«Вербное воскресенье. Страстная седмица». Прот. Максим Первозванский

Прот. Максим Первозванский

В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресенье, в которое празднуется Вход Господень в Иерусалим, а также о наступающей Страстной седмице.

Ведущая: Марина Борисова

---

М. Борисова:

— Добрый вечер, дорогие друзья. С вами Марина Борисова. В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы каждую субботу говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. Сегодня со мной наш гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И с его помощью мы постараемся разобраться, что нас ждет в церкви на Страстной седмице.

Протоиерей Максим:

— Здравствуйте.

М. Борисова:

— Как известно, Страстная седмица начинается с воскресенья. И мне кажется, что мы можем на этот раз отступить от нашей традиции начинать разбор смысла предстоящего воскресенья, исходя из евангельских и апостольских чтений. Хотя бы просто потому, что на первых трех днях Страстной седмицы прочитывается все Четвероевангелие, и останавливаться на каких-то отдельных эпизодах не имеет смысла, потому что у нас впереди прочтение всего свода евангельского. Мне хочется напомнить нашим радиослушателям, может быть, о каких-то деталях, смысловых акцентах богослужения воскресного дня. Потому что, как правило, ну что мы знаем, что большинство нас знает о Вербном воскресенье? То, что вот надо идти в храм с вербой, а потом тебе еще освященную вербу выдадут, и вот будет полное единение всех с вербой, освященной в храме. Вот, пожалуй, основное, что от богослужения — я имею в виду не от события праздника, а от самого богослужения остается вот в сознании верующего человека. Но ведь дело же не в этом, дело в том, что концентрация смыслов чтений и пений церковных богослужебных в этот день, она, мне кажется, очень важна и, мне кажется, что очень часто пролетает мимо сознания. Может быть, мы просто напомним, я не знаю, хотя бы почему у Лазаревой субботы и Вербного воскресенья единый тропарь — казалось бы, это два разных события.

Протоиерей Максим:

— Ну они между собой смыслово связаны. Я бы хотел буквально несколько слов предварить наше дальнейшие рассуждения тем, что Страстная неделя это, скажем так, наиболее мистериальное время вообще всего церковного года — от слова «мистерия», от слова «таинство». Настоящая мистерия (вот если мы сейчас вернемся к языческим мистериям, да) — люди делают палатку из нескольких шестов, набрасывают на нее какую-нибудь шкуру, потом шаман одевает на себя какую-то шапку из перьев, все прыгают вокруг — и на самом деле все участвуют при, допустим, сотворении мира, или при полете волшебной птицы, которая обновляет все наше бытие. Не просто воображают, а они реально участвуют. Мистерия — это когда мы здесь, на земле, что-то такое делаем, а на самом деле мы участвуем в самом событии, и мы это так и переживаем, как участие. Не просто воображаем, а именно переживаем. Современному человеку это очень сложно представить. И на самом деле я поэтому начал с языческих мистерий, потому что вот в жизни современного человека этого очень мало, этого почти что нет. Во время мистерии происходит своеобразная инициация, происходит именно переживание события как события твоей жизни. И вот тут очень важны внешние атрибуты — вот те самые перья на шамане — прости, Господи, — это какая-то специально выделенная палатка или поставленный столб посреди какой-нибудь там рощи священной. Для нас крайне важно, вот если мы говорим сейчас о Вербном воскресенье, то что мы в руках держим ветки пальм или вербы. В конце концов ну не было бы у нас пальм, ну давайте просто постоим — но нет, нам говорят: вы срежьте вербу и стойте с вербой на службе. Потому что хотя бы отчасти, даже случайно зашедший... Ну случайно зашедший — нет, он ничего не увидит. Вы знаете, я впервые это отличие мистерии от просто посещения храма ощутил еще в 90-е годы в Новоспасском монастыре, когда все еще было не так хорошо организовано, и экскурсии могли заходить в храм прямо во время богослужения. Они, конечно, вели себя тихо, прилично, но вот это вот отличие человека, участвующего в богослужении, особенно когда это богослужение по-настоящему переносит нас в празднуемые события... Конечно, это каждая литургия — мы участвуем в Тайной Вечери Христа, мы не просто ее вспоминаем, мы не просто о ней говорим, мы не просто ее воображаем, мы реально сидим за тем самым столом, за которым Христос со Своими учениками преломляет хлеб и благословляет чашу и говорит нам: возьмите и ешьте, это есть Мои Тело и Кровь. А заходящая экскурсия... Вот идет служба, люди молятся и заходит экскурсия: они очень благоговейно себя ведут, что они видят, зачем они сюда зашли? Они видят прекрасные фрески XVII века, они слышат чудесное пение монастырского хора, они видят прекрасные облачения, чудесный голос диакона, возгласы священника, и уходят с размышлениями о том: да, мы прикоснулись к удивительной красоте собора и богослужения. А что при этом чувствуют и видят люди, которые находятся в этот момент в храме — если мы говорим о Вербном воскресенье, с пальмовыми ветвями или с вербами в руках? А они встречают Господа, Который входит в Иерусалим. Они стоят у гроба Лазаря перед этим, в Лазареву субботу, и не просто вспоминают это событие, а переживают это событие как событие своей жизни. На самом деле весь Великий пост, который предшествовал Страстной неделе, он тому и способствовал, чтобы вырвать нас, немножечко хотя бы вырвать из суеты окружающей жизни, очистить нашу душу покаянием от грехов, с тем чтобы мы могли эту мистерию пережить. Конечно, пик, высшая точка этой мистерии — это чтение Страстных Евангелий, мы об этом тоже чуть позже об этом поговорим. Но начинается эта мистерия, да, вот здесь и сейчас, у гроба Лазаря. Конечно, она всегда переживается нами, когда мы читаем Евангелие. Вот Евангелие прошлого воскресенья, когда апостолы идут в Иерусалим, Евангелие Лазаревой субботы — наверное, один из самых длинных кусков в годичном круге Евангелий, которое читается подробно и долго, как это все происходило. И мы тут, ведь понимаете, вот я об этом так говорю подробно не потому, что мы должны вообразить: типа закрыть глаза и представить себя стоящим там около этой пещеры с приваленным камнем — этого тоже не нужно, это будет некое прелестное, эмоционально воображаемое состояние. Но есть в наших сердцах это место, которым мы можем это проживать без воображения. Мы не переносимся мысленно, мы не воображаем себе, как это предлагалось Игнатием Лойолой: закройте глаза и вообразите себя пребывающим в раю или в аду. Не надо ничего воображать. Церковь Православная от этого далека. Мы должны понимать, что вот да, мы здесь: вот Клавдия Ивановна стоит, вот отец Иаков по солее идет с отцом Илией, вот отец Вадим ектенью возглашает, вот он я, вот у меня в руках пальмовая ветка или ветка вербы. Что я делаю-то? А я встречаю Господа. Господь идет в Иерусалим, и я встречаю Его. Вот это надо пережить.

М. Борисова:

— С переживаниями Вербного воскресенья, если еще читать текст и как-то его примеривать, есть там одна деталь — мне кажется, мы иногда не можем почувствовать то, о чем вы говорите, потому что не очень внимательно читаем. Вот когда они не только ветвями приветствовали входящего, въезжающего в Иерусалим Спасителя, они бросали под ноги этому ослу свою одежду. Это вот представьте себе эмоциональное состояние вот ваше или как я представляю свое: это до какой степени должен дойти восторг, чтобы хотелось вот аж сбросить там куртку там или пальто под ноги Тому, Которого ты...

Протоиерей Максим:

— Вот жалко, что у нас в нынешнем нашем реальном литургической практике нет шествия на осляти. А ведь было, когда патриарх ехал на осле, которого вел под уздцы государь или великий князь, и шествие это совершалось.

М. Борисова:

— Из Кремля в Покровский собор.

Протоиерей Максим:

— Да, в собор Василия Блаженного, в Покровский собор. И когда эта мистериальная составляющая была в полной мере представлена, когда, глядя на патриарха, мы видели — ну как вот во всем нашем иконопочитании, взирая на образ, мы восходим умом к Первообразу, так и взирая на едущего на осляти святителя, мы видим едущего Господа, Которому под ноги точно так же бросают ветви и постилают ризы, одежды — это такое вот, чтобы вот путь Его был устлан. Это, конечно, удивительный образ, и жалко, вообще в нашей жизни —ну я не стремлюсь что-то реформировать, упаси Бог, можно только посожалеть, что эта мистериальная составляющая сейчас не столь ярко выражена, как несколько столетий лет назад.

М. Борисова:

— Ну эта мистериальная составляющая очень давно ушла. Поскольку у нас был еще период синодальный, когда некому было садиться на ослятю.

Протоиерей Максим:

— Да, и государь не желал вести. Посадить на ослятю-то можно. Это же знаете как, можно сказать, это как в чине Воздвижения Креста — в соборных храмах он совершается или омовение ног: только ли Святейший Патриарх может совершать омовение ног или это может быть епархиальный архиерей? Может. Эту ситуацию можно распространить не только на столичный город и не только на патриарха. Другой вопрос, насколько это нужно, это, конечно, не мне решать, и у любой традиции есть как положительные, так и отрицательные стороны.

М. Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». В студии Марина Борисова, и со мной наш сегодняшний гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Мне трудно отделить какие-то части Страстной седмицы, о которых более подробно поговорить, поскольку я лично воспринимаю весь богослужебный цикл Страстной седмицы как единое целое, у меня внутри нет этого дробления на части. Хотя с точки зрения самого богослужения сильно отличаются первые три дня и Великий Четверг и Великая Пятница, не говоря уже о Великой субботе. Мне кажется, что достаточное количество толкований было и есть, и будет, касающихся богослужений первых трех дней, поскольку это и дни чтения всех Евангелий, и дни, когда читаются главные притчи, которые потом в течение года и повторяются, о которых мы размышляем. Но мне кажется, что нам, может быть, имеет смысл более подробно поговорить о ключевых днях Страстной седмицы — о Великом Четверге, о Великой Пятнице и Великой Субботе. И вот Великий Четверг, который, как всегда, начинается накануне, начинается с удивительной совершенно службы, и мне хочется, чтобы вы особенно о ней поговорили.

Протоиерей Максим:

— Два слова о первых трех дня Страстной недели. Они, конечно, очень важны, и желательно — ну я думаю, и на нашем радио вы услышите и сами чтения, и их толкования, что понедельник — это проклятие смоковницы, вторник — окончательный разрыв с фарисеями, среда — предательство Иуды, когда он пошел и договорился с первосвященниками, и взял эти самые злосчастные тридцать сребреников. И Великий Четверг, как наиболее полное выражение любви Спасителя к нам — это Его последняя вечеря со Своими учениками, где Он, по сути, вкушая пасхальную трапезу Ветхого Завета, устанавливает таинство Евхаристии, причастие Его Тела и Крови. Мне сложно себе представить, как это понимали апостолы, когда ты сидишь с Учителем за столом, совершаешь традиционную и всем понятную с детства, той эпохи людей, окружающих его пасхальную трапезу, преломляешь пасхального агнца, вкушаешь его с горькими травами. И когда твой Учитель и Бог, Мессия, говорит, преломляя хлеб: возьмите, ешьте, это есть Мое Тело, потом, благословляя чашу, говорит: возьмите, пейте от нее все, это есть Моя Кровь, которая за вас и за многих изливается во оставление грехов. Наверное, единственное, что здесь можно достоверно сказать, что они воспринимали это действие как высшее выражение любви, доступное им, исходящее от их Божественного Учителя. Напомню ведь, что это еще и возлежание. Мы так это не очень понимаем, как это они возлежали. А на самом деле вот представьте себе, что вы лежите на боку, на локте, и следом за вами, буквально вот уже за вашей головой уже идет следующая голова — то есть это вот такая буква «П», классическое такое вот римско-иудейское возлежание буквой «П», когда люди буквально лежат друг у друга на груди, опираясь вот на локоть, на таком низком столике. И это, конечно, очень интимная, да еще и страха ради иудейского, да и в таком месте, где они, собственно, прятались от возможного преследования —это действительно любовь. И тем страшнее предательство Иуды, которое, по сути дела, продолжается здесь и сейчас, когда Иуда, участвуя в этой самой Тайной Вечери, обмакивая вместе со Христом кусок в солило, принимая от Него Тело и Кровь, хлеб и вино, выходит для того, чтобы подготовить окончательное Его предательство. Тайная Вечеря неразрывно связана с Гефсиманским садом, с молением о чаше и с предательством Иуды. И неслучайно это читается все тоже в церкви, в общем, вместе в Великий Четверг. Евангельское чтение Великого Четверга начинается, по сути дела, с предательства Иуды и заканчивается в Гефсиманском саду — это неразрывный единый отрывок, показывающий нам, как Божественный Учитель, собственно, символически отчасти, преподавая нам хлеб и вино, на самом деле преподает нам вот Себя.

М. Борисова:

— Ну у нас два акцента Великим Четвергом: это с утра — литургия, и вечером —удивительная служба 12 Евангелий.

Протоиерей Максим:

— Я бы только напомнил нам, просто для памяти, что в современной нашей литургической практике все это немножко сдвинуто, сдвинуто примерно на полдня. Все события Страстной седмицы на эти полдня, получается, у нас сдвинуты. Потому что, конечно, Вечеря Тайная, конечно, была совершена вечером в четверг — действительно это вечер, уже по захождении солнца, вечером в четверг. А Страстные Евангелия читаются и, соответственно, все это, служба Великих Евангелий должна происходить ночью.

М. Борисова:

— На пятницу.

Протоиерей Максим:

— Да, это утреня Великого Пятка — то есть понятно, утреня — это не день, это ночью, но после полуночи. Но вот в практике литургической этот сдвиг будет продолжаться, по сути дела, до пасхальной ночи. Потому что Царские часы Великого Пятка — это день, соответственно, вечерня с выносом Плащаницы — это опять вечер, а утреня Великой Субботы с Чином Погребения — это опять ночь с субботы на воскресенье. А литургия Великой Субботы опять с вечерней уже вечером в субботу, после которой до пасхальной полунощницы не полагается расход по домам. Но вот это невозможно не в монастырской практике, да и в монастырской городской, пожалуй, невозможно. И поэтому все это сдвинуто вот таким образом и совершается так, как совершается сейчас. Вечерня Великого Четверга — вечером, утром, чин чтения Страстных Евангелий — в четверг вечером. И это опять мистерия, это опять, напомню, откуда берет, собственно, истоки эта служба — это традиция Иерусалимского патриархата, которые вот эти 12 Страстных Евангелий, они читаются во время крестного хода, путешествия по местам страданий Спасителя. То есть, условно говоря, люди идут на то место, где совершилось это событие, и читается с пением стихир соответствующих, антифонов, где читается соответствующее Евангелие. Потом они идут дальше, и там читается опять соответствующее. То есть это все такая вот литургическая топография, когда все это совершается на местности. И это, конечно, наверное, я никогда, я не знаю, совершается ли это сейчас в практике или не совершается, я знаю, что исторически — да...

М. Борисова:

— Ну совершается, судя по тому, что мы можем найти в интернете, есть ролики, которые фиксируют.

Протоиерей Максим:

— То есть конкретно вот идут в Гефсиманский сад. Замечательно, да. То есть по крайней мере я знаю, что исторически это было, и это продолжается и сейчас, вот эта служба это вот так совершается, прямо на месте. Мы, конечно, никуда не ходим, мы находимся в храме, мы слушаем эти отрывки, но действительно душой и сердцем мы перемещаемся из Сионской горницы. Первое Великое Евангелие очень длинное — на самом деле это разговор, это Евангелие читается раз в год, и оно как бы вроде бы не совсем о Страстях, и часто оно как бы мимо ушей еще проходит — мы еще не совсем втянулись в службу. Но на самом деле это удивительное Евангелие — это последняя беседа Христа с учениками. И я вообще на самом деле советую всем нам ее перечитать или до, или после. Потому что да, мы все понимаем, мы все знаем историю, как происходил разговор у Пилата, как чего, про двух разбойников, про вот всю эту, собственно, фактуру мы знаем хорошо, чуть ли не наизусть. А вот беседу Христа с учениками, подчеркиваю, может быть, в силу того что это именно беседа, там ничего не происходит. Христос идет вместе с учениками из горницы, где совершалась Тайная Вечеря, идет в Гефсиманский сад. И, возможно, даже эти Его образы: «Я есмь Лоза, вы же рождие» — это Он, видимо, идет виноградниками, показывая вот то, что их окружает, тут же для Него становится образами для их беседы, для примеров того, что Он им говорит. Это вот прямо надо читать, не торопясь, очень не торопясь, что невозможно, видимо, в реалиях чтения этой службы, размышляя, может быть, с карандашиком. Ну Страстная неделя настолько плотно упакована событиями, что может быть, нет, заранее почитать — сейчас возьмите, почитайте. Хотя, с другой стороны, это может разрушить мистерию. Не даю конкретных советов, но вообще найдите время, может быть, вот отдельно потом, после Пасхи, перечитайте эту беседу, она архиважна для понимания того, что Господь хотел сказать Своим ученикам и нам с вами в последние часы Своей земной жизни. Он ведь больше потом ничего подробно говорить не будет. Да, будут те самые знаменитые слова, сказанные с креста — им тоже посвящены целые книги. Но вот здесь несколько страниц плотного евангельского текста, монолога Господа — это, по сути дела, Его завещание, которое Он нам оставил.

М. Борисова:

— Вы знаете, по поводу мистерии и воздействия ее на тебя, когда ты в ней участвуешь. Я не знаю, наверное, очень много составляющих в нашем восприятии. Все зависит от того, как мы провели Великий пост, насколько у нас внутренне наш вот этот аппарат воспринимающий утончился, и насколько он способен эти сигналы воспринимать. Но, по милости Божией, иногда дается ну как камертон на всю оставшуюся жизнь. Я вспоминаю удивительный первый год свой в Церкви. Ну вообще все пережившие период неофитства во взрослом состоянии не дадут мне соврать: когда вспоминаю первый свой год, он полон каких-то удивительных открытий и чудес, которые потом никогда не повторяются, но всегда остаются в памяти как камертон. И вот камертон для меня всегда была вот эта служба 12 Евангелий в Елоховском соборе. Можете себе представить человека, который в славянском варианте Евангелие воспринимает еще с большим трудом, все это после работы, все это, казалось бы, физически достаточно утомительно, потому что толпа огромная — это Москва 80-х годов, очень мало храмов, тем более кафедральный Патриарший собор, там яблоку негде упасть. И удивительное ощущение было присутствия — вот то, о чем вы говорите. Не было никакой игры воображения, то есть все воспринималась вполне реально — и усталость в ногах, и недостаток кислорода, и, в общем, все атрибуты реальной жизни были вполне ощутимы. Но при этом было полное, до такой степени сильное переживание, что — это было однажды в моей жизни, — после этого я не могла есть. Вы знаете, когда у вас на глазах умирает или рядом вот, вы сидите с постелью близкого вам человека, который постепенно вот уходит, и вы участвуете в этом — потом от эмоционального шока у вас очень даже реально может пропасть аппетит. Это произошло вот тогда со мной: я есть смогла только на Пасху. Вот без всяких усилий соблюдения сугубого поста, просто как, по-простому выражаясь, кусок в горло не лез. Вот до такой степени было сильное переживание. Поэтому, если утончить вот этот свой аппарат восприятия, наверное, это возможно.

Протоиерей Максим:

— Ну как вы совершенно справедливо сказали, это, конечно, дар. Это дар, о котором можем Господа просить, но который не нужно специально из себя вымучивать, потому что иначе окажется только разочарование, когда мы ждем чего-то, а получается совсем не то, чего мы ждем. Но как оно должно быть, конечно, необходимо помнить. И это, кстати говоря, удивительно говорит нам о том, что такое пост. Пост — это не то, что мы из себя вымучиваем, а это то, что мы из себя представляем.

М. Борисова:

— В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.

М. Борисова:

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И мы говорим об особенностях и смысле богослужений Страстной седмицы. Ну вот мы подошли к самым сокровенным дням. Великая Пятница — день, когда не совершается литургия, когда скорбь настолько велика, что она покрывает все. Из чего — не в идеале, как вы уже рассказывали, а вот реально состоит богослужебная наша жизнь в Великую Пятницу?

Протоиерей Максим:

— Ну в практике на самом деле Великая Пятница это еще единственный день в году в современной Церкви, в котором у нас происходит не два богослужебных собрания, утром и вечером, а три. Вообще так вообще по уставу и положено, по уставу ежедневно, если совершать полностью службу по уставу, в день положено три богослужебных собрания. Но еще в середине XIX века из практики, по крайней мере Русской Православной Церкви и, насколько я знаю, и из практики других Поместных Церквей, эта традиция ушла. Мы собираемся на службу дважды. Ну это по максимуму, собственно, больше и нету. Утром — часы литургия, иногда утреня, вечером — повечерие и вечерня, ну то же, что в народе называется словом «всенощная» — и все. Здесь же, в Великую Пятницу, в большинстве храмов совершается три богослужебных собрания. Утром совершаются Царские часы, на которых все четыре часа — 1-й, 3-й, 6-й, и 9-й совершаются как отдельное богослужение. Такое бывает еще дважды: в Сочельник Рождественский и Крещенский, когда на часах не просто читаются псалмы, далее тропари, кондаки, ну и, собственно, молитва часа, а поются стихиры, читаются паремии сначала из Ветхого Завета, читается Апостол, читается Евангелие, поются стихиры — то есть этот час представляет собой не просто чтение, а полноценное богослужение — с пением, с чтением Евангелия и с чтением Апостола, с чтением Ветхого Завета, на которых те же самые Страстные Евангелия, которые читались накануне на службе Страстных Евангелий прочитывают вновь. Но уже не в порядке исторического следования, а на 1-м часе читается полностью Великое Евангелие от Матфея, на 3-м, соответственно, от Марка, на 6-м от Луки и на 9-м от Иоанна. Но не все Евангелие, а именно страстная его часть, где мы снова полностью в изложении евангелиста переживаем события от Тайной Вечери до, собственно, распятия Иисуса Христа, Его смерти на кресте. И вот как бы расходимся с этим полным погружением в события последних часов жизни и смерти Господа нашего Иисуса Христа на кресте. Днем — я уже говорил, что события у нас церковные сдвинуты на полдня по отношению к уставным богослужениям, днем совершается, обычно часа в два или в три, совершается вечерня с чином выноса Плащаницы. Вновь полностью читается Страстное Евангелие, с добавлением того, что Иосиф вошел к Пилату вместе с Никодимом для того, чтобы просить тела Иисусова, и Пилат дал тело. И это краткая служба на самом деле, вечерня, одна из самых коротких вообще богослужений вечерня: если на ней ничего такого нет, она длится не более получаса. Ну здесь вот чуть больше, когда священнослужители выносят Плащаницу, и Плащаница полагается на середине храма для поклонения верующих. И здесь прямо устав предписывает, чтобы перед Плащаницей священник произнес проповедь. Проповеди эти бывают длинные, описывающие все, вот смысл происходящего, а бывают короткие. Ефрем Сирин произнес, пожалуй, самую короткую проповедь в свое время перед Плащаницей, он сказал два слова: «Будем плакать». И после выноса Плащаницы совершается еще, читается канон, который называется Плач Пресвятой Богородицы. После чего: «Приидите, ублажим Иосифа приснопамятного», — и все находящиеся в храме прикладываются к Плащанице. Да, напомню еще такую особенность, что начиная с Великого Четверга прекращаются в церкви земные поклоны, за исключением земных поклонов перед Плащаницей — то есть можно земно поклониться и приложиться к Плащанице Спасителя, как к Самому Спасителю, лежащему во гробе. И Плащаница будет на центре храм до полунощницы — то есть и начиная с двух-трех часов Великой Пятницы и до ночи. Ну обычно все-таки на практике где-то уже часов в десять, в одиннадцать Плащаница поднимется на солею, и вы уже не сможете к ней приложиться. Но вот всю вторую половину дня Великой Пятницы и всю Великую Субботу Плащаница на центре храма. И знаете, вот в советское время существовала такая благочестивая традиция людей, которые не ходили в храм регулярно: все-таки в храм забежать и Плащанице поклониться. Сейчас иногда мне приходится напоминать людям в Великую Субботу, пришедшим освятить куличи: вы не забудьте пожалуйста, к Плащанице приложиться. То есть вот эта вот обрядовая часть — «надо посвятить куличи», — она во многих нецерковных людях затмевает смысл того, ради чего они приходят в храм.

М. Борисова:

— А может быть, люди считают, что после службы Погребения Плащаницы это уже не актуально?

Протоиерей Максим:

— Нет, она еще очень актуальна. Она заносится в алтарь где-то на Пасхальной полунощнице, где-то в половине двенадцатого, буквально даже без пятнадцати двенадцать она заносится в алтарь. И далее Плащаница до отдания Пасхи лежит на святом престоле. Ну, конечно, обычный прихожанин не может этого видеть, но это важно просто знать, что Плащаница, на Плащанице будет совершаться Божественная литургия еще 40 дней. И поэтому каждый раз, когда вы приходите в храм, обязательно к Плащанице подходите и молитвы перед ней свои совершайте благоговейно, преклоняясь. Так вот, на вечерне происходит вынос Плащаницы. Кстати говоря, вот для тех, кто не может всю пятницу посвятить пребыванию в храме — а это вообще здорово было бы, вот у нас есть те самые три службы — желательно побывать хотя бы на одной из двух, второй или третьей: вот либо на выносе Плащаницы, либо вечером, уже в шесть часов, в некоторых монастырях ночью, как и положено по уставу, совершается утреня Великой Субботы с чином Погребения Плащаницы. Точно так же, как в чине погребения сейчас, на отпевании, читается 17-я кафизма, только каждый стих этой кафизмы дополняется соответствующим тропарем. Хор поет: «Благословен еси, Господи, научи мя оправданиям Твоим», а мы, соответственно, священники, на центре храма, на три «славы», в течение там целого часа читается эта самая кафизма с тропарями. Потом читается канон на Погребение — обычно это делает священник, а не чтец учиненный, если у священника еще есть силы и возможности. А в конце этой службы совершается крестный ход, когда Плащаница обносится — если погода позволяет, вокруг храма, иногда, если погода плохая внутри храма она обносится, но вот стараются все-таки выйти, обойти вокруг храма с погребальным звоном, без каких-нибудь пений или чтений, только: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святй Бессмертный, помилуй нас». Мы обносим Плащаницу и вновь полагаем ее на гробнице в центре храма. А потом читается моя любимая паремия, я стараюсь всегда прочитать ее сам. В общем, это пророчество Иезекиля о сухих костях — просто одно из самых важных и потрясающих пророчеств Ветхого Завета о всеобщем воскресении. Когда пророк видит себя стоящим перед полем сухих костей, и Бог вопрошает его: «Вот ты видишь эти сухие кости, оживут ли они?» И пророк отвечает: «Ты знаешь, Господи». И далее: «Прорцы, сыне человечь, прорцы на кости сии». И в конце просто удивительные слова: некоторые говорят: сухие были кости наши, что вот все, умерли мы, посрамлены. Но нет, нас ждет всеобщее воскресение. Пророк видит это, говорит об этом нам — и это, вот для меня по крайней мере, почему-то именно это чтение является кульминацией Великого Пятка. После того как погребение Спасителя совершилось, страсти как страдания уже позади, собственно Великая Суббота как день покоя еще не началась, вот эту Великую Субботу открывает это пророчество Иезекиилево о сухих костях, что некоторые говорят: погибла надежда наша. И вот это вот ощущение, когда мы стоим перед смертью и спрашиваем свою надежду, а она есть или она погибла? И, видимо, как апостолы, стоящие перед затворенным гробом Спасителя: это что? Этот камень, приваленный к пещере, в которой погребен их Божественный Учитель, это все? На этом все кончилось, погибла надежда наша? Ничего не получилось, все было зря? Или это только начало? Или эта пещера — это утроба, чрево, из которого уже вот на третий день, через фактически сутки, произойдет Воскресение, знаменующее собой воскресение каждого из нас, новую жизнь каждого из нас, жизнь во Христе для любого человека.

М. Борисова:

— Ну и когда богослужение заканчивается, и идет уже народ прикладываться к Плащанице, хор обычно поет стихиру «Приидите, ублажим Иосифа приснопамятного». Знаете, вот как старый клиросный певчий, у меня основные акценты всегда почему-то музыкальные.

Протоиерей Максим:

— Они так и есть на самом деле. Так же как на Великую Пятницу это, конечно, «Днесь висит на древе» — и запоминается музыкальное ее исполнение в распеве архимандрита Матфея (Мормыля). А она тоже поется, эта стихира, несколько раз: она поется на Страстных Евангелиях, она поется на часах, она поется... Ну вот уже да, на Погребении уже не поется. Кстати, уже канон Великой Субботы, тоже если мы говорим про клирос, впервые звучит на Погребении: «Волною морскою».

М. Борисова:

— Да.

Протоиерей Максим:

— А потом повторяющийся на пасхальной полунощнице. Чего там она «Волною морскою», никто не помнит, но все помнят, как она это: «Волною морскою скрывшаго древле...», да? Красота. Любим мы эстетизировать, и это здорово.

М. Борисова:

— Ну если бы это было не нужно, наверное, этого бы не было в нашем богослужении.

Протоиерей Максим:

— Нет, это здорово, это важно, без этого никуда.

М. Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающей недели, очень особенной недели — Страстной. Но подошли мы к самому важному дню Страстной седмицы — Великой Субботе. И тут я просто, не знаю, вправе ли я давать советы наши радиослушателям, но много раз проходя это все в качестве исполнителя, я могу посоветовать только одно: если у вас есть возможность, постарайтесь прочитать 15 паремий, которые будут читаться в храме в Великую Субботу, дома — вдумчиво и желательно в русском переводе. Потому что воспринимать это в таком объеме на слух, и не просто воспринимать механически, а вникать в смысл этого, чрезвычайно трудно, как трудно это просто даже читать. Вот если мы слегка коснемся вот свода этих 15 паремий. Во-первых, почему так много? Почему так важно, чтобы они были так скомпонованы и в эту удивительную субботу все они прозвучали?

Протоиерей Максим:

— Можно я вас разочарую? На самом деле Великая Суббота, кроме того, что она Великая Суббота, это день крещения. Собственно, напомню вам, что в древней Церкви крестили вовсе не в любой день года, а крестили несколько раз в году, и один из главных дней крещения это была Великая Суббота.

М. Борисова:

— Так, собственно, начиная со среды Крестопоклонной недели об этом есть специальная ектения.

Протоиерей Максим:

— Да, «елицы ко просвещению, приступите». Вообще весь Великий пост исторически, кроме того, что это вот пост для всех православных христиан, он исторически складывался как время подготовки катехуменов — оглашенных по-русски, по-славянски — тех, кто готовится к крещению, к самому моменту их крещения. Вот этот такой, собственно, для нас, и мы как-то говорили, по-моему, помните нашу программу накануне Великого поста, когда мы говорили о том, что Великий пост для каждого из нас это обновление нашего крещения. И вот в Великую Субботу, собственно, и происходило это самое крещение людей, подошедших Великим постом к этому самому таинству главному. И совершалось оно во время чтения 15 паремий. Епископ вместе с оглашенными удалялся в баптистерий, где совершалось их крещение, а все остающиеся в храме пока утешались чтением паремий, поэтому их так много. Это чтение паремий занимает минут сорок пять, а иногда, если не торопясь их читать, и час. В современной практике (я сам это видел, в том числе и в кафедральных соборах) иногда не читают все 15 паремий, к сожалению, ну как бы это долго, действительно занимает целый час, чтецов нужно много...

М. Борисова:

— Ну иногда и одного хватает.

Протоиерей Максим:

— Иногда и одного хватает. Кстати, вы знаете, когда я в школе в свое время работал, мы эти паремии заранее раздавали школьникам — человек готовился, и вот каждую паремию отдельно читал — ну уже не маленький ученик, там уже средняя или старшая школа, кто мог, способен был эту паремию прочитать. И это вообще тоже здорово. Но длительность их, кроме того, что в этом есть, конечно, свой литургический смысл, именно последовательность, о которой вы говорите, и почему они именно так расположены — все-таки исходно это время, когда происходило крещение. И заканчивается, кстати говоря, это самое чтение паремий (простите, что я так перескакиваю немножко вперед, да, ну просто чтобы логика у нас не была утрачена) тем, что вновь крещеные входили в храм в белых облачениях, и под пение, вместо Трисвятого поется: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся». И именно в это время, после паремий, совершается переоблачение в храме с черных облачений на белые. Не потому, что Пасха уже наступила, как это иногда воспринимают, а потому что белый — это цвет крещения. Оглашенные, уже не оглашенные, а вновь крещаемые, со свечами входят в храм с пением: «Елицы во Христа крестистеся», и начинается... Собственно, кстати, даже и Евангелие, которое читается следом за Апостолом и паремиями, и Апостол читается, и Евангелие — это не пасхальные Евангелия. Это они да, в них говорится о Воскресении, но на самом деле эти же Евангелия читаются обычно и на крещении — то есть священник, когда крестит, именно этот Апостол и это Евангелие читается на крещении. То есть, по сути дела, литургия Великой Субботы — это крещальная литургия. И, соответственно, паремиями излагается нам, здесь находящимся, не пошедшим с епископом в баптистерий, а остающимся в храме предлагается вся история нашего спасения. Начиная от первых глав Книги Бытия, описанием Исхода (ну насколько подробно мы сейчас будем это все трогать?), пророчества Исаии, пророчества Иезекиля, история Ионы, история трех отроков в печи Вавилонской — это все увязывается в этот грандиозный рисунок истории нашего спасения.

М. Борисова:

— Ну вот удивительное сочетание. Состояние новокрещеного и всех окружающих этого человека близких — это очень радостное, приподнятое состояние. В то же время вместо Херувимской песни на этой литургии в Великую Субботу поется: «Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным». Вот это сочетание несочетаемого состояния: с одной стороны, вот это вот радостное, приподнятое ожидание уже праздника — Пасха вот-вот она, вот уже рядом, — и вдруг вот сразу такая трагедия.

Протоиерей Максим:

— Нет, смотрите. «Да молчит всякая плоть человеческая и ничтоже земное в себе да помышляет». Почему молчит? Ну потому, что как только мы начинаем говорить, мы сразу же рассеиваемся. Вот сейчас как бы мы с вами ни пытались сосредоточиться на том, о чем мы говорим, слова — это слова, они на самом деле мешают, даже когда мы выражаем что-то глубокое и сокровенное, самое важное, самое интимное. Как только мы облекаем это в слова произнесенные, сразу что-то уходит, сразу происходит какое-то рассеяние, сразу теряются какие-то смыслы. Потому что да, без слова невозможно ничего передать, но и словом невозможно передать настоящую глубину. Слово всегда ограничено, наше земное, человеческое слово. Поэтому давайте сейчас будем молча радоваться, будем молча торжествовать. Это мы на самом деле — я тоже над этим много думал... Апостолы, хотя и много раз об этом говорили, они не знали, что Христос воскреснет, для них это действительно был трагедия и окончание всех их ожиданий и мечт. А мы-то знаем, чем все кончится. Мы точно знаем, мы уже это переживали, это для нас не в первый раз даже переживание. И поэтому наше переживание отличается от переживания апостолов, как бы мы, вот здесь эта мистериальность, она разрывается тем самым фактом крещения и переоблачения в белые одежды — мы уже ждем Воскресения Христова. А Он еще не воскрес. И давайте помолчим. Давайте помолчим, побудем в тишине этой радости. Все уже совершилось. На самом деле после погребения Христа и там все уже совершилось. И у нас вот этот путь — от уже какой-то давней-предавней неделе о Закхее, о мытаре и фарисее, о блудном сыне — начавшийся путь тогда, уже завершился. Мы сейчас уже стоим, больше ничего нет, больше ничего делать, нам уже ничего делать не надо. И происходить уже ничего не будет. Да, мы знаем, что Христос в этот момент спустился в ад. Кстати, вот на каждой литургии читается этот тропарь: «Во гробе плотски, во аде же с душею яко Бог, в раи же с разбойником, и на престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняяй, Неописанный» — вот это то, что совершилось сейчас, в Великую Субботу. И это на самом деле величайшее выражение всех догматов Церкви о Христе. «Во гробе плотски» — задумаемся над этим: Христос лежит сейчас плотью во гробе, Его тело лежит во гробе. «Во аде же с душею яко Бог» — Его душа спускается в ад. «В раи же с разбойником» — «Днесь будеши со Мною в раи», — сказал Христос разбойнику, Он пребывает с разбойником в раю. «И на престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом» — и одновременно Он пребывает на престоле Божием вместе со Отцем и Духом. «Вся исполняяй, — все исполняющий, наполняющий Собой, — Неописанный». Мы видим, что вот это вот учение Церкви о триедином Боге, о Богочеловечестве Иисуса Христа, о Его смерти и воскресении воплощается здесь и сейчас, в Великую Субботу. И это выражается вот удивительно концентрированными словами этого тропаря, который, как я уже сказал, читается перед началом любой Божественной литургии. И мы можем только молча на это смотреть. И причащаться этому таинству настолько, насколько мы сейчас к этому способны. И поэтому надо причащаться в Великую Субботу. Так же как надо причащаться в Великий Четверг, так же как нужно причащаться на Пасхальную ночь, так же как нужно причащаться на последней Преждеосвященной, а перед этим на Вход Господень в Иерусалим. Я хотел бы сейчас еще полслова сказать: ребята (простите, что я так фамильярно это говорю), давайте мы все-таки оставшееся вот сейчас время поймем, что это как бы сейчас не время покаяния. В том смысле что не надо думать о своих грехах. Сейчас время другого покаяния, покаяние — это изменение. Давайте будем не в себя смотреть, не мучить снова себя и священников на исповеди своими грехами. Я не знаю, как конкретно в каждом храме, но сейчас в большинстве храмов по крайней мере те, кто исповедовались Великим постом, уже не подходят на исповедь перед причастием. Поэтому причащаться нужно, по возможности, на каждой службе, на которой у вас есть такая возможность присутствовать. Поэтому давайте будем причащаться. Давайте будем каждый раз вкушать Тело и Кровь Спасителя, созерцая эти события, которые сейчас происходят. И поэтому причащаемся и в Великую Субботу тоже. Вместе с теми, кто — конечно, сейчас никто не крестит в Великую Субботу, но мысленно с теми, кто сейчас только находит для себя Христа и рождается свыше.

М. Борисова:

— Ну вот ведь удивительный парадокс нашей практики церковной. Ведь освящение куличей и пасок обычно происходило после...

Протоиерей Максим:

— Ну и сейчас происходит.

М. Борисова:

— Нет, я имею в виду не в Великую Субботу, а после Пасхальной ночи.

Протоиерей Максим:

— Да, после Пасхальной ночи. И сейчас происходит.

М. Борисова:

— Я просто на сельском приходе застала эту практику. Это было так естественно. То есть у нас народ, поскольку храм на отшибе, он приезжал заранее и оставался на всю ночь, потому что деваться было некуда, автобус первый приходил в семь часов утра. Поэтому все спокойно по всем подоконникам расставляли эти свои пасхальные снеди, спокойно все радовались на Пасхальной заутрени и литургии. Потом, после того как заканчивалась Пасхальная литургия, батюшка освящал артос, и вместе с артосом он освящал все эти куличи.

Протоиерей Максим:

— На самом деле мы делаем точно так же. И во многих храмах, конечно, освящение пасхальных куличей, яиц, пасок — так положено по уставу, действительно совершается после Пасхального богослужения ночного. Но многим — и это понятно, — неудобно. Вот вы говорите: по подоконникам расставили это все как бы... Подоконников не хватит в современных городских условиях. И поэтому, конечно, да, в практике это делается заранее. Другое дело, что для многих и многих наших дорогих и любимых соотечественников именно освящение куличей становится центральным событием их участия какого-то литургического, богослужебного... Обрядового, я бы так сказал. Не литургического. Обрядового участия в праздновании Пасхи. Вот что куличи надо освятить — это главное. Я помню, еще в советское время (я-то был вовсе некрещеный, мой научный руководитель, Вадим Павлович Володин, Царствие ему Небесное, приходил в понедельник на работу — когда это была Светлая неделя, приносил кулич и говорил: «свящёный». И все кушали этот самый кулич — вот это было главное. Какая служба, какой храм? Вот кулич «свящёный» — это важно. Поэтому сейчас, конечно, всю субботу нескончаемым потоком... Мы понимаем, сколько у нас на самом деле православных не по тому, сколько людей у нас в Пасхальную ночь, да, а сколько людей приходят святить куличи. Да, и на самом деле куличи — это важно. Это, как вы правильно сказали, это тот самый артос домашний. Но каждому дается по силе того, что он может вместить. Кто-то может вместить только куличи, кто-то может вместить пасхальный крестный ход, а кто-то может вместить и полную Пасхальную ночную службу. А кто-то может вместить и весь Великий пост, и Страстную неделю. И поэтому вот сейчас мы с вами находимся перед Страстной неделей. Постарайтесь максимально поучаствовать в литургической жизни Церкви этой недели: приходите на последнюю Преждеосвященную, приходите на службы Великого Четверга и чтения Страстных Евангелий, приходите в Великую Пятницу хотя бы на вынос или погребение. Приходите в Великую Субботу, приложитесь к Плащанице, услышьте: «Человеколюбче, слава Тебе!» на чтении этих самых 15 паремий и, конечно, на Пасхальный крестный ход.

М. Борисова:

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». С вами были Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Я всем нашим радиослушателям желаю пройти последнее поприще перед великим праздником Воскресения Христова достойно и с пользой для души.

Протоиерей Максим:

— Храни вас всех Господь.

М. Борисова:

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «18-е воскресенье по Пятидесятнице. Память отцов 7 Вселенского собора». Прот. Федор Бородин
• «17-е воскресенье по Пятидесятнице». Протоиерей Максим Первозванский
• «16-е воскресенье по Пятидесятнице. Покров Пресвятой Богородицы». Протоиерей Максим Первозванский