как-то проникновения христианства в языческую среду и его распространения, что к падению языческой власти уже империя, она хоть была и религией меньшинства христианство оставалось, но пронизывало насквозь, да, все города, все села, все регионы абсолютно. Что мы увидим? Увидим настоящее такое смирение великомученика Георгия. Потому что великомученик Георгий, если мы посмотрим, если это был знаменитый военачальник, которого даже просто так казнить не годится, а надо как-то...

М. Борисова

— Любимец императора.

Иерей Стахий

— Да, надо его как-то пытать и постараться уговорить одуматься. То на самом деле это все, что ложится на историческую канву, и сквозь вот эти чудеса ты видишь реальные вещи. Например, император Диоклетиан — человек тоже незнатный, человек, который сам добился, выслужился, получил, можно сказать такой, как бы мы сейчас сказали, дворянский статус через войсковую службу, через военную. В поздней Римской империи это долго никакая династия не правит, потому что приходят, в результате какой-то император слабый теряет власть, а сильный военачальник становится новым императором. Причем сразу в нескольких уголках империи легионы могут провозгласить, кровавые войны междоусобные, которые приводили к тому, что вот варварские племена, германские прежде всего, они проходили чрез границу и грабили уже земли Средиземноморья, земли Римской империи. А это в свою очередь было снова поводом для того, чтобы новые военачальники пришли, разбили врагов, заслужили народную искреннюю любовь, что вот они от такого ужаса защищают. Потому что это же не какая-то линия фронта. Если вражеская армия, ее же нет задачи кого-то там победить. Задача — прийти с холодного какого-то севера или с дикого там пустынного востока, побольше награбить, там рабов увести, что-то красивое в подарок там своим женам и вот как-то исчезнуть. И поэтому, когда великомученик Георгий защищал людей, конечно, тоже он пользовался любовью не только императора, но наверняка его имя, оно было на устах простых людей. То есть это могло привести к чему? Что великомученик Георгий спокойно мог бороться за императорский престол. Не в смысле на выборах, а в принципе взять, поднять свои какие-то легионы и пойти против императора Диоклетиана. Более того, учитывая, что он был христианином, он мог вполне использовать настроения в обществе, что вот, жестокие гонения, мученики вызывают, наоборот, симпатию. Что тоже он мог возглавить и стать таким вот первым христиански императором. А более того, что это очень все правдоподобно, они какие-то нам размышления напоминают, то что император Диоклетиан, он уже понимал, что христианство, ну как Нерон, он был все-таки такой тиран, а Диоклетиан — это был очень ну эффективный правитель, который не гордый. Мы помним, как он в отставку ушел, и даже когда его снова призывали вернуться в политическую борьбу, как он восклицал, какая у него капуста хорошая. Вот кто на Адриатическом побережье, в Хорватии, хоть наши соотечественники хоть меньше ездят, чем в Турцию, Египет, но все равно тоже бывают, там замечательный город Сплит, где дворец Диоклетиана, по сути, является таким центром старого средневекового города, что тоже там вот он выращивал на будущем хорватском побережье капусту и не хотел возвращаться, то есть человек был незаурядный. Но вот в войсках он хотел, чтобы христиан не оказалось. Пусть христиане, это слабые люди, которые вот как-то где-то свои жертвы приносят, какому-то своему неведомому и не очень понятному распятому Богу. Но для сильных таких, крутых, мощных воинов нужна языческая духовность. Поэтому ты смотришь на вот это сказочное житие и видишь реальную фигуру, реального человека, который жил в реальных политических проблемах, который реальный какой-то общественный запрос на такого человека был. Но этот человек выбрал не земную карьеру, не выбрал ради того, чтобы что-то доброе достигнуть, взять и через какое-то зло перейти, а выбрал, что нет, лучше я сам пострадаю и умру, чем умрут за меня другие.

М. Борисова

— Больше того, он, в общем-то, мог и не афишировать свое решение и, возможно, избежал бы мук. Потому что его демарш касался первого эдикта Диоклетиана, который не затрагивал еще так глубоко всю христианскую общину, он касался в основном мест совершения богослужения, священных книг, касался священников. Ну да, христиане — сенаторы там, всадники и декурионы, они лишались своих рангов. Но не жизни же. И если бы демонстративно святой Георгий не разорвал вот этот в общественном месте вывешенный в Никомедии текст этого первого эдикта, то, вообще-то, не привлекая к себе внимания, он мог оставаться христианином еще, кто знает, может быть, и не принял бы смерть. Но для него вот принципиально было невозможно, как вот говорили в советские времена, поступиться принципами. Вот не мог он переступить через веру свою и сохранить жизнь.

Иерей Стахий

— Почтение к этому эдикту — надо понимать, что у нас сейчас ну закон, мы даже не знаем, какие законы выходят. Дума принимает тысячи законов — ну какой-то вызывает резонанс, какие-то проходные законы, какие-то акты подзаконные — все это как-то идет мимо нас. А до этого действительно законы принимались такие, их было не столько много, но те, которые должны были знать все. И чтобы их все знали, их реально вешали на площадях, глашатай их оглашал, и они на видном месте были. Тут еще надо понимать, что языческий такой взгляд на власть как нечто сакральное — то есть почтение этого эдикта, поклонение перед ним, священный трепет перед каким-то законом. Не обязательно это закон какой-нибудь о том, что налоги поднять с производителей керамических горшков или закон о там поражении в правах христиан, они одинаково священное какое-то правило для людей должны были иметь. Великомученик Георгий, по сути, когда разрывает этот эдикт, он показывает: я не могу здесь, даже вот в этой части своей жизни остаться язычником. Потому что если я поклоняюсь вот этому символу языческой власти и считаю, это боги-олимпийцы его установили, то я, по сути, в свою жизнь язычество запускаю. Поэтому, может, нам не нужны такие испытания, и Господь нам не пошлет мученический венец, как великомученику Георгию, потому что видит, что мы все-таки слабы и не справимся. Но по крайней мере быть бдительным, более как-то вот в духовном плане чистоплотным, и какое-то язычество, которое, пограничное, в нашу жизнь заползает, все-таки его из себя его выводить. В том числе даже и, увы, и порой признаваясь своим каким-то близким, друзьям, говоря: нет-нет, вот это мне не по душе, в этом я участвовать не буду — это очень-очень важно. Если мы так будем делать, то на помощь великомученика Георгия мы можем рассчитывать не меньше, чем прекрасная царевна, спасенная от дракона.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. Вы слушали программу «Седмица». С вами были Марина Борисова и настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. Слушайте нас каждую неделю. До новых встреч.

Иерей Стахий

— Христос воскресе!

М. Борисова

— Воистину воскресе!