В этом выпуске «Клуба частных мнений» настоятель храма Рождества Богородицы в селе Поярково священник Александр Насибулин, руководитель молодежного миссионерского проекта «Orthodox House» Павел Чухланцев и журналист Илья Муромский размышляли о том, что такое дружба, в чем она может выражаться, что о дружбе нам известно из Священного Писания, насколько общая вера и схожее мировоззрение могут влиять на развитие дружеских взаимоотношений, а также насколько важно быть друзьями супругам.
Ведущая: Наталия Лангаммер
Н. Лангаммер
— Добрый вечер, дорогие радиослушатели. В эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. По традиции в вечернем эфире мы обсуждаем одну из тем, которую в утреннем эфире подняли авторы программы «Частное мнение». Сегодня тема сложная, большая — дружба, что значит дружба для православного христианина. И чтобы разобраться в этом вопросе, мы пригласили в студию отца Александра Насибулина, настоятеля храма Рождества Пресвятой Богородицы в Поярково. Добрый вечер, отец Александр.
Иерей Александр
— Добрый вечер.
Н. Лангаммер
— Павла Чухланцева, руководитель молодежного миссионерского проекта «Orthodox House». Добрый вечер.
П. Чухланцев
— Здравствуйте.
Н. Лангаммер
— И в студии Илья Муромский, журналист, который эту тему и предложил для обсуждения. Добрый вечер, Илья.
И. Муромский
— Добрый вечер.
Н. Лангаммер
— Давайте послушаем программу Ильи, а потом мы будем нырять на свою тему и разбираться.
«Я часто получаю сообщения от знакомых с просьбой о материальной помощи. «Илья, выручай, срочно нужно столько-то». Или: «надо докупить до конца месяца то-то и то-то». Причем это происходит каждый раз, когда средств на счету остается ровно столько, сколько нужно, чтобы дожить до зарплаты. Иногда такие письма приходят несколько раз в день, причем от одного и того же человека. Я перевожу столько, сколько могу, но, честно сказать, внутренне негодую, почему на роль спасителя снова выбрали меня. Пару лет назад произошла история, которая изменила мое отношение к таким просьбам. Я тогда заканчивал учебу в университете. Необходимо было сдать материалы по нескольким предметам, чтобы автоматом закрыть весеннюю сессию и начать подготовку к защите дипломной работы. Все шло хорошо. Я сдал почти все экзамены, оставил свою зачетку в учебной части и на некоторое время уехал за город, чтобы восстановить свои силы. Я только вздохнул свежего лесного воздуха, как мне пришло сообщение из чата нашей группы, в котором староста написал, что сегодня последняя возможность проставить зачет по экономике, кто получил его автоматом — для этого нужно в течение двух часов приехать в университет вместе с зачеткой. Внутри все похолодело: я совсем забыл, что этот зачет я еще не получил. Вернуться в Москву к назначенному времени я никак не успевал. Стал продумывать все варианты, как можно выйти из положения. Позвонить в учебную часть? Они скажут, что это моя проблема, и будут правы. Я начинаю писать однокурсникам, но все уже сдали экзамены и разъехались. И вдруг я вспомнил про своего друга, который сегодня точно должен был быть в Москве. Звоню ему, буквально умоляю приехать в университет, чтобы отдать мою зачетку преподавателю и объяснить ситуацию. Слава Богу, что я оставил ее в учебной части, повторял я потом неоднократно про себя. Друг сказал, что обязательно поможет и уже через час перезвонил мне с хорошими новостями. Спустя пару дней я узнал, что он после моего звонка бросил все свои дела, перенес запланированные мероприятия и помог мне в критической ситуации. Он не отказал, он пожертвовал своим временем и силами для меня. Преподобный Исаак Сирин говорил: кто руку свою простирает на помощь ближнему своему, тот в помощь себе принимает Божию помощь. Как же важно слышать просьбы окружающих людей. Возможно, для тех, кто просит меня помочь, перевести им необходимую сумму, я тоже остаюсь единственным человеком, кто в данный момент может им помочь. «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне», — говорит Господь в Евангелии. Это дар — возможность помочь, и необходимо не раздражаться, а всякий раз благодарить Его за то, что Он дает нам шанс проявить свою христианскую любовь по отношению к ближним. Бог посылает нам тех, кто нуждается в нашей помощи, приближая через добрые дела к Царствию Небесному«.
Н. Лангаммер
— Вот так Илья поднял тему дружбы, как она в его жизни отозвалась. Но, честно сказать, я вот тоже крутила в голове, с чего же за нее браться, если мы рассматриваем именно в контексте веры, да, для православного христианина. И мне, наверное, хотелось бы понять, как определяется дружба в Библии, отец Александр. Потому что как такового определения мы не нашли, но слово «друг» упоминается 202 раза, причем в основном в контексте «сказал друг другу». Так что же все-таки такое дружба в Библии?
Иерей Александр
— Наверное, самое значимое упоминание, которое сразу приходит на ум, это Евангелие от Иоанна, где Господь говорит: не называю вас уже рабами, но друзьями. И этими словами Он, собственно, и показывает, что, собственно, пространство Церкви, которое Он создает на земле — это есть, по большому счету, пространство дружбы, где все люди оказываются вот на какой-то глубине очень близкими друг к другу. И мое такое наблюдение, действительно, православные христиане, которые ходят там в храм, даже не в один, а в разные храмы, очень друг на друга похожи. Только иногда для этого надо чуть глубже копнуть, чтобы это понять. Потому что в храме мы оказались именно потому, что приняли дружбу, которую предложил нам Христос. Когда мы читаем Евангелие, то мы себе отвечаем на вопрос, что кто-то является таким же, как я сам, кто-то на меня очень похож, и этот кто-то оказывается Христос. Наверное, каждый из нас может о себе это сказать. Когда мы читаем Евангелие, мы открываем Христа каким-то очень своим, и у каждого это может быть какая-то своя такая Его сторона, и поэтому мы все тоже друг на друга окажемся очень похожими. И в этом смысле для меня дружба и заключается вот в этой похожести друг на друга, но какой-то очень глубинной, такой настоящей. И именно поэтому дружбу очень сложно как бы нащупать и определить в каких-то внешних проявлениях. Потому что, если вот как было затронуто в теме, что друг — это тот, кто помогает или может прийти на помощь. Но вот если только в этом ключе мыслить, то оказывается, что сегодня особо друзья и не нужны. Можно заказать просто курьерскую доставку, и курьер все быстренько куда надо привезет, особенно в больших городах. Наверное, поэтому сегодня такой дефицит дружбы, если мы немножко не понимаем вот этот глубинный такой, внутренний аспект, который уловим только на уровне, наверное, совместной жизни, совместной связи, совместного переживания каких-то моментов.
Н. Лангаммер
— Мне казалось, дружба — это какой-то критерий близости, а не похожести. А может быть, очень разные люди будут друг другу близки.
Иерей Александр
— Да, тут, может быть, так тоже можно понять.
И. Муромский
— Ну пример про курьера, потому что все-таки для меня понимание... Все-таки курьер — это человек, который работает, грубо говоря, он работает в службе помощи: кому-то нужна еда, кому-то лекарство, кому-то еще что-то, кому-то груз перевезти. И он это делает не по призыву совести, и даже в принципе не по призыву, а по своей ставке, по своим обязанностям. А друг — все-таки это человек, который это делает даже не по повелению совести порой, хотя и такие случаи бывают, когда вроде не хочется и вроде не можешь, но ты понимаешь, тебя один раз уже выручили, но все-таки надо же и ответить тем же. А друг именно все-таки отвечает тебе взаимностью не потому, что он, как вот курьер, работает так, а все-таки потому, что его к этому душа призывает.
Иерей Александр
— С другой стороны, это не тот, кто тебе всегда обязан помочь.
П. Чухланцев
— Вот да, мне тоже хочется это отметить, что как будто бы помощь — это не главный критерий друга. Вот как будто главное в дружбе — это то, что ты встречаешь человека, который точно так же смотрит на мир, как ты, и ты узнаешь в нем себя, и тебе радостно с ним находиться вместе, у вас такое единомыслие, в котором вы хорошо понимаете друг друга. И то, что отец Александр сказал, что христиане с разных приходов похожи, я тоже это наблюдаю. В нашем проекте мы собираем молодежь для того, чтобы читать Библию. Мы собираемся в кафе, просто впервые ребята друг друга видят. Час мы просто общаемся, потом час читаем. И после этих встреч ребятам всегда не хочется расходиться, потому что у них есть вот эта внутренняя какая-то тоска по христианскому общению, по тому, чтобы общаться с единомышленниками. И часто христиане лишены оказываются этого в обычной жизни, за пределами Церкви. А вот когда мы встречаемся друг с другом, то настоящее какое-то чудо общения происходит и взаимопонимания.
Иерей Александр
— Порой это общение даже невербальное. Я вот приведу пример. У меня один хороший друг, с которым мы до сих пор в дружеских отношениях, и мы вместе учились в университете. И мы до университета ехали порядка полутора часов на трамваях, на метро. И это был удивительный, и остается удивительный человек, который очень мало говорил. И мы, когда ехали, вот эти полтора часа мы вообще друг с другом не разговаривали, мы просто сидели рядом. Но это было так хорошо, я вот до сих пор это вспоминаю, что это было просто хорошо, потому что это человек...
И. Муромский
— И достаточно.
Иерей Александр
— И достаточно, да. То есть никаких слов даже порой не нужно для того, чтобы эту дружбу действительно почувствовать и понять, что это твой человек, что ты в нем отражаешься, и тебе с ним хорошо.
Н. Лангаммер
— Получается, мы говорим о какой-то системе координат. Мне тоже когда-то, я только пришла в Церковь, мне такая мысль в голову пришла, что очень трудно друг друга понять — кстати, друг друга, да, обращение, — если мы в разной системе координат. И поэтому и браки разваливаются, потому что у одного человека одни ценности — это допустимо, это недопустимо, это нормально, это нельзя, а когда ты приходишь в Церковь Православную, то мы как бы придерживаемся единой иерархии ценностей, которую нам задал Христос, да, и, соответственно, мы к Нему идем.
Иерей Александр
— Ну вот на глубинном уровне, на глубинном. Потому что внешне Христос не подавляет нашу индивидуальность, то есть люди очень разные. И даже вот у нас алтарники, очень много людей, это такие разные люди, иногда я вообще думаю: как мы вообще вместе собрались здесь, на одном пятачке земли? Но когда ты копнешь, вот я сказал, чуть глубже, да, оказывается, что действительно для человека вот эти христианские ценности и сам Христос очень важны, потому что Христос отразился в этом человеке, и именно поэтому он оказался здесь. И вот это просто надо найти, и для этого надо чуть глубже друг в друга заглянуть. И, может быть, проблема современных, православных в том числе, людей в том, что мы не очень глубоко смотрим друг в друга. Вот Христос, когда встречал человека, Он сразу смотрел в сердце, Он сразу все понимал об этом человеке. А мы не всегда смотрим в сердце, то есть мы как бы по наружности друг друга судим и так далее, не хотим как бы идти глубже друг с другом. И мне кажется, вот это некий такой вызов для современного православного общества — выходить вот на этот новый уровень интимности.
Н. Лангаммер
— Я напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы обсуждаем тему, что значит дружба для православного христианина. И в гостях у нас отец Александр Насибулин, настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы в Поярково, Павел Чухланцев, руководитель молодежного миссионерского проекта «Orthodox House» и Илья Муромский, журналист, который предложил эту тему. Да, отец Александр, сказано, что мы как бы призваны стать друзьями Христа, и это где-то даже иногда кажется страшным, потому что не уйти бы в фамильярность. Что значит быть другом для Христа? То есть по идее мы все Ему друзья тогда. Однако в Евангелии сказано, что, например, Лазарь был другом Христа, это не про всех сказано. Тогда как?
Иерей Александр
— Вот эти слова все-таки Господь обращает к нам ко всем, Он всех видит нас Своими друзьями. Чтобы не уйти в фамильярность, мы как православные люди называем себя сразу: рабы Божии.
Н. Лангаммер
— Вот-вот.
Иерей Александр
— Для нас это абсолютно безумная идея стать друзьями Богу, да, и мы понимаем свое недостоинство и прочее. Но в то же время мы понимаем, что Христос нас таковыми уже назвал. И вот мне очень нравится вот эта несостыковка: то, что мы смиряемся перед Богом, а Господь просто обнимает нас как равных Себе через Иисуса Христа, делает нас очень равными Себе. И быть другом Христу, на мой взгляд, это значит пройти пути своей жизни вместе с Ним. Опять, может, кому-то это окажется непонятно и так далее. Но это вот когда ты на каком-то внутреннем глубинном уровне погружаешься в Божие присутствие и просто идешь в свою жизнь, а рядом идет Христос. И именно в Евангелии представлен образ классической дружбы. Господь собрал двенадцать друзей рядом с Собой, и Он не просто сел на троне и рассказал им какие-то истины о вечной жизни. Он путешествует с ними из города в город, Он с ними преодолевает какие-то трудности, Он с ними ловит рыбу, Он с ними в одной лодке, и так далее, и так далее. И мне кажется, для апостолов вот это было тоже очень ценным, что Он с ними, что им с Ним хорошо, и это как будто бы выше всего остального. Вот в этом смысле многие от Бога ждут каких-то ответов, знаете, помощи опять же, да, вот часто люди от Бога даже требуют, и когда Господь помощи никакой там не дает и так далее, обижаются на Бога. Но вот мой личный опыт — мне от Бога не нужно вообще ничего. Потому что Он друг, потому что Он назвал меня другом, и вот этот опыт дружбы, мне просто с Ним хорошо. Просто я знаю, что Он рядом, и мне этого вполне достаточно. Вот как друг со мной ехал в метро, ничего не говоря. Вот даже когда Господь ничего не говорит, мне просто с Ним хорошо. И для меня вот в этом состоит дружба со Христом.
Н. Лангаммер
— Вот смотрите, мы вывели как бы два критерия дружбы. Это, кстати, и в обычной жизни, я не знаю, есть ли какая-то прямо точная формулировка или для каждого свое. В данном случае мы говорим о похожести и об общности интересов. Илья, что еще? Ты сказал, кто помогает друг другу.
И. Муромский
— Взаимовыручка.
Н. Лангаммер
— Да. Еще что?
И. Муромский
— Причем осознанная, бескорыстная взаимовыручка. То есть, когда ты понимаешь, вернее, не то, что ты понимаешь, что мне, может быть, за это ничего не будет. А в принципе не надо думать, что тебе что-то за это будет, в принципе. Потому что ты делаешь ради того человека, который тебе вот так вот близок, который с тобой, может, даже словом не обмолвится, но тебе просто рядом с ним хорошо. А критерий — это я вот для себя такой критерий вывел за многие годы, друг это тот еще человек, который может в процессе вашего общения — а всякое бывает, и споры, и порой даже и у меня бывали драки, драки с друзьями, которые для меня переставали быть друзьями. Но это потом и скрепляло. Почему, потому что человек признавал свою ошибку, и я также потом признавал ошибку, в чем был не прав. То есть друг — это тот, кто может и уступить. То есть и опять-таки уступить даже не в том смысле, что грубо говоря, тебя вперед пропустил в философском смысле, а именно если он тебя обидел чем-то. Вот был эмоциональный всплеск, а человек потом подумал посидел, и даже если я был прав, а зачем моя правота будет ломать многолетнюю дружбу. Вот это умение уступать и умение признавать свою неправоту, даже если тебе кажется, что правда за тобой.
Н. Лангаммер
— А дружить приятно?
И. Муромский
— Да, безусловно. Но не нужно ставить себе такой критерий, что я ищу... Вот от добра добра не ищут, есть такое высказывание. Не надо искать дружбы для того, чтобы был для тебя рядом человек, с которым тебе приятно. Я даже за собой сам это заметил — это, как и со второй половинкой, так, в принципе, то же с друзьями: если ты их специально ищешь, то тебе находятся совершенно не те люди, с которыми ты расходишься. А когда ты либо просишь Бога об этом: пошли мне того человека, с которым мне будет и хорошо, и с которым, может быть, даже, можно так сказать, который будет мне полезен в духовном опыте. Потому что не все друзья для нас удобные. Потому что все мы со своими какими-то скелетами в шкафу, мы их так называем. Потому что друг — это не тот человек, который для тебя удобен, по всем критериям подходит. И более того, ты можешь даже с ним расходиться в каких-то точках зрения, но не критичных. Человек может, допустим, опаздывать на встречи с тобой. Но при этом, вот он опаздывает, но при этом и днем и ночью он может тебе прийти на помощь.
Н. Лангаммер
— Я, знаешь, про что спросила... Потому что ты сейчас описываешь, каким должен быть твой друг. А я пытаюсь понять, как ты себя чувствуешь в дружбе. Не что ты ждешь или не ждешь от человека, а вот это состояние, когда ты дружишь, и ты делаешь на автомате приятное человеку. Вот я про это спросила. Дружба наполняет какими эмоциями, Павел?
П. Чухланцев
— Мне кажется, мы еще не озвучили главное содержание дружбы, что это любовь. То есть известный факт, что у греков несколько слов обозначают разные виды любви, и один из них — это дружеская любовь. И как раз первый вопрос был про Библию, где там упоминаются друзья. И в Ветхом Завете есть очень красивый, яркий, наверное, главный пример дружбы — это дружба между Давидом и Ионафаном. Ионафан — это сын царя Саула. И вот там есть как раз такое интересное выражение, что Ионафан увидел Давида, познакомился с ним и возлюбил его всем сердцем. Вот получается, что эта дружба, она как раз с любви и зарождается.
Н. Лангаммер
— Это вот любовь такая «старге», да, которая, по-моему, обозначается? Отец Александр.
Иерей Александр
— Нет, не помню точно, но, по-моему, немножко по-другому.
Н. Лангаммер
— Да?
П. Чухланцев
— Да. Точно не скажу. Но еще важный критерий дружбы, мне кажется, точно важный критерий дружбы еще — это доверие. Потому что, по крайней мере, в моих близких, в дружеских отношениях ты всегда открываешься другу. Ты делишься с ним своими, может быть, слабостями, переживаниями, тем, что так или иначе, можно сказать, дает ему власть над тобой. То есть он может потом это использовать для того, чтобы сделать тебе больно.
Н. Лангаммер
— Вот это самое сложное в дружбе.
П. Чухланцев
— Да. Но ты открываешься ему, потому что ты ему доверяешь. И этим отношения наши дружеские очень похожи на отношения с Богом, потому что в них тоже должна быть и любовь, и доверие. И мы в отношениях с людьми, в этой дружбе, учимся строить отношения с Богом тоже.
Н. Лангаммер
— Мне кажется, тут очень важный момент и разница этого. Потому что, как вы говорите, Павел, человек может сделать больно. Не надейтесь на князи, на сыны человеческие. И да, вот я очень это чувствую, как вы — очень трудно довериться. Человеку трудно. Бог не обидит, никогда не сделает для тебя плохо. А человек, по немощи своей, может.
Иерей Александр
— Здесь можно и обратно повернуть. А мы Бога можем обидеть.
Н. Лангаммер
— Мы можем.
Иерей Александр
— И Он Своей дружбой нам не отказывает из-за этого, да? То есть дружба, можно, наверное, сказать так, что она создает пространство уязвимости, в которое мы добровольно вступаем. Именно поэтому, наверное, сегодня у человека так мало друзей. Вот я так общаюсь с людьми, и вообще достаточно мало бывает у человека по-настоящему таких действительно друзей, которыми он может назвать их таковыми. Я в какой-то момент по себе даже это заметил. Вокруг священника много людей, но у священника бывает мало друзей. Потому что, допустим, священнику очень сложно бывает именно открываться внутренне другим людям. В силу того, что от священника ждут некого такого идеального образа — от его семьи, от него самого, что это такой святой на земле. Но это, конечно, по факту не так, к сожалению. Поэтому, когда священник там немножко обнажает как-то свою... А, это не идеально, это не так и так далее.
И. Муромский
— Зачем мне такой друг?
Иерей Александр
— Ну зачем нам такой священник, — скорее, здесь, может быть, у некоторых людей возникает. И поэтому немножко страшно это делать. Но я в себе прямо почувствовал этот призыв, что мне хочется выходить из этой корочки и открывать себя такого, какой я есть на самом деле, общаться с людьми очень на интимном таком уровне. И это дало свои плоды. Действительно, сегодня очень много вокруг вот нашей семьи друзей, которых мы вот просто приобрели через вот эту новую как бы интимность. А толчок хороший к этому стал, знаете, какой? Мы стали ходить друг к другу в гости. Потому что дом — это то пространство, которое отражает тебя, ты там уже ничего не можешь скрыть как бы. Ну можно прибрать, конечно, какие-то вещи, но все равно все там рассказывает о тебе.
И. Муромский
— Это место, в которое ты не каждого пустишь.
Иерей Александр
— Конечно, конечно. Вот поэтому, да, поэтому мы и так прикрываем, и так далее. А вот здесь мы стали говорить: а давайте мы будем не просто в храме собираться, а будем ходить друг к другу домой — читать вот Писание, общаться и так далее.
Н. Лангаммер
— Как это было воспринято? Это не было каким-то насилием, что мы — христиане, давайте строить другие отношения друг к другу?
Иерей Александр
— Ну это некое у нас такое сообщество создалось, и это были люди, которые это захотели. Там 20−30 человек вот нас набралось со всего прихода, и вот мы стали так путешествовать. Вот прошло, наверное, больше полугода, как мы это делаем, и это совершенно новый уровень отношений. Я удивился, правда. То есть я много лет пытался понять, что такое церковная община, и как-то вот в этом начать там жить и так далее. А оказалось, что это вот очень маленькая вещь для этого нужна — просто открыться друг к другу. И мы стали ближе узнавать друг друга, стали как-то действительно по-семейственному очень друг к другу относиться, и теперь это друзья.
Н. Лангаммер
— Они для вас друзья, отец Александр, или вы для них друг? Вот это какая-то взаимная история, вот коннекта такого с ним?
Иерей Александр
— Я осмелюсь предположить, что да. Во всяком случае, я так это чувствую сегодня.
Н. Лангаммер
— Да? Это они для вас друзья?
Иерей Александр
— И они, и наоборот, да.
Н. Лангаммер
— Потому что мы так много говорим о дружбе, да, и получается, что это правильное отношение к человеку, но не каждый же нам друг. Тишина.
И. Муромский
— Ну на самом деле, продолжая тогда слова, значит, друг для нас — это тот, которого мы готовы впустить в свое сердце.
Н. Лангаммер
— Ну, значит, не каждый человек все-таки, да?
И. Муромский
— Значит, не каждый.
Иерей Александр
— А потенциально и каждый как будто бы.
Н. Лангаммер
— Потенциально каждый.
Иерей Александр
— Вот святитель Иоанн Златоуст об этом говорит. Он говорит: приобретайте себе друзей. Он говорит: что ты один, почему ты один? Приобретай себе друзей.
И. Муромский
— Но он не сказал, сколько, много или мало.
Иерей Александр
— Не сказал, да, но сказал слово «приобретай». Это значит, что можно что-то предпринять для того, чтобы этого человека уловить. И он, продолжая эту мысль, говорит: вот сказано, блаженны миротворцы, да, а он говорит, а продолжим эту мысль: не просто примири людей, а сделай их еще и своими друзьями. То есть оказывается, что это в наших силах приобрести еще больше людей, но это требует от нас определенного вызова для самого себя, потому что, чтобы кого-то приобрести, мне надо открыть себя, свою душу...
Н. Лангаммер
— И отдавать себя.
Иерей Александр
— И отдавать себя. И это может быть порой очень больно. И опыт дружбы — это вот отвечая на ваш вопрос, не всегда приятный опыт. Порой друзья, действительно, мы же люди, мы раним друг друга. Не так повернется человек — и он тебя уже толкнул. Но это все равно люди, которые не отталкиваются друг от друга навсегда. Они все равно душами уже стремятся друг к другу, помня вот этот опыт — а как было хорошо, а как было радостно вместе. И стремятся этот опыт снова и снова воссоздавать, углублять и как бы стремиться к нему. Ну так же, как и в семье. Мужья и жены — мы же тоже не идеальные два человека собрались, да? Но это уровень открытости. А без этой открытости невозможно быть друзьями, супругами и так далее. То есть ты все равно идешь в эту уязвимость, которую нам в конечном итоге дал Христос, который оказался распят на кресте. Почему? Неужели Он не мог Себя защитить? Потому что Он стал нам другом, потому что Он был готов к этой уязвимости, которая даже привела Его на крест в конечном итоге. Но вот мы где-то, когда мы кого-то осмеливаемся называть своим другом, мы должны быть, мне кажется, внутренне тоже к этому готовы, что, возможно, этот самый друг тебя в конце приведет на крест. Но таков этот опыт.
Н. Лангаммер
— Ну вот у Христа, Он называет друзьями всех, у Него есть возможность — Он Бог, — быть другом для всех.
Иерей Александр
— Он Богочеловек.
Н. Лангаммер
— Да, он Богочеловек. Ну, в данный момент все-таки мы говорим о Господе. У нас же нет возможности столько друзей по жизни нести, это все-таки служение какое-то. Тогда сколько друзей может быть у человека?
П. Чухланцев
— Мне кажется, что это очень индивидуальный вопрос, что у каждого есть определенная эмоциональная емкость, которую он может выделить для общения. Скажем, я по себе, например, смотрю — я всегда удивлялся людям, у которых много друзей и много общения. Для меня я постепенно пришел к формату, что это должен быть один друг. То есть на протяжении моей жизни они меняются, но это всегда один человек, с которым мы вот действительно глубоко можем пообщаться. И я думаю, что для другого человека этот ответ может быть другим.
Н. Лангаммер
— Я, видите как, хожу вот этими путями, у меня тоже ответов нет. Потому что получается, что как бы дружить надо стараться со всеми, но в результате другом становится один, два, три. И как бы это правильно или это неправильно? Потому что, если совсем земную формулу предложить, что связывает друзей? Эмоциональный обмен какими-то эмоциями, информацией и близость. То есть ты с кем-то работаешь, допустим, или где-то проживаешь рядом — ты с ним обмениваешься информацией и эмоциями. Вот она, дружба в таком сухом контексте, да, психологическом.
И. Муромский
— Это же такие партнерские отношения какие-то получаются, ты мне — я тебе.
Н. Лангаммер
— Это психологические определения, которые, одно из, наверное, которые я знаю. Вот. А когда мы выбираем все-таки друга, и он становится для нас больше, чем другие, это хорошо или плохо?
И. Муромский
— Да мне кажется, хорошо.
Н. Лангаммер
— То есть все-таки дружба — это эксклюзив?
И. Муромский
— Ну больше не в том плане, что все остальные для тебя становятся ниже. Понятное дело, что друг стоит в приоритете, но...
Н. Лангаммер
— Не выше — ниже, а ближе — дальше.
И. Муромский
— Но все равно приоритет. Все равно выставляется приоритет. То есть я к тому, что если ты имеешь друзей, то это не значит, что ты все равно как-то других людей должен отводить на второй план именно вот. Сколько у меня раз так бывало — как раз вот то, о чем я и в «Частном мнении» говорил, далеко не все люди, которые меня просили о помощи, были моими друзьями. Далеко нет. Но я руководствовался формулой, что просящему дай, и неважно, он друг твой или не друг. То есть, понятное дело, что, если бы меня одновременно попросили два человека помочь, понятное дело, что я выбрал бы друга. Но все равно, если я выбираю друзей, это не значит, что я отказываюсь от общения и от помощи другим.
Н. Лангаммер
— Это очень-очень все интересно. Мне кажется, мы пока закапываемся, да, как отец Александр говорит иногда. Будем раскапываться во второй части программы. Я напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы обсуждаем сегодня тему дружбы — огромную, обширную, что такое дружба именно для православного христианина. И у нас в гостях отец Александр Насибулин, настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы в Поярково. Павел Чухланцев, руководитель молодежного миссионерского проекта «Orthodox House» и Илья Муромский, журналист, который эту тему и предложил. Мы сейчас прервемся на несколько минут. Пожалуйста, не переключайтесь.
Н. Лангаммер
— И мы возвращаемся в студию Светлого радио. Напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы обсуждаем тему дружбы, что такое дружба для православного христианина. У нас в гостях отец Александр Насибулин, настоятель Храма Рождества Пресвятой Богородицы в Поярково, Павел Чухланцев, руководитель молодежного миссионерского проекта «Orthodox House» и Илья Муромский, журналист, который тему и предложил. Давайте подытожим первую часть. Все-таки друзья для нас не все люди, а относиться хорошо мы должны ко всем. Правильно, отец Александр?
Иерей Александр
— Вы знаете как, в Библии еще одно понятие мы встречаем — ближний. Вот все люди нам ближние. И ко всем людям мы призваны испытывать тот опыт, который, наверное, светский человек применяет только к друзьям — это вот кому-то помочь, кого-то выслушать и так далее. То есть для нас в этом смысле опыт именно дружбы, он, наверное, более глубинный, и в этом смысле друзей, ну да, наверное, может быть, не так много у человека, как вот этих ближних. Ближние — все. А друзьями становятся именно те, кто тебе близок по духу, наверное, вот так мы скажем, да, то есть на вот этом глубинном уровне. И это невозможно как бы вербализовать в том смысле, что порой мы этих друзей приобретаем когда? В детстве. Вот как это, лишь в детстве мы встретили старых друзей, и новых старых не будет, да. То есть мы...
Н. Лангаммер
— Появляются и в зрелом возрасте, тоже друзья появляются.
Иерей Александр
— Появляются, но многие именно из опыта детства. То есть чаще всего мы переживаем опыт дружбы даже раньше, чем опыт брака. Вот этой какой-то особой близости, которая порой у некоторых сохраняется на протяжении всего жизненного пути. Почему? Я опять это связываю с уровнем искренности, который есть у ребенка, которого нет, например, у взрослого человека. То есть вот именно эта искренность, именно эта возможность обнажить душу перед другим человеком, она и создает то пространство, в котором может дружба возникнуть. Когда мы вырастаем, к сожалению, мы закрываемся, потому что знаем, что этот опыт достаточно больной бывает и так далее. И поэтому сегодня друзей у человека — опять мы говорим о том, что бывает, по моему наблюдению, бывает достаточно немного таких вот настоящих друзей, с кем можно просто побыть и с кем хорошо. И уже к которым, естественно, ты и на помощь придешь, и так далее, и так далее. Но друзей нужно приобретать. Без друзей очень опасно жить, как бы сказать, да. Вот Клайв Льюис, мне нравится, он говорит такие слова, что дружба — это не что-то необходимое с точки зрения жизни, как, например, искусство, философия, но это то, без чего жизнь бессмысленна. Вот действительно, если нет друга, если нет того, с кем ты можешь разделить радость жизни, радость событий или горести, наоборот, то, наверное, как-то жизнь, она сильно очень умаляется. И в этом смысле мы вспоминаем еще расслабленного из Евангелия, которого тоже его друзья несут ко Христу. И там очень интересный момент, что Христос ведет диалог именно с друзьями, и именно по их вере дарует этому расслабленному исцеление. То есть, оказывается, еще и друзья могут человека ко спасению привести. Оказывается, по вере нашей еще мы этого друга можем ввести в Царство Небесное. У меня, например, есть целый ряд таких друзей, с которыми вот с юности мы вместе идем по жизненному пути и которые, к сожалению, от веры достаточно далеки. Но это не разрушило нашей дружбу, мы продолжаем не просто хорошо общаться, а продолжаем именно дружить. То есть это люди, за которых я просто горой готов встать, приехать на любую часть света, мы живем в разных городах. И чем для меня определяется эта дружба? Когда мы встречаемся даже спустя там годы разлуки, мы садимся, и такое ощущение, как будто мы вообще не расставались. Мы тут же начинаем, вот возобновляется это общение, эта связь, она есть на глубинном таком уровне. И вот я верю как-то и надеюсь очень на это, что вот, может быть, по моей маленькой вере Господь еще позволит мне захватить и моих друзей вместе с собой. Потому что, когда я приду в Царство Небесное, на порог его, я там буду очень громко вопить, что там со мной еще есть люди.
Н. Лангаммер
— Вот это важный момент, я хотела как раз этот вопрос задать. Потому что в начале программы мы говорили о том, что люди, которые христиане, в глубине похожи, и на этом базируется дружба. А если не христиане? Вот на чем базируется дружба наша с людьми, которые не верующие тогда, исходя из этой логики?
Иерей Александр
— Это хороший вопрос.
Н. Лангаммер
— Вот-вот. Вы только что сказали, что вы этих людей любите. Может быть, то, что говорил Павел, да, какая-то человеческая привязанность?
Иерей Александр
— Наверное, это что-то большее. Но сказать вот я не могу, например, что это конкретно, честно. То есть это вот опять же друзья детства. И вот, наверное, то, что мы почувствовали вот на этом уровне души, когда она еще была нараспашку, и вот мы как бы соприкоснулись и почувствовали вот эту похожесть, которая там внутри. Опять же внешне у нас очень разные судьбы, разный жизненный опыт и так далее. Но вот то, что мы почувствовали на глубине, мне кажется, вот это явилось тем фактором, который до сих пор позволяет нам стремиться друг к другу, зная, что там внутри и что там в сердце этого человека. И когда мы встречаемся снова, мы как бы проверяем друг друга, задавая эти, может быть, интимные такие вопросы и так далее — а действительно, с друзьями иногда обсудишь такие вещи, которые больше нигде обсудить невозможно. И вот соприкасаясь с этой глубиной, мы так проверили — да, все в порядке, она та же самая. И, наверное, вот она такая близкая, что она сохраняется по сей день.
Н. Лангаммер
— У вас там Христос, а у них?
Иерей Александр
— Я думаю, тоже Христос.
И. Муромский
— Да, вот я смею предположить. Потому что один из первых богословов, Тертуллиан, говорил, что всякая душа человеческая есть христианка, и поэтому, по факту, каждый человек в душе христианин. И, собственно, почему даже человек, который может говорить, что он не верит в Бога, но он делает добрые дела — и, собственно, это как раз тоже та база, которая нас объединяет, то, на чем и выстраиваются отношения. То есть если человек злой, и у него взгляды человеконенавистнические, или он в принципе такой какой-то в себе, вот скрытый в себе, который не любит общения, который занимается каким-то делом, которое связано исключительно вот с ним, в одиночестве человек находится, он не ищет связи с людьми. А если человек неверующий, но при этом он умеет любить, он разделяет с тобой твои какие-то точки зрения. При этом он говорит: я не верю, но то, что ты говоришь, оно правильно, и я тебе доверяю. Это уже позволяет выстраивать с этим человеком доверительные отношения. И неважно, верующий он или неверующий, а это значит, что человек еще может слышать. А это, к слову, что его можно и привести к Богу.
П. Чухланцев
— Да, мы для себя вот в самом начале сделали такой критерий, что друзья — это те, кто чем-то друг на друга похожи. Но мне кажется, что дружба, она очень разная может быть. И вот из русской литературы мне вспоминается такой пример: Обломов и Штольц. Это же абсолютно разные люди, но они почему-то дружат друг с другом. Обломов, вот ему хочется больше лежать, как-то философствовать, созерцать. А Штольц, он постоянно своими проектами занимается, и вот такой суперактивный человек. Вот что их связывает? Мне кажется, что дело в том, что они как раз разные, и друг от друга они обогащаются. То есть когда Штольц приходит к Обломову, он учится у него замедляться, а когда Обломов сталкивается со Штольцем, то он от него учится уже быстрее. То есть, мне кажется, что может быть, важная черта правильной, я бы сказал, христианской дружбы в том, что люди в этой дружбе растут, что они развиваются. И вот это обогащение, если оно происходит, то это тоже вполне себе дружба.
Н. Лангаммер
— Ну да, Ленский — Онегин, кстати, тоже совершенно была странная дружба. А может быть дружба невзаимной, Павел?
П. Чухланцев
— Невзаимная дружба?
Н. Лангаммер
— Да.
П. Чухланцев
— Когда ты дружишь с человеком, а он с тобой нет.
Н. Лангаммер
— Ну если вы говорили, что в базе дружбы лежит любовь. Можем мы просто любить человека, считать его себе близким, а он нас — нет?
И. Муромский
— Жертвенность такая, получается.
П. Чухланцев
— Мне сложно ответить на этот вопрос.
Н. Лангаммер
— Отец Александр.
Иерей Александр
— Наверное, она может быть такой односторонней. То есть поиск дружбы, ты же пытаешься приобрести себе друга. Иногда такой человек как-то бывает очень приятен и так далее, ты пытаешься искать его общение, искать опять же вот этой глубины, пытаешься как-то его приоткрыть поглубже. Потому что на глубине он может оказаться не таким, как снаружи он тебе нравился, да? И действительно, бывает, наверное, порой, что эти отношения невзаимные. Бывает даже, что люди пользуются друг другом, видя такую привязанность другого человека, начинают раздавать там задания и прочее. Ну то есть такой уже диссонанс в отношениях получается. То есть дружба может так и не родиться. Дружбу надо именно родить. А рождается она через вот это вот соприкосновение друг с другом. Но этого надо искать, безусловно. Потому что сегодня дефицит дружбы, особенно в христианской среде. Мало, бывает, христиане дружат между собой.
Н. Лангаммер
— Парадокс. Хотя, казалось бы, у нас есть общее.
Иерей Александр
— Да, действительно парадокс. Потому что это общее не просто в нас есть, мы его вынули из себя и поставили на видное место — то есть вот это обозначение, что мы Христовы. Если в других надо копаться и смотреть, а где там это Христовы эти истины, где там Христос-то, по Тертуллиану, где там... Так глубоко бывает, что ты и не занырнешь уже на эту глубину. Человек так зарылся как бы в этом, да. А здесь, в Церкви, мы все вынули это, это все на поверхности.
Н. Лангаммер
— Тем не менее вы говорите, что надо заглядывать вглубь.
Иерей Александр
— Ну если человек уже вынул это, уже никуда и заглядывать не надо. Вот, казалось бы, ты подошел к человеку и дружи с ним. Но почему-то у нас это очень как-то не развито, и мне это очень странно, мне кажется, здесь какое-то, получается, такое искажение. То есть Церковь — это и есть пространство, где мы призваны дружить, где собрались люди очень близкие каждому из нас. И для этого просто надо лишь немножечко выйти из зоны своего комфорта и кого-то позвать попить вместе чай, или прогуляться вместе, или поучаствовать в какой-то активности. Вот сейчас в Церкви очень много разных активностей — и фестивали какие-то, и форумы, и так далее, и так далее. И некоторые думают, что мы, может быть, как Дома культуры, просто развлекаем людей. На самом деле это не так.
Н. Лангаммер
— Похоже бывает.
Иерей Александр
— Да, мы создаем такие площадки, где люди могли бы общаться друг с другом. Потому что в рамках богослужения это общение невозможно. Когда люди начинают на службе друг с другом общаться...
И. Муромский
— Не благословляются.
Иерей Александр
— Да, батюшка, наоборот, шикнет, выйдет, да, им. И поэтому, когда служба заканчивается, друзья, а вот теперь начинается вторая часть богослужения — это общение друг с другом, где мы призваны создавать вот эти нити интимности, где мы призваны действительно ощущать вот это братство, сестричество, новый уровень близости, в котором мы и будем искать себе друзей. А этого не происходит очень часто. Люди пришли на службу, побыли и разбежались по домам. То есть мы как бы дружить разучились.
Н. Лангаммер
— Вот, кстати, Павел, у вас целое движение, где люди как раз встречаются, знакомятся. Дружба завязывается?
П. Чухланцев
— Да, конечно. И мы с командой много думаем о том, как вообще появляются приходские молодежки, с чего они начинаются. И мы вывели для себя два важных условия. Первое — это сильный лидер, который при этом — второе условие, — увлечен каким-то делом, и он ведет людей за собой. Это может быть, например, туристический какой-то кружок при храме, еще что-то. И люди, вовлекаясь в это, именно развиваясь в каком-то общем деле, они начинают сплачиваться, больше общаться, дружить и так далее.
Н. Лангаммер
— Прямо вот друзья, пары такие у вас появляются, что вот... Кстати, дружим мы парами, или тройками, или четверками? Тоже важный момент.
Иерей Александр
— По-разному, наверное, складывается.
П. Чухланцев
— Да, мне кажется, от емкости человека зависит.
И. Муромский
— Я так скажу: мы дружим парами, из которых уже рождаются тройки и четверки.
Н. Лангаммер
— А третий — лишний?
И. Муромский
— Нет, не лишний.
Н. Лангаммер
— Слушайте, у нас в детстве, когда девочки дружили, когда третий появлялся — это все. Вот тут все разваливалась, всякая дружба. Не знаю, так по крайней мере у нас было. Так есть у вас комплекты друзей? Прямо вот друзей-друзей?
П. Чухланцев
— Определенно да. У нас команда состоит из десяти примерно участников, все ребята молодые. И я вижу, что за пределами проекта потом они тоже начинают просто встречаться, общаться, дружить, обмениваться какими-то новостями. Это, конечно, да, происходит.
Н. Лангаммер
— И я напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы обсуждаем сегодня тему, что такое дружба для православного христианина. В студии у нас отец Александр Насибулин, настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы в Поярково, Павел Чухланцев, руководитель молодежного миссионерского проекта «Orthodox House», и Илья Муромский, журналист, который предложил обсудить эту тему. Вы знаете, у нас последняя часть программы. Я, наверное, пойду куда-то немножко в сторону, но уж коли мы заговорили о любви... Кстати, молодежки создаются не только, чтобы дружить, а чтобы знакомиться и создавать семьи. Вот у нас семейный отец Александр. Вот скажите, возможна ли дружба между мужем и женой, и чем она отличается от дружбы между мужчиной и мужчиной, женщиной и женщиной?
Иерей Александр
— Я думаю, что она не просто возможна, а необходима. И сильно она ничем не отличается, на мой взгляд, потому что это то опять же пространство, которое вы вместе создаете, где вам вместе комфортно и хорошо. И над этим необходимо потрудиться, чтобы это было, да, потому что не всегда это бывает так. В отличие от дружбы, семья начинается с влюбленности.
Н. Лангаммер
— Вот.
Иерей Александр
— Это немножко другое чувство, которое затуманивает разум, действительно тобой движут там какие-то мотивы. Но потом это все угасает, потом это все потихонечку проходит, и здесь начинается, пожалуй, пространство дружбы. Не только любви, но и дружбы. Как-то вот они вместе там спутешествуют, да.
П. Чухланцев
— Вы говорили про Льюиса, вспоминали. И у него как раз, когда он тоже про дружбу пишет, он говорит о том, что влюбленность пытлива, и она как бы смотрит на лицо человека, на то, кем он служит, как он живет и так далее. А в отношениях дружеских ты рядом с человеком смотришь на одну истину. Или, например, ты любишь его именно как личность, и как личность он тебе интересен в первую очередь.
Иерей Александр
— Да, очень это здорово.
П. Чухланцев
— И получается, что мы — я тоже в браке, и мой брак, он начался с дружбы, то есть мы очень долго дружили сначала с моей женой, потом это переросло в влюбленность. И в любом случае всегда в любом браке там спустя годы, десятилетия, будут моменты, когда эта влюбленность будет пропадать. И тогда, мне кажется, самое главное, чтобы в браке эта дружба, она оставалась.
Иерей Александр
— Согласен, очень хорошие слова. И я продолжаю мысль Льюиса. Опять мы сегодня, он очень здорово пишет о дружбе. У него есть тоже интересная мысль, что семья, можно обусловить создание семьи некой необходимостью тоже какой-то социальной, бытовой и так далее.
Н. Лангаммер
— Продолжение рода.
Иерей Александр
— Да. А дружба, она опять же это что-то, он говорит, ангелоподобное. То есть это то, что приближает нас к богам и ангелам, то, что вот возвышает человека над такой просто материальной как бы вот этой суетой. И вот в браке действительно это бывает так, и это пространство замечательно, если оно создается, когда с женой тоже очень хорошо просто рядом помолчать или погулять, или послушать, или сделать что-то вместе. Это опять не отменяет нашей разности. И в браке главное не пытаться подавить уникальность своего друга, сделать, чтобы он во всем был на меня похож и так далее. Это такой путь тирании какой-то в отношениях, да.
И. Муромский
— И неинтересно.
Иерей Александр
— И неинтересно, действительно.
Н. Лангаммер
— Слава Богу.
Иерей Александр
— Да, а путь познания другого человека — это действительно замечательно. И, по-моему, это вот и есть некое такое пространство дружбы. Поэтому с супругой, конечно, нужно искать этого, стараться в это погружаться и искать вот этой интимности. А это часто создается тоже через путешествия, через общие дела, через какие-то преодоления трудностей житейских в том числе и так далее, если мы проходим все это вместе. Потому что супруги ведь бывают по отдельности — один в одной комнате, другая в другой. И даже вот что-то проживается такое, но проживается не вместе. И тогда дружба не скрепляется. Мне кажется, дружбой очень сильно погружаетесь вы друг в друга, когда что-то проходите вместе, когда появляется совместный какой-то опыт такой.
Н. Лангаммер
— Еще один критерий дружбы, кстати, да? Съеденные пуды соли, как говорится.
И. Муромский
— Совместный, получается, проект, дело, в котором не только позитив бывает, но и как раз моменты и споров, неудач в том числе. И как раз что и пройти через вот это вот испытание, что кто-то виноват в этой паре может оказаться, но при этом другой человек не обвинит тебя в этом, а наоборот, скорее, поможет, поднимет тебя.
П. Чухланцев
— О, про поднимет — это такое точное попадание. Мы как-то читали на библейском завтраке у нас отрывок, кажется, из Екклесиаста, что очень важно иметь приятеля, потому что если один оступится, то другой его поднимет. Вот. И в этом плане есть сейчас такой тренд в молодежной среде, он называется study buddy. Это когда человек, у него какой-то особенный, специфический есть интерес, предположим, он учит корейский язык. И в своей группе, там, студенческой, еще где-то, он не находит друга, с которым он может это обсудить. И он начинает искать. Есть даже огромные группы ВКонтакте, в которых ищут таких друзей по интересам, чтобы с ними завязать общение и, возможно, дружбу в будущем. И мне кажется, что мы, христиане, тоже, когда мы вместе хотим развиваться в вере, в своем духовном пути, становимся друг для друга такими study buddy. Интересный момент — сейчас я быстро закончу, — что я заметил, что часто отношения духовника и того, кто окормляется у него, тоже перерастают в дружбу, потому что это пространство, как мы говорили, уязвимости. Я вот обратил внимание, что многие известные священники, которых мы сейчас знаем, сначала были духовниками друг у друга, а сейчас называют друг друга друзьями. И мне кажется, вот как я говорил о том, что в Екклесиасте написано о том, что один поднимет другого. И там дальше, через несколько строк, есть тоже интересный момент, там говорится о том, что если против кого-то восстанет какая-то злая сила, да, то если они вдвоем, то они устоят. И продолжается это таким афоризмом, что и нитка втрое скрученная не порвется. И так удивительно совпало, что на библейском завтраке, на котором мы читали этот отрывок, он совпал — мы читаем два отрывка, и есть такой экзегетический прием, когда Евангелие, или вообще Священное Писание толкует само себя. И у нас попался из Нового Завета отрывок второй, в котором говорится, что где двое и трое соберутся во имя Мое, там Я среди них. И так удивительно было в тот момент понять, что почему там говорится двое, а потом нитка втрое скручена. И вот, наверное, особая, может быть, сила или ценность христианской дружбы в том, что в этой дружбе в том числе присутствует и Христос.
Н. Лангаммер
— Илья, у нас уже остается совсем чуть-чуть времени, подведи итог. Вот ты эту тему предложил зачем, чтобы что? Понять что-то или сказать что-то?
И. Муромский
— Я скажу так. Уже сегодня звучала такая фраза, что не то что дружба, а поиск друзей, вообще, в принципе, что означает дружба для каждого человека, это вопрос индивидуальный. По сути, у каждого из нас сейчас своя точка зрения, свой жизненный опыт. Но очень важный критерий есть один, он на самом деле не такой сложный, а в принципе, где просто, там ангелов со сто. И правильно сегодня сказали, что один из главных критериев дружбы — это любовь. А ведь как раз в Евангелии от Иоанна, которое сегодня тоже приводилось, Господь что сказал, нет большей той любви, как если кто положит душу свою за други своя.
Н. Лангаммер
— Кстати.
И. Муромский
— И мы можем быть разными, у каждого вот своя точка зрения. Но вот то, о чем я говорил, о жертвенности, вот если это мое мнение, но я хочу его как финально подвести, что если в нас эта жертвенность есть по отношению к человеку, которого мы называем другом, значит, можно смело для себя считать, что это действительно твой настоящий друг, и это искренние, настоящие чувства. Не по долгу, не по призыву совести, а потому что того хочет твоя душа. Не требует, а хочет твоя душа.
Н. Лангаммер
— Вот интересно, а сколько у каждого из нас друзей? Вот мы сегодня обсуждаем, кого мы можем назвать другом. Павел.
П. Чухланцев
— Ну как я сказал, для меня чаще на протяжении всей жизни это всегда один-два человека.
Н. Лангаммер
— То есть дружба конечна?
П. Чухланцев
— Скорее, когда жизнь разводит друзей, то вот мне очень близко было то, что сказал отец Александр, что порой ты встречаешься с другом, с которым долго дружил, через пять-шесть лет, и вы садитесь, и вы как будто бы расстались вчера, вы по-прежнему друг друга хорошо понимаете. И вот мне кажется, что активная дружба — это для меня один человек, но при этом все равно дружеская связь с людьми, с которыми мы дружили много в прошлом, она остается.
Н. Лангаммер
— Как может закончиться дружба, если мы говорим, что в основе все-таки любовь, которая вечна?
Иерей Александр
— К сожалению, по-разному может закончиться, и трагически. Дружба, бывает, разрывается, да, каким-то поступком другого человека. Этого невозможно отменить, если мы говорим об этой уязвимости, в которую мы входим. Поэтому может закончиться по-разному. Но может и не закончиться даже до смерти, так же, как и любовь. И, собственно, мы все к этому, конечно, стремимся, чтобы не ранить своих друзей, чтобы то, что они нам доверили, это еще и про ответственность. То есть, конечно, к человеку, который тебе доверился, который тебе открылся, и ты можешь взять нож и проткнуть его, и он добровольно дает тебе эту возможность. Но вот не воспользоваться ей, даже в самые трудные времена, даже когда порой ты против этого человека хочешь восстать — а бывает и такое, да, вот иногда и до драк доходит. Мы же люди, и человеческое в нас, и греховное в нас, к сожалению, никуда не уходит. Но вот не достать этот нож и не зарезать свою дружбу — мне кажется, это очень важно каждому из нас как бы об этом помнить. Ну вот у меня, например, друзей очень много. И я могу об этом сказать без сомнений, потому что есть такое. Ну а кого назвать другом, кого не назвать — для меня друг это всякий, кто принял другом Христа. И каждый из сидящих за этим столом, я могу и вас назвать своими друзьями.
Н. Лангаммер
— Очень приятно.
Иерей Александр
— Единственное, что, конечно, здесь есть такой ресурс. Потому что вы очень близки по духу, это даже не надо как бы с этим что-то здесь куда-то углубляться. Вот я об этом говорил. Вот мы сели, и мне с вами так хорошо здесь. Хорошо нам зде быти, да? Вот действительно, с православными христианами так везде хорошо. Но, к сожалению, здесь есть такой ресурс как время, и мы просто не можем вместе начать погружаться дальше. А могли бы вообще-то, да?
Н. Лангаммер
— Да, и хотелось бы, наверное.
Иерей Александр
— И хотелось бы даже, да, действительно так. Но вот действительно прийти друг к другу на помощь, видеть друг друга, понимать, что мы друг другу не чужие, вот это вполне в наших дружеских силах. И мне кажется, вот хотя бы это нужно сохранять. Ну, а так, действительно, твой ресурс, ты на него смотришь, скольких людей ты можешь за собой вести, в себе, в себя принять. Это вот как дом — мы сегодня об этом говорили, он же может определенное количество людей вместить, да? Иногда это целая проблема — уместиться вот этим всем в твоей там квартирке. Но кого можешь уместить, умещай. И вот сегодняшний мой, например, призыв к нашим слушателям, что ищите друзей, приобретайте их, открывайте свое сердце, не бойтесь этого, и вы обязательно обретете того человека, который окажется вам очень ценен и близок. Вы поймете это только когда углубитесь туда чуть поглубже. А если только по верхам ходить, вряд ли можно кого-то приобрести себе в подлинные друзья. И вот апостол Павел, кстати, об этом пишет в Послании к Римлянам, он говорит: будьте братолюбивы друг ко другу с нежностью. Это вот римлянам он говорит, потому что в мегаполисе, наверное, много кто кому помогает, много чего делают, но бывает так вот по верхам немножечко, пользуясь, может быть, друг другом и так далее. А вот с нежностью, с этой трепетностью выйдите на этот новый уровень отношений, и там вы обретете, может быть, того человека, с которым потом пройдете всю свою жизнь.
Н. Лангаммер
— Знаете, какой вывод для меня сегодня из всего услышанного? Что действительно в дружбе, как и во всем, очень важно, что присутствует Христос. У меня были кризисные ситуации не так давно, и я обнаружила, сколько людей ко мне как друзья пришли на помощь. А я действительно немножко боюсь раскрываться, вот этой боли. И вот это количество людей, которые появились вокруг меня друзьями после того, как я уверовала, за последние там сколько, 17−18 лет, это потрясает. И именно то что между нами Господь и дает какую-то гарантию, страховку, успокоение, что плохого-то не произойдет, потому что Господь подстрахует, и Он дружбу благословляет, как вы сейчас говорите.
Иерей Александр
— И двери покаяния всегда открыты в Боге. Оказывается, даже наши ошибки Господь может уврачевать.
Н. Лангаммер
— Как бы все. Нам хорошо вместе как христианам, но я боюсь, уже за пределами эфира, как обычно, может остаться что-то еще интересное. Но, к сожалению, на этом заканчивается время нашей программы. Я напомню, что в эфире был «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы обсуждали тему, что есть дружба для православного христианина. В гостях у нас, напомню, были отец Александр Насибулин, настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы в Поярково, Павел Чухланцев, руководитель молодежного миссионерского проекта «Orthodox House», и Илья Муромский, журналист, который предложил эту тему. Очень трудно нам было сегодня собраться, искушений было больше, чем с какой-то другой программой. И хочется верить, что сегодняшний эфир, наверное, будет кому-то полезен, если Господь помог все это преодолеть. Всего доброго. Спасибо. До новых встреч в воскресенье в 18.00. Напомню, что нашу программу можно не только слушать, но и смотреть на сайте https://radiovera.ru/ и в нашей группе ВКонтакте. Всего доброго. На этом мы прощаемся. До свидания.
Иерей Александр
— Спасибо, друзья.
И. Муромский
— Спасибо.
П. Чухланцев
— До свидания, с Богом.
Все выпуски программы Клуб частных мнений
- «Подросткам о вере»
- «Радость и пост». Священник Максим Гортинский, Алексей Свиридов, Елена Смаглюк
- «Проповедь в современном мире». Протоиерей Павел Гумеров, Павел Чухланцев, Светлана Подлипаева
Проект реализуется при поддержке VK
Послание к Ефесянам святого апостола Павла

Рембрандт (1606—1669) Апостол Павел
Еф., 233 зач., VI, 10-17

Комментирует священник Антоний Борисов.
Когда молодые монахи однажды спросили святого Антония Великого, какую добродетель нужно прежде всего просить у Бога, тот ответил — рассудительность. Именно так. Здоровая, освящённая Господом рассудительность способна помочь нам принять правильные решения, сделать верные выводы и избежать вредных крайностей. Теме рассудительности, среди прочего, посвящён отрывок из шестой главы послания апостола Павла к Эфесянам, что читается сегодня утром в храме во время богослужения.
Глава 6.
10 Наконец, братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его.
11 Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских,
12 потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных.
13 Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злой и, все преодолев, устоять.
14 Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности,
15 и обув ноги в готовность благовествовать мир;
16 а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого;
17 и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие.
Возникновение Церкви Христовой в день Пятидесятницы, то есть на пятидесятый день после Воскресения Христова, когда на апостолов сошёл Дух Святой, стало огромным по значению событием для всего человечества. Но, как известно, даже самый обильный дар благодати, от Бога исходящей, не упраздняет человеческой свободы. Не только в том смысле, что человек может принять или отвергнуть этот дар, но и в том, как человек способен использовать благодать Божию. Во благо или во осуждение.
Об этом и рассуждает апостол Павел в прозвучавшем отрывке из послания к христианам Эфеса. Перед этими людьми, обратившимися из язычества, стояли два рода искушений. Первый заключался в том, чтобы лукаво совместить христианскую веру с прежним образом жизни. На практике — быть только внешне членами Церкви, а на самом деле оставаться язычниками, прикрываясь соблюдением некоторых обрядов и правил. Такое лицемерие апостол Павел нещадно обличает, прямо говорит о невозможности служить одновременно Богу и идолам — не столько внешним, осязаемым, сколько внутренним, замаскированным.
Существовал и другой тип крайности. То, что можно было бы назвать духовным радикализмом, который заключался в поиске причин каких-то нестроений исключительно в людях, во внешнем. Опасность такого видения заключалась в том, что человек начинал заботиться не столько о своём духовном мире и покаянии, сколько принимался бороться с другими людьми. Часто по причине того, что себя и свои убеждения считал по умолчанию идеальными. И апостол Павел призывает эфесских христиан не увлекаться поиском врагов, расклеиванием ярлыков — кто праведник, а кто нет.
Павел, в частности, пишет: «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных». Таким образом, апостол призывает читателей сохранять чистый, искренний, праведный образ жизни. Только благочестие, основанное на любви к Богу, и является единственным средством победы над тёмными силами, над злом, которое, к сожалению, по-прежнему влияет на мир. И апостол пишет: «Итак, станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности».
Только целостность веры и жизни способна приблизить человека к Господу. И одним из признаков этого приближения становится освящённая Богом мудрость, способная отделять людей от их ошибок. Что очень важно. Потому что, с одной стороны, мы признаём — человек хорош, но не сам по себе, а потому что Богом сотворён. С другой стороны, мы не ставим знака равенства между человеком и его образом жизни. Ведь человек далеко не всегда правильно распоряжается своей свободой. И мы не должны закрывать глаза на творимое людьми зло. Но обличая зло, мы не имеем права унижать кого-либо, оскорблять, презирать. Это не христианское поведение, о чём и призывает помнить апостол Павел, сам умевший здраво, без лукавства и озлобленности, в согласии с заповедями Божиими рассуждать. А именно, различать человека и его ошибки, человека благословляя и поддерживая, а его промахи в хорошем смысле обличая и, что более важно, помогая исправить. Чему и нам, безусловно, стоит постоянно учиться.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Псалом 10. Богослужебные чтения
Не раз в Священном Писании говорится о том, что Бог любит правду и ненавидит ложь. О какой именно правде идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в псалме 10-м пророка и царя Давида, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Псалом 10.
Начальнику хора. Псалом Давида.
1 На Господа уповаю; как же вы говорите душе моей: «улетай на гору вашу, как птица»?
2 Ибо вот, нечестивые натянули лук, стрелу свою приложили к тетиве, чтобы во тьме стрелять в правых сердцем.
3 Когда разрушены основания, что сделает праведник?
4 Господь во святом храме Своём, Господь, — престол Его на небесах, очи Его зрят на нищего; вежды Его испытывают сынов человеческих.
5 Господь испытывает праведного, а нечестивого и любящего насилие ненавидит душа Его.
6 Дождём прольёт Он на нечестивых горящие угли, огонь и серу; и палящий ветер — их доля из чаши;
7 ибо Господь праведен, любит правду; лицо Его видит праведника.
Когда Давид был юношей, он спасался бегством от царя Саула, который по причине зависти и ревности хотел его убить. Когда Давид сам стал царём и достиг зрелого возраста, он спасался бегством от собственного сына, Авессалома, который поднял против отца мятеж и стремился отнять у него не только власть, но и жизнь. Одним словом, Давид не понаслышке знал, что такое спасать свою жизнь бегством.
А потому только что прозвучавший псалом, который, видимо, написан по поводу очередного социально-политического потрясения, начинается со слов недоверия, которое Давид высказывает своим советникам: «как же вы говорите душе моей: "улетай на гору вашу, как птица"?» Богатый жизненный и духовный опыт подсказывал царю, что в конечном счёте спасают не быстрые ноги и не тайные, скрытые от посторонних глаз убежища. Спасает Господь. Поэтому и начинает он словами: «На Господа уповаю». Иными словами, теперь я не побегу. Теперь я не вижу в этом смысла. Теперь я отдам всё в руки Божии.
Глубокая мудрость скрывается в этих словах. Очевидно, что у всякого из нас есть такой период в жизни, когда мы просто учимся выживать в этом мире. И на протяжении этого времени все средства, которые мы используем для выживания, как нам кажется, хороши. Мы решаем свои проблемы так, как можем. Зачастую, не особо советуясь со своей совестью. Наша задача проста — выбить своё место под солнцем, обойти конкурентов, забраться как можно выше, просто не быть съеденным злопыхателями. Мы не особо внимательны к себе. Не особо задумываемся о мотивах и последствиях своих поступков. Мы не желаем видеть правду о самих себе. И Бог терпит это. Он по милости Своей даёт нам время.
Однако неизбежно каждый из нас приходит к той точке, когда мы оказываемся перед выбором: или убежать и спрятаться, то есть закрыться от проблемы своими привычными словами и поступками и потерять окончательно своё достоинство, или остановиться и встретиться лицом к лицу с тем, от чего бегал всю жизнь. А потом на свой страх и риск поступить по-новому. С упованием на Творца и с доверием Ему. Поступить по Его закону.
По словам Давида, те потрясения, которые выпадают на нашу долю, — это каждый раз приглашение к такому мужественному поступку. Поэтому и говорит Давид сегодня: «Господь испытывает праведного». И с каждым разом этот призыв всё настойчивей. Так Бог напоминает, что всякому из нас неизбежно придётся пойти на этот шаг.
Только мы сами можем ответить себе на вопрос «чего я боюсь, от чего бегу», выражаясь словами прозвучавшего псалма, от чего и почему каждый раз «улетаю на гору, как птица». Увидеть это — уже огромный шаг на пути духовного взросления. Но увидеть это однозначно придётся. Потому что, как пишет Давид, «Господь праведен и любит правду». И лишь тогда, когда мы признаём эту правду, наши отношения с Богом становятся по-настоящему полноценными. И для каждого из нас это в первую очередь правда о себе самом.
Псалом 10. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 10. (Церковно-славянский перевод)
«Вера в Бога и познание себя». Игумен Дионисий (Шлёнов)
Гость программы — Игумен Дионисий (Шлёнов), наместник Андреевского ставропигиального мужского монастыря.
Ведущий: Алексей Козырев
А. Козырев
— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи» и с вами ее ведущий Алексей Козырев, сегодня мы поговорим о вере в Бога и познании себя. У нас сегодня в гостях наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов). Здравствуйте, батюшка.
о. Дионисий
— Здравствуйте, Алексей Павлович. Очень радостно принимать участие в таком философском мероприятии с богословским смыслом.
А. Козырев
— Я напомню нашим радиослушателям, что, хотя отец Дионисий сегодня в гостях у нашей передачи, мы в гостях у отца Дионисия, поскольку студия Радио ВЕРА находится в Андреевском монастыре на берегах Москвы-реки, а это один из старейших московских монастырей, где уже в XVII веке была школа ученого монашества. Как я говорю: это родина русского просвещения.
о. Дионисий
— И не только в XVII веке. Конечно, в XVII веке несомненный перелом, 1648 год — год, когда, кстати сказать, была издана в Москве же «Книга о вере», которая потом получила такую свою дальнейшую судьбу среди старообрядцев, но издана еще до раскола, это год воссоздания Андреевского монастыря царским окольничим Федором Ртищевым, в достаточно молодые для себя годы он это делал, а идея была еще несколькими годами ранее им же сформулирована, но Андреевский монастырь существует с XIII века, как известно, нет письменных тому свидетельств, и был посвящен Преображению, а Преображение — это очень монашеский и очень богословский праздник, потому что богословие святителя Григория Паламы XIV века — это апогей византийского, апогей святоотеческого православного богословия, и здесь с XIII века тем самым монахи воспринимали Преображение как свой престольный праздник.
А. Козырев
— А вот вера Бога, она преображает человека или необязательно? То есть вот человек сначала ищет чего: он ищет какого-то изменения, или он сначала находит веру, а потом через веру меняется?
о. Дионисий
— Вера бывает разная, сначала она маленькая, потом, от веры к вере, духовное восхождение, и по мере усиления, по мере укрепления веры, вера все более и более преображает человека, но без стремления к преображению, без стремления к очищению самого себя, без стремления к настоящему самопознанию, которое не эгоистичное самопознание, а жертвенное самопознание, невозможно обрести такие важные добродетели, как веру, надежду и любовь, из которых, по аретологии апостола Павла, больше — любовь. Получается, что вера — это, с одной стороны, причина, а с другой стороны, следствие. И, как причина она описывается апостолом Павлом, если дословно перевести 1-й стих 11-й главы из Послания к Евреям, то получится такой перевод: «вера есть основание надежды», в этом дословном переводе вера оказывается причиной надежды.
А. Козырев
— Как в синодальном: «уповаемых извещение».
о. Дионисий
— Да, «уповаемых извещение», но в Синодальном переводе определённая интерпретация данного места духовно значимая и полезная, но такая, не абсолютная. Если мы посмотрим в традиции экзегезы, как святые отцы понимали это место, то мы найдём определённый такой средний лейтмотив. Святые отцы, когда будут говорить о взаимосвязи веры, надежды и любви, и о значимости веры, как той добродетели, которая предшествует надежде, они будут использовать часть этого стиха как самодостаточную максиму и вкладывать в эту формулировку очень конкретный смысл о глубокой взаимосвязи веры и надежды при определённом доминировании любви, потому что Григорий Нисский и ряд других святых отцов, они проводят такую необычную для нас мысль, что в Царствии Небесном вера и надежда будут не нужны, потому что там человек окажется перед Богом лицом к лицу, а любовь, как большая из всех, она там останется. Из самой этой мысли можно сделать умозаключение о некоторой относительности веры и надежды, но если мы будем так мыслить, то мы немножко обесценим веру и надежду, и мы не имеем на это право, получается, они абсолютны, но святые отцы, тем не менее, подчеркивают определённую значимость, высоту любви в этой аретологической цепочке.
А. Козырев
— Я вспоминаю почему-то вот Хомякова, его учение о цельном разуме, где вратами является тоже вера, то есть сначала человек верит в то, что познаваемое им есть, то есть он располагает себя к тому, что он хочет познать, потом волей он постигает это, хочет понимать, ну и, наконец, рассудком он укладывает это в какую-то логическую структуру понимания, но вера, опять-таки, является вот теми вратами.
о. Дионисий
— Но врата, понимаете, они бывают разными. Есть врата, которые вводят в город, есть врата, которые вводят в храм, есть врата, которые вводят в монастырь, а есть врата, которые вводят в алтарь. И вот со святоотеческой точки зрения рай, он имеет врата. И ряд добродетелей, которые считаются добродетелями на новоначальном этапе особо важными, как, например, добродетель смирения, эта добродетель преподобным Никитой Стифа́том описывается как врата рая, а любовь— и это парадоксально, описывается им же, — как врата рая, но с диаметрально противоположной стороны. И тогда и вера, как врата, может восприниматься как врата, которые ведут в очень возвышенное пространство, и для того, чтобы прийти в это возвышенное пространство, с точки зрения святоотеческой мысли, сама вера — это очень высокая добродетель, та добродетель, который требует, с одной стороны, духовного подвига, а с другой стороны, она даёт силы для этого духовного подвига. И преподобный Максим Исповедник в одном из вопросоответов к Фала́ссию, он отождествляет веру и Царствие Небесное, и говорит, что «вера — это и есть Царствие Небесное», «Царствие Божие внутрь вас есть», он говорит, что это вера. Но дальше он поясняет, что «вера является невидимым царствием, а царствие является божественно приоткрываемое верой». Такие глубочайшие слова, которые показывают какое-то очень тонкое различие, то есть что вера, как невидимое царствие, как некое семя, как некое начало, как некий призыв, а Царствие Божие, оно начинает божественно приоткрываться в душе по божественной благодати, и так человек через веру идет путем спасения, где всё очень диалектично, где нельзя сказать, что вера — это начало, а потом будет что-то другое, она есть всегда. И эта вера, сама отождествляемая Царствием Божиим, все сильнее и сильнее приоткрывается в той душе, которая ищет Бога, которая идет путем преображения.
А. Козырев
— То есть это как крылья такие, на которых человек летит, и если он теряет веру, то он теряет крылья и падает.
о. Дионисий
— Но, вот если вспомнить того же преподобного Никиту Стифата — просто мне всю жизнь приходится им заниматься, я с академической скамьи начал переводить его творения, сейчас многие переведены, и диссертация была ему посвящена в Духовной академии, и мысль прониклась именно образами преподобного Никиты. Так вот, преподобный Никита, так же, как и другие отцы, например, преподобный Иоанн Дамаскин, считает, что он был знаток философии, но современные исследователи пишут, что преподобный Иоанн Дамаскин черпал философские знания даже для своей «Диалектики» из вторичных источников, то есть уже из неких антологий, сложившихся в христианской традиции. И преподобный Никита Стифат так же, он был монахом, ему некогда было изучать Платона, Аристотеля, но он был знаком, тем не менее, с какими-то максимумами Филона Александрийского, откуда-то он их брал, и вот преподобный Никита Стифат пишет о смирении и любви, как о крыльях, как вы сказали. Ну и, конечно, так же и вера, как утверждение надежды или извещение надежды, это тоже в его системе присутствует. Так же, как и в самой святоотеческой мысли вера в Бога, она описывается, например, как что-то непостижимое, неосязаемое, недосягаемое, то есть вера описывается так, как Бог, вера описывается так, как Царствие Божие, но в конце концов оказывается, что человек, для того, чтобы верить в Бога, он должен разобраться в себе, то есть он должен исправить самого себя.
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами её ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов), мы говорим сегодня о вере в Бога и познании себя. Вообще, вот эта идея познания себя, она ведь пришла из античной философии, семь мудрецов говорили: «познай самого себя» и, по-моему, это было написано на храме Аполлона в Дельфах, на языческом храме, на портике этого храма, человек подходил и вот читал: «познай себя», а как познать себя — ну, прийти к Богу, то есть вот ты пришёл в храм и, наверное, получил какую-то надежду познать себя, сказав: «Ты есть, ты Еси», другая надпись на другом портике этого храма, вот если ты не сказал «Ты еси» Богу, то ты и не познал себя. То есть что же получается, уже для античного человека, для язычника, который не имел ещё Откровения, уже вот эта связь веры и познания была?
о. Дионисий
— Несомненно, она присутствовала, просто, поскольку богов в античной традиции было много, то и такая форма звучала: «познай самого себя, чтобы познать богов». И эта взаимосвязь между самопознанием и богопознанием, она имела место, но, может быть, она у стоиков выражена сильнее, чем в предшествующей до стоиков традиции. Действительно, эта античная максима очень сильная, она, можно сказать, является первоистоком для философского дискурса, и она является первоистоком для богословской мысли, и не просто для богословской мысли, а для богословско-аскетической мысли, потому что святые отцы, они не отказались от этого принципа самопознания, но они его углубили, они его связали с образом Божьим, то есть они обозначили объект этого самопознания, и объектом этого самопознания оказывается образ Божий. Так же святые отцы прекрасно понимали, что сама формула «познай самого себя», она античная, она отсутствует в Священном Писании как таковая, и они пытались найти аналоги для того, чтобы поместить эту античную максимуму о самопознании на богословскую почву, и тогда, конечно, и книга «Исход»: «внимай самому себе», и Климент Александрийский, и ряд других христианских писателей, они отождествили: «познай самого себя и внимай самому себе» и, по сути дела, на святоотеческом языке это было одно и то же. Но когда святые отцы говорили «познай самого себя», они пользовались античным инструментарием, когда они говорили «внемли самому себе», они пользовались библейским инструментарием. Это закончилось тем, что в известнейшем слове святителя Василия Великого на «внемли самому себе» толковании, это слово завершается: «внемли самому себе, чтобы внимать Богу», то есть такая чисто библейская формула, по сути дела, это формула о самопознании, которая связывает воедино самопознание и Богопознание.
А. Козырев
— А вот «внемли» — это что? Понятно, что слово «внимание» здесь: надо услышать что-то, голос Бога услышать в себе? Когда мы говорим «внемли проповеди», я должен услышать проповедь, проповедника, а вот «внемли себе» — это слух, это какое свойство?
о. Дионисий
— Это внутренний слух, это духовный слух, то есть это внимание мы переводим, как «внимать», и мы говорим на службе: «премудрость вонмем», вот это слово «вонмем», то есть мы внимательно относимся к мудрости. Это не только слуховое внимание, это такое всестороннее внимание, то есть это молчание, такая концентрация сил души, беспопечительность, попытка проникнуть в смысл. Может быть, это такой ключевой призыв к понятию, которое мне лично пришлось обозначить в изысканиях, связанных с преподобным Никитой Стифатом, как «преображение чувств», потому что в пифагорейской традиции было представление о соответствии внешних чувств таким определенным аналогам, силам ума, так скажем. Например, зрение соответствует разуму, есть и другие соответствия. И в самой святоотеческой традиции это соответствие, когда Ориген, он не святой отец, даже осужден, но важен для христианского богословия...
А. Козырев
— Учитель Церкви.
о. Дионисий
-... он брал выражение библейское «десятиструнная псалтирь» и соотносил с этой десятиструнной псалтирью внешние и внутренние чувства. Тема очень такая сильная, ёмкая, она присутствует у разных святых отцов, в частности, у святителя Афанасия Александрийского, и в этой теме как раз вот слово «внемли» или внимать«, то есть, возможно как такое переключение, когда человек отключает внешние чувства и включает внутренние чувства, но эта кнопочка, она не материальная, она не механистическая, а она связана с духовным подвигом и в этом внимания столько заложено. То есть, получается, это и знание или попытка познать, и в то же самое время это знание, соединенное с действием, то есть это не бездеятельное знание, и по сути дела, это соответствует античному представлению о любомудре — о философе, потому что кто такой философ с точки зрения самой античной традиции и потом, конечно, еще в больше степени с точки зрения христианской традиции — это любомудр, то есть тот, у кого дело не расходится со словом. Ну, христиане очень обрадовались, потому что они в идеале любомудра получили то, что и нужно было получить — идеал аскета, который при этом ищет истину и наполнен словом, некий ученый-монах любомудр, но в очень широком смысле, то есть любой человек, даже не монах и даже не ученый, он может быть любомудром, если у него слово не расходится с делом, а дело не расходится со словом.
А. Козырев
— А для этого нужно внимание. То, что вы говорите, меня наводит на мысль, что у нас вообще в обществе нет культуры внимания. В школе учительница говорит детям: «вы невнимательны». Но не только дети в школе невнимательны — люди вообще невнимательны, невнимательны к Богу, невнимательны к себе, невнимательны друг к другу, и как бы никто не учит, вот, может быть, Церковь учит вниманию, служба учит вниманию, а по сути дела, никто не учит вниманию.
о. Дионисий
— Ну вот когда человек стоит на молитве, то на него нападает рассеяние, то есть ему приходится сражаться со своими помыслами. И вот всё было хорошо, он вроде забыл о многих мирских проблемах, но вот встал на молитву, и на него обрушивается поток помыслов, и духовная жизнь, она описывается святыми отцами и в традиции Церкви во многом как борьба с помыслами, но сами эти помыслы, они первоначально могут быть прилогами, потом хуже, хуже, хуже, становятся страстями, и в древней традиции, идущей от Евагрия Понтийского, но подхваченной, развитой, углубленной святыми отцами, помыслы равны страстям, равны демонам, и очень важно их преодолеть. Конечно, внимание — это именно преодоление этих помыслов, но само по себе это, может быть, не совсем самостоятельный инструмент, то есть внимание — это результат молитвы, результат безмолвия, уединения, результат добродетельной жизни. То есть это такой не самостоятельный инструмент, это скорее метод, как познай самого себя, то есть обрати внимание на самого себя. А как ты познаешь самого себя? Ты должен себя очистить, и здесь уже возникают другие категории, которые помогают понять, что происходит. Современный греческий богослов, ну, относительно современный, протопресвитер Иоанн Романи́дис, написал книгу «Святоотеческое богословие», в этой книге он оперирует тремя понятиями, он сводит православие к трем понятиям: это очищение, озарение и обожение. И он усматривает эти три понятия везде, и в античной традиции, как в преддверии христианства, и в Ветхом Завете, и в Новом Завете, и во всей святоотеческой традиции, и расхождение Востока и Запада связано у него с тем, что на Западе неправильно понимали эти три категории, то есть буквально три слова описывают православие. Я очень детально читал его книгу, и, можно сказать, делал черновой перевод, который пока не издан, и я задумался: а в действительности как дело обстоит? Можно ли так свести православие к этим трём словам? Тогда я взял греческие термины и стал изучать понятия «очищение» — «кафарсис», «озарение» — «эллапсис», там два понятия: «эллапсис» и есть ещё «фатизмос» — «освящение» — это более библейское слово, которое используется в библейских текстах, а «эллапсис» — более философское слово, которое не используется в библейских текстах, но при этом является доминирующим в Ареопагитиках, и потом у святителя Григория Паламы. И я как-то через изучение этих терминов пришёл к таким ключевым текстам святых отцов, где действительно эти понятия имеют очень большое значение, но всё-таки так прямолинейно обозначить тремя терминами всю православную традицию — это несколько обедняет.
А. Козырев
— Ну, кстати, можно перевести, может быть, я не прав, но и как «просвещение», да?
о. Дионисий
— Да, да.
А. Козырев
— То есть не только озарение, а просвещение нам более понятно. Вот «Свет Христов просвещает всех» написано на храме Московского университета, на Татьянинском храме.
о. Дионисий
— Но здесь надо всё-таки смотреть на греческие эквиваленты, то есть вот «Свет Христов просвещает всех», слово «просвещение», если мы поймём, какой там греческий термин — простите, я всё время настаиваю на греческих терминах, но они позволяют более математически точно отнестись к той святоотеческой традиции, часть которой представлена древнегреческими, так сказать, византийскими текстами, и тогда, оказывается, да, можно перевести как «просвещение», но в сути вещей это не эпоха Просвещения и это не сверхзнание, а это духовное просвещение, то есть очень высокий духовный этап.
А. Козырев
— Мы сегодня с игуменом Дионисием (Шлёновым), наместником Андреевского монастыря в Москве, говорим о вере в Бога и познании себя. И после небольшой паузы мы вернёмся в студию и продолжим наш разговор в эфире Светлого радио, Радио ВЕРА в программе «Философские ночи».
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, игумен Дионисий (Шлёнов), наместник Андреевского монастыря в Москве. Мы говорим сегодня о вере в Бога и познании себя, и в первой части нашей программы мы выяснили, что познание себя, внимание себе — это и есть попытка разглядеть внутри нас образ Божий. А подобие?
о. Дионисий
— Образ и подобие, они, если мы вспомним лекции, которые читались в духовной семинарии, то согласно общепринятой подаче материала есть две точки зрения, они восходят к самой святоотеческой традиции, то есть часть святых отцов учит о том, что образ Божий — то, что дано всем, а подобие надо приобрести через добродетельную жизнь. А некоторые святые отцы отождествляют образ и подобие и говорят, что нельзя говорить о подобии без образа и нельзя говорить об образе без подобия, то есть фактически они тождественны, и тогда нет этого шага от образа к подобию, но есть при этом понимание, что образ может быть омрачён, тогда и подобие будет омрачено. Если мы очистим свой образ, то и подобие, которое сокрыто в этом образе, оно раскроется. Тогда можно спросить, наверное, говорящего, то есть меня самого: к какой точке зрения можно склоняться? И та, и другая точка зрения, по-своему они передают определенную динамику, то есть задачу человека не стоять на месте, находиться в движении, и в святоотеческой традиции очень важно представление об этом движении, о пути, (простите, еще одна тема, но она очень взаимосвязана с этой) это тема пути или тема царского пути, то есть царский путь, как неуклонение ни направо, ни налево, это не только царский путь в догматике, где, например, православие шествует царским путем между крайностями монофизитства и несторианства, к примеру, но это и царский путь в аскетике, когда христианин следует царским путем, например, между невоздержанностью, с одной стороны, и предельным воздержанием, которое проповедовал Евстафий Севастийский, это духовный наставник семьи святителя Василия Великого, в противовес чему святитель Василий Великий сформулировал аскетику весьма строгую, но не такую строгую, как у Евстафия Севастийского. Вот царский путь, и тогда и образ Божий, который в нас, мы пытаемся через ряд духовных предписаний, через жизнь по заповедям Божьим, через послушание Богу, через послушание Церкви, через жизнь в Церкви мы пытаемся исправить свой образ Божий, из мутного зерцала сделать его более чистым зерцалом. В святоотеческой традиции было, насколько я понял, а я это понял через изучение антропологии святителя Иринея Лионского, но эту антропологию пришлось изучать сквозь призму последующей традиции, то есть была попытка понять, а как учение Иринея Лионского об образе Божьем, как об образе образа, есть такое выражение: «образ образа», такое сильное выражение, и оно заставляет задуматься: я являюсь «образом образа», что это вообще значит, это что такое, какой-то святоотеческий неологизм, который просто Ириней Лионский использовал, и потом он повис в воздухе, или эта мысль, она потом была подхвачена отцами, в зависимости от Иринея Лионского, или, может быть, независимо от него?
А. Козырев
— У Платона была идея: «подобие подобий», он так называл произведения искусства, портреты. Может быть, человек — это в каком-то смысле тоже произведение искусства, только в хорошем смысле этого слова, если он работает над собой.
о. Дионисий
— Да, но здесь еще появляется библейская почва, потому что, по-моему, у апостола Павла в Послании к Евреям в 1-й главе используется выражение «образ ипостаси», и, собственно, Христос Спаситель — вторая Ипостась Святой Троицы, Он именуется «образом», и когда Ириней Лионский говорит об «образе образа», то он имеет в виду, что образ Божий нам дан, но мы являемся образом образа, то есть образом Христа Спасителя, который сам именуется образом, получается, образ — это одно из божественных имен Христа Спасителя. И действительно, если мы посмотрим на такие антропологические концепции первых святых отцов и христианских писателей, то мы увидим, что они часто соотносили образ, который в нас, не с тремя Лицами Святой Троицы, это такая классическая схема, которая появляется в антропологии святителя Афанасия Александрийского, может быть, у кого-то раньше, но после святителя Афанасия Александрийского это очень такая устойчивая параллель, которая присутствует в святоотеческой традиции. До святителя Афанасия Александрийского святоотеческой мысли было свойственно исходить из понятия «образ образа», то есть видеть в человеке образ Христа Спасителя. Но, собственно говоря, этот идеал никуда не делся, он остался, наша жизнь должна быть христоподражательной или христоцентричной, мы должны подражать Христу Спасителю, и в позднем византийском богословии это сравнение тоже оставалось. Но у святителя Афанасия Александрийского мы находим: Бог Отец — и в соответствии с первой Ипостасью Троицы человек наделён разумом, Бог-Слово, Бог Сын — и у человека есть логос-слово, Бог-Дух Святой — и человек обладает духом. Такая трёхчастность Троицы отражается в образе Божьем, тогда и задача перед человеком стоит немалая, то есть он должен иметь эти три части в правильном состоянии, его разум, его слово, его дух, они должны стремиться к Богу, они не должны омрачаться грехом, и потом святоотеческая антропология, да и не обязательно потом, я здесь не могу сейчас выстроить такую чёткую хронологию, но представление о разуме, как о главенствующем начале, и трёхчастная схема души по Платону: разум, гнев и гневное начало, и желательное начало, три, в святоотеческой антропологии эта платоновская схема была очень важна, можно сказать, она была такая школьная, хрестоматийная, то есть, возможно, были другие представления, было представление о том, что у души много сил, но эта трёхчастность души, она была такой базовой, и в этой базовой трёхчастности роль разума, как ведущего начала, очень велика.
А. Козырев
— То есть всё-таки в церковном учении разум чего-то стоит, да? Потому что иногда говорят: «надо совлечь с себя разум, наш греховный разум», вот юродство, есть такой тип.
о. Дионисий
— Ну, здесь разум или ум, иногда у славянофилов были такие разделения...
А. Козырев
— Рассудок.
о. Дионисий
— Есть рассудочное такое, земное, а есть разумное, умное, духовное. Но в самой святоотеческой мысли есть представление об уме-разуме, который является высшей силой души, а сама по себе душа — это высшая сила человека. Ну, конечно, у Филиппа Монотро́па всё по-другому в «Диоптрии» XI века, где не душа даёт советы телу, а тело даёт советы душе, плоть советует душе, почему? Потому что душа помрачённая, несовершенная, в своём несовершенстве она оказывается ниже плоти, и плоть, как менее павшая, чем душа, или совсем не павшая, она советует душе..
А. Козырев
— Я думаю, тут ещё такой жанр византийского сатирического диалога, где служанка учит госпожу.
о. Дионисий
— Ну, не в этом суть, вот основная схема — это господство разума, власть разума, сила разума, но внутреннего духовного разума, который, по сути, тождественен духу, тождественен духовной жизни и является источником духовной жизни, это не рациональный разум какого-то там доктора математических наук, а это разум подвижника.
А. Козырев
— Мудрость, да? Если можно так сказать.
о. Дионисий
— Ну, можно так.
А. Козырев
— Мудрый разум, то есть разум, который нацелен на то, чтобы как-то человеку правильно жить, правильно постичь образ Божий в себе.
о. Дионисий
— Но этот разум, он является высшей частью этого образа Божия, и когда он правильно руководит душой, а душа правильно руководит телом, то в таком случае человек идёт путём спасения, идёт царским путём, идёт путём приближения к Богу, постепенно восходит от одного барьера к другому, поэтапно.
А. Козырев
— Царский путь — это же путь для царей, а мы же не цари. Обычный человек, простой, он же не царь, как он может идти царским путём?
о. Дионисий
— «Царский путь» — это такое выражение, которое в «Исходе» встречается, когда Моисей просил царя Эдомского: «Разреши нам пройти царским путём», была система царских путей, а он сказал: «Нет, не разрешаю». И вот этот вопрос Моисея с отрицательным ответом стал основанием для Филона Александрийского, чтобы сформулировать уже такое духовно-нравственное учение о царском пути, а потом для святых отцов, чтобы святые отцы воспользовались образом царского пути для того, чтобы вообще сформулировать принципы христианского вероучения. Душа — да, она трёхчастна, она должна быть очищена, и образ Божий по-своему трёхчастен, но именно трёхчастность образа Божия сравнивалась святыми отцами с тремя лицами Святой Троицы. Трёхчастность души платоновская — я не помню, чтобы святые отцы именно с ней проводили такую троечную параллель.
А. Козырев
— А можно сравнить царский путь с золотой серединой Аристотеля, или это всё-таки разные вещи, вот избегать крайностей?
о. Дионисий
— Я думаю, что можно, но просто золотая середина — это более статичное понятие, а царский путь — это более динамичное понятие. Но, собственно говоря, сочетание статики и динамики, и такое диалектическое сочетание, оно очень свойственно святоотеческой традиции. Я всё, простите, у меня Никита Стифа́т в голове, потому что его читал, переводил, искал к нему параллели и получается, этот автор научил меня как-то так ретроспективно обращаться ко всей святоотеческой традиции. Ну вот у преподобного Никиты Стифата нахожу две категории: «стасис» — стояние, и «кинесис» — движение. Получается, это те категории, которыми пользовался автор Ареопагитик и, по сути дела, преподобный Никита, он где-то повторяет, где-то пользуется уже так более свободно этими категориями, он описывает приближение души к Богу, как приближение к Богу ангельских Небесных Сил, и они находятся в движении, и в то же самое время цель их в том, чтобы оказаться рядом с Богом и застыть рядом с Богом в таком священном стоянии, в священном восторге, в священном безмолвии. А церковная иерархия, у Ареопагита было шесть чинов церковной иерархии, а преподобный Никита Стифат увидел, что нет полной параллели, что девять небесных чинов, и только шесть церковной иерархии в Ареопагитиках, он тогда еще три чина добавил, получилось девять чинов небесной иерархии и девять чинов церковной иерархии, так сформировалось у самого Стифата в XI веке. И смысл чинов иерархии по Ареопагитикам, как такое приближение к Богу, уподобление к Богу, движение, приближение и стояние, и путь души, потому что в трактате «О душе» он описывает, как идет душа, и он использует для этого пути термин «васис», а «васис» — это «база», то же слово, что «база», происходит от слова «вэну» греческого, а «вэну» — это не просто шагать, а это «шагать твердым шагом», то есть когда человек идет, вот он совершает шаг, и он твердо на него опирается, то есть в самом слове «движение» заложена идея не только движения, но и стояния, мы говорим: «база», это что-то твердое, это основание, но это не просто основание, а это результат движения. И вот такая диалектика присутствует не только у одного автора и не только у нескольких авторов, это не просто интеллектуальная конструкция, которую святые отцы придумали для того, чтобы пофантазировать или чтобы выразить результат своих фантазий на бумаге, а это, собственно говоря, суть жизни православного христианина, и действительно, когда наши прихожане или братия обители, каждый индивидуально, сам, когда он живет без движения и без подвига, без труда, без напряжения, поддается обстоятельствам, делает то, что внешне важно, но не придает значения внутренним смыслам или откладывает эти смыслы на потом, или суетливо молится, или пропускает молитву и думает: «завтра помолюсь, завтра буду внимательно относиться к тому, чему сегодня не внимаю, сегодня я не почитаю Священное Писание, а уж завтра почитаю и пойму сполна». А завтра он думает о послезавтрашнем дне, а когда начинает читать, то читает очень невнимательно, в одно ухо влетает, в другое вылетает, потом идет учить других тому, чего не знает и не умеет сам, становится лицемером и привыкает даже к своему лицемерию, пытается себя самооправдать, и вместо того, чтобы смиренно двигаться вперед, он гордо двигается назад.
А. Козырев
— Как и все мы.
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев и наш гость, наместник Андреевского монастыря в Москве, игумен Дионисий (Шлёнов). Мы говорим о вере в Бога и познании себя, и вот этот ваш образ статики и динамики, у русского философа Владимира Ильина была такая работа: «Статика и динамика чистой формы». А Алексей Фёдорович Лосев (монах Андроник) говорил, используя неоплатонический термин, о «единстве подвижно́го покоя самотождественного различия». Не говорит ли нам это о том, что надо иногда делать остановки в нашей жизни, то есть надо двигаться, пребывать в движении, но всё-таки иногда задумываться о том, куда мы движемся, и создавать себе какие-то минуты такого покоя, подвижно́го покоя, чтобы не оказаться вдруг невзначай там, где не нужно?
о. Дионисий
— Здесь мы должны провести такое чёткое различие, то есть то движение, о котором писали святые отцы, это такое духовное положительное движение, которое не противоречит покою. Но есть другое движение, естественно, — это суета нашей жизни, и ход нашей жизни, который часто бывает достаточно обременён суетой, и несомненно, при этом втором варианте очень нужно останавливаться. Если нет возможности совершить длительную остановку, то хотя бы ту краткую остановку совершить, какая только возможна, остановиться хоть на две секунды, хоть на минуту. Это действительно очень важная тема, и очень актуальная, я думаю, для современного человека, потому что люди так устроены, что они хотят как можно больше всего успеть, и набирая обороты, набирая скорость в житейских делах, они иногда могут остановиться, но не хотят останавливаться, или они останавливаются внешне, но они не останавливаются внутренне, а для Бога, для веры спешка не нужна. Один из афонских монахов, очень высокой жизни человек, известный духовный писатель Моисей Агиорит, он выступал с разными докладами духовными в Греции в своё время, и оставил жития афонских подвижников, приезжал в Духовную академию, и в Духовной Академии он услышал слово «аврал» и сказал: «У нас, среди монахов, нет авралов», то есть этим он констатировал, что в жизни присутствует даже не просто остановка, что если человек живёт по заповедям Божьим размеренно, то может, у него вся жизнь такая духовная остановка. Но для современного человека очень важная, такая животрепещущая, актуальная тема, и для тех, для кого она актуальна, очень важно останавливаться. Остановка предполагает исполнение призыва апостола Павла к непрестанной молитве, апостол Павел говорит: «непрестанно молитесь», монахи с трудом исполняют это предписание, миряне благочестивые стремятся, не у всех получается, но те, у кого не получается, они не должны унывать, они должны знать, что они остановились душой и помолились, то есть они эту остановку сделали для Бога, такая остановка, в которой мы забываем о себе и помним о Боге. Надо сказать, что в максимах более поздних, византийских, там была формула не только «познай самого себя, чтобы познать Бога», но и «забудь самого себя, чтобы не забыть Бога». В одном произведении агиографическом есть такая формула.
А. Козырев
— То есть надо забыть себя, но помнить о Боге?
о. Дионисий
— Да, чтобы помнить о Боге, то есть такая память. Это разными мыслями выражается, например, святитель Герман II Константинопольский, это уже же второе тысячелетие, толкуя слова «отвергнись себя и возьми крест свой, и за Мною гряди», известные слова об отречении, призыв Христа Спасителя к своим ученикам после некоторого колебания и сомнений со стороны апостола Петра. И святитель Герман говорит: «Отречься от самого себя и взять свой крест — это означает вообще раздвоиться, то есть выйти за пределы самого себя, относиться к самому себе, как к человеку, который стоит рядом с тобой». Вот до такой степени напряжение, преодоление своего греховного «я» и несовершенства, и это, конечно, необходимо делать во время такой духовной остановки, потому что, когда человек очень спешит и пытается успеть все на свете, то в этот момент он занят внешними делами, у него нет времени для внутреннего сосредоточения.
А. Козырев
— То есть вот движение медленных городов, которое сейчас существует, медленные города, вот Светлогорск у нас в этом движении участвует, где образ черепахи, никуда не спешить, вот это не то, это такая секулярная, светская экологическая параллель, к тому, о чём мы с вами говорим, то есть надо не медленно что-то делать, а делать осмысленно прежде всего.
о. Дионисий
— Все эти образы, в том числе образ остановки, они имеют духовное значение, то есть можно по-разному остановиться, кто-то набрал скорость, и он должен трудиться до конца и без остановок двигаться вперёд, потому что остановка в какой-то ситуации будет тождественна или эквивалентна движению назад, и не всегда можно останавливаться, но для Бога нужна остановка, как и движение для Бога, то есть тот процесс, который происходит не для Бога, а для мира или в соответствии с принципами мира, может быть, сам по себе он нейтральный, не обязательно плохой, но он недостаточен, и поэтому надо всеми силами стараться хранить в своей жизни память о Боге непрестанно или хотя бы время от времени, но не думать, что если мы не можем непрестанно выполнять призыв апостола Павла, тогда мы вообще ничего не делаем и вообще не молимся, всё равно мы стремимся к тому, чтобы память о Боге проникала жизнь. Нельзя сказать, что память о Боге — это то, что только на остановке может позволить себе православный христианин, она всё равно должна проникать всю жизнь, и этим отличается, может быть, верующий человек, действительно, от маловерующего: тем, что у него сильнее живёт вера в душе, и он уже живёт вместе с этой верой, это уже неотъемлемая часть его жизни, и он не может от неё отречься ни на одно мгновение.
А. Козырев
— Как в Ветхом Завете сказано, по-моему, в книге пророка Иеремии: «Пойдём и не утомимся, полетим и не устанем».
о. Дионисий
— Да, так.
А. Козырев
— Меня всё время не покидает мысль, отец Дионисий, что в Андреевском монастыре возвращаются какие-то древние традиции, поскольку здесь всегда с особой чуткостью относились к греческому языку, к греческой богословской традиции. Действительно ли вы сейчас пытаетесь возродить эту традицию учёного монашества, которая в Андреевском монастыре была, и он славился, об этом в начале передачи говорили?
о. Дионисий
— Само понятие учёного монашества, оно не совсем однозначное, потому что, если есть учёное монашество, значит, есть «не учёное монашество», и те, которые будут именовать себя «учёными монахами», у них будет такая почва для гордости, тщеславия, надмения. Да и кто назовёт себя обладающим чем-то, потому что всё большее знание приводит к пониманию своего всё большего незнания. Но, действительно, исторически Андреевский монастыре был воссоздан Фёдором Ртищевым как училищный монастырь. В середине XVII века по трёхчастной схеме «филология, философия, богословие» здесь вёлся такой преподавательский цикл. Фёдор Ртищев — ктитор монастыря, как известно из его жития и жизнеописания, приезжал по вечерам в Андреевский монастырь для того, чтобы брать уроки греческого у монахов, и мне очень радостно, что сейчас мне, как наместнику монастыря, удаётся, я не скажу: возродить ту традицию, которая была, но привнести определённую лепту в то, чтобы Андреевский монастырь стремился к тому, чтобы продолжать оставаться и в то же самое время приобретать что-то новое, как училищный монастырь. Здесь проводятся семинары, занятия аспирантов Московской духовной академии, мне приходится также руководить аспирантурой. Здесь, через изучение греческого языка, через уроки греческого удаётся услышать это живое слово святоотеческой традиции при подготовке к проповедям. Я время от времени открываю греческие первоисточники и нахожу там те толкования, те святоотеческие мысли, которые можно простыми словами, без такой научной детализации, донести до слуха прихожан и чувствую определённый отклик, если прихожанам нравится такое святоотеческое богословие, им нравится святоотеческая аскетика. Прихожане — это очень тонкие люди, вне зависимости от тех специальностей и профессий, которыми они занимаются, и кажется, как будто бы такая аскетика Максима Исповедника для избранных, но она, и не только она из святоотеческом богословия, находит отклик, и это утешает, радует. Мы видим, что сама богословская наука, она очень глубоко взаимосвязана с духовным просвещением, и, может быть, принципы духовного просвещения, они даже сильнее связаны с принципами науки, чем может показаться на первый взгляд. Часто у нас существует отрыв, то есть учёные занимаются такой сухой наукой, и мы это наукообразие видим в разных научных журналах, статьи прекрасны, труд огромный, чтобы их написать, чтобы их издать, но круг читателей этих статей всегда очень узок, даже тогда, когда эта статья имеет очень широкий спектр смыслов и значений, но она написана таким языком, который доступен не всем, а просвещение, знание, образование — это, если хотите, внимание себе, то есть это повторение одного и того же. Например, чем отличается проповедь от научной статьи? Научная статья, она в систематическом виде излагает какую-то систему смыслов, взглядов, а проповедь, она берёт один стих Священного Писания, «да возьмет крест свой», и даже части этого стиха, двух слов, достаточно для того, чтобы сказать проповедь. Но это же не просто повторение, как ликбез, это повторение с углублением. Получается, что проповедь, в отличие от научной статьи, она даже глубже раскрывает тот смысл, который заложен, например, в этих двух словах: «да возьмет крест», она имеет своё духовное значение, и теория, практика...
А. Козырев
— Но проповедь тоже имеет древнюю структуру, то есть это же не просто романтическое какое-то описание, да?
о. Дионисий
— Это такой призыв к душе, обращение к душе, покаяние, то есть проповедь о покаянии, об исправлении, такие духовные смыслы. В Андреевском монастыре в XVII веке, так и говорится в описаниях, была возрождена традиция древнерусской проповеди, потому что после татаро-монгольского ига проповедь уменьшилась.
А. Козырев
— Ну вот «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона — прекрасный образец.
о. Дионисий
— Да, но это древнерусская проповедь, до татаро-монгольского ига.
А. Козырев
— Да, да.
о. Дионисий
— И получается, что эти монахи, которые здесь были, они не просто исправляли тексты, они занимались разными трудами. Епифаний Славине́цкий, он переводил святых отцов, исправлял переводы, составлял духовные гимны, братия Андреевской обители потом пополнила преподавательский состав Славяно-греко-латинской академии, которую создали иеромонахи Софроний и Иоанникий Лиху́ды. Много несли разных трудов, но в XVIII веке Андреевская обитель стала сходить на нет, и в 1764 году, на волне секуляризации Екатерины Великой, она была просто закрыта и превращена в приходские храмы. Но и до 1764 года множество таких тяжелых, драматичных событий, которые, в общем-то, свидетельствуют так или иначе об упадке обители, а основной центр переместился в Славяно-греко-латинскую академию, но самый первый училищный монастырь был устроен здесь, в Андреевской обители. Сейчас, спустя огромное количество времени, я через любовь к греческому языку особо, может быть, как-то пытаюсь ощутить, понять, что же здесь происходило раньше и что мы можем сделать сейчас. То есть мы не должны копировать то, что было раньше, сейчас совершенно другие обстоятельства, в духовных академиях ведется учебный процесс, но, тем не менее, само значение языка, как первоисточника для святоотеческой традиции, оно очень важно.
А. Козырев
— Хочется поблагодарить вас за очень интересный глубокий научный, и в то же время пастырский рассказ о том, как через веру в Бога мы можем познать себя, и пожелать вам помощи Божией в тех делах духовного просвещения, о которых вы говорите, потому что огромное богатство святоотеческого наследия, во многом еще не переведенное, а если и переведенное, то не прочитанное вот таким обыденным прихожанином через вас, через ваши труды становится доступным, открывается людям. Поэтому помощи Божией вам в этом служении, и спаси вас Господи за эту интересную и глубокую беседу. Я напомню нашим радиослушателям, что в гостях у нас сегодня был наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов). До новых встреч в эфире Светлого радио, Радио ВЕРА, в программе «Философские ночи».
Все выпуски программы Философские ночи











